|
О. Иванов (продолжение)
В университетской политике
Уварова встречаются не только
позитивные, но и негативные меры,
среди которых следует отметить
введение в 1839 г. платы за обучение в
университетах. Эта мера была вызвана
стремлением Уварова сократить
количество студентов — выходцев из
недворянских сословий, поскольку
именно в разночинцах Уваров не без
оснований видел поклонников «революционных
идей». С другой стороны, Уваров, твердо
стоявший на принципах сословного
образования, хотел превратить
университеты преимущественно в
дворянские учебные заведения. Именно
поэтому в последующие 10 лет плата за
обучение повышалась дважды и к 1849 г.
достигла 50 руб. серебром в столичных (Москва,
Петербург) и 40 руб. серебром в
провинциальных университетах51.
Другой непопулярной мерой стало
введение высокооплачиваемой
должности инспектора по надзору за
студентами, который был обязан не
допускать среди подопечных никаких «сговоров,
сходбищ и тайных обществ», а наоборот,
развивать у студентов
верноподданнические чувства52.
Одновременно с изменениями в
университетской жизни менялось и
положение лицеев. Так, Демидовский
лицей получил статус высшего, а
Нежинский и Ришельевский, уже имевшие
такой статус, — новые уставы.
Развитие России требовало
специалистов, обладающих
техническими знаниями. Поэтому со
второй половины 30-х гг. при гимназиях,
наряду с классическими, начинают
открываться реальные классы. Подобные
процессы начинаются и в высшей школе.
С санкции Уварова при университетах
организовывали специальные курсы (технические,
агрономические и другие), в городах,
где университетов не было,
проводились публичные чтения, лекции
и т.п. Так, при Санкт-Петербургском
университете читались лекции по
сельскому хозяйству, лесоводству и «торговому
счетоводству», при Московском — курсы
агрономии, технической химии,
практической механики и
начертательной геометрии.
Ришельевский лицей создал
специальные кафедры сельского
хозяйства и лесоводства. Эти
мероприятия, несомненно,
способствовали повышению уровня
специальных знаний у населения.
Политика министерства в
области среднего образования
сводилась к повсеместному
распространению классического
образования, т.е. такой системы
обучения, которая была основана на
преподавании латинского и
древнегреческого языков. Горячий
поклонник античной культуры, Уваров
еще в 1818 г. провозгласил, что «введение
основательного классического
образования — вот цель, к которой мы
должны стремиться всеми силами!»53.
Получив портфель министра, Уваров
стал воплощать этот лозунг в жизнь.
Важным направлением
политики в области просвещения была
русификация Польши и Остзейского края.
Такую задачу Уварову поставил лично
Николай I в 1833 г.54. Причиной особого
внимания императора к западным
губерниям России и Царству Польскому
стало восстание 1830–1831 гг., в
организации которого значительную
роль сыграло польское дворянство и
католическое духовенство. Сразу после
восстания был ликвидирован Виленский
университет. Вместо него на базе
Волынского лицея открыли университет
святого Владимира в Киеве, который, по
замыслу Уварова, должен был «сглаживать
те резкие характеристические черты,
которыми польское юношество
отличается от русского, и в
особенности подавлять в нем мысль о
частной народности, сближать его
более и более с русскими понятиями и
нравами, передавать ему общий дух
русского народа»55. В 1840 г.
ликвидируется Виленская медико-хирургическая
академия, которую, как полагал Уваров,
поляки «хотели сделать последним
убежищем ложного патриотизма»56.
На базе академии открыли медицинский
факультет в Киевском университете.
С того же 1840 г. в западных
губерниях начинается организация
закрытых учебных заведений для
местных дворян, которые создавались
по образцу пансионов и учреждались
при всех гимназиях и уездных училищах.
Уваров изыскал возможность
установить надзор за
вольноприходящими учениками, для
которых были созданы специальные «общие
квартиры под присмотром особых
надзирателей»57. Все эти меры
предпринимались министром с целью
вырвать молодое поколение дворян
западных губерний из-под
родительского влияния, которое
характеризовалось антирусской
направленностью, поэтому было
запрещено преподавание польского
языка и повсеместно введено
преподавание русского.
Еще более жестко Уваров
действовал по отношению к Царству
Польскому. В 1839 г. был создан
Варшавский учебный округ с целью «согласить
во всех отношениях ход
приуготовительного учения для
вступления воспитанников учебных
заведений Царства в университеты
русские»58. Сюда, на вакантные
должности, министр стремился
назначить в первую очередь русских по
происхождению учителей и чиновников.
Другая мера, которая казалась Уварову
эффективной, состояла в обучении
польских студентов в русских
университетях. Он полагал, что поляки,
прожившие 3–4 года среди русских людей,
вдали от привычной обстановки,
ознакомившись с русским языком и
русской культурой, проникнутся
русской народностью и забудут свои
пропольские настроения.
Действительно, проводившаяся
Уваровым русификация Царства
Польского очень быстро начала давать
свои плоды: с одной стороны, все
большее число поляков, воспитанных в
духе «Православия, самодержавия,
народности», становились «достойными
орудиями правительства», но с другой
– росло озлобление шляхты на русское
правительство и на Россию в целом.
Сложнее было с остзейскими
немцами, в которых Николай I видел
опору престола. Местные бароны имели
тесные связи с германскими
государствами, поэтому каждый шаг
русского правительства, направленный
на ограничение немецкого влияния в
регионе, моментально становился
известным в Германии. В немецкой
прессе начиналась яростная
антирусская кампания, сильно
осложнявшая работу русской
дипломатии. Так, в конце 30-х гг. в
Германию попало секретное письмо
Уварова к попечителю Дерптского
учебного округа, в котором министр
выражал пожелание, чтобы должности
директоров гимназий занимали
исключительно русские по
происхождению чиновники. В итоге
германские газеты «с ужасом возопили
против варварской меры министра!»59. И
такие случаи не были единичными.
Поэтому деятельность министерства в
Остзейском крае сводилась к
распространению русского языка путем
перевода преподавания с немецкого на
русский, увеличения количества
преподавателей, владеющих русским
языком, и унификации учебной системы
округа с общероссийской.
Важной сферой деятельности
Уварова стало распространение
восточных языков и словесности в
высших и средних учебных заведениях
страны. По уставу 1835 г. при
университетах организовывались
специальные кафедры восточной
словесности для изучения арабского,
персидского и турецкого языков. На
особом счету находилась у министра
Казань, которая в его глазах
представала «удобным средоточием для
ученых исследований наречий и племен
Востока», где «изучение наречий
азиатских вступает в разряд
практических занятий»60. Поэтому
при Казанском университете открыли
восточное отделение, на котором
изучали 8 различных языков, в том числе
монгольский, нигде больше в Европе не
изучаемый. Восточные языки
преподавались также в 1-й Казанской и
Астраханской гимназиях. Стала
издаваться литература на языках
народов Азии, вышли из печати первые
словари. В целом в годы управления
Уварова министерством народного
просвещения русская ориенталистика
продвинулась вперед.
С именем Уварова связано
создание «Журнала министерства
народного просвещения», первый номер
которого вышел в январе 1834 г. По
воспоминаниям известного журналиста,
историка и профессионального
редактора А.В. Старчевского, Уваров
сам разработал план «Журнала...»,
сформировал рубрики, определил сумму
гонораров за статьи и «пригласил
сотрудников из профессоров
университетов, учителей гимназий и
других учебных заведений и прочей
пишущей братии, служившей по тому же
министерству»61. Несмотря на
попытки Уварова расширить круг
читателей журнала путем публикации
статей по истории и филологии, он
оставался гораздо более узким по
сравнению с «Библиотекой для чтения»
или «Современником». И в то же время
следует заметить, что среди
ведомственных журналов «Журнал
министерства народного просвещения»
был наиболее интересным.
В декабре 1832 г. во время
ревизии Московского университета
Уваров предложил университетским
преподавателям издавать свой журнал.
Новое издание товарищ министра
затевал с целью «доставлять читающей
публике, особенно молодым людям, пищу
чистую, зрелую, предохранительную,
сообразную с умственными силами
молодых читателей»62.
Преподаватели откликнулись на это
предложение, и уже в следующем, 1833 году.,
«Ученые записки Московского
университета» стали выходить в свет.
Первая книга «Ученых записок»,
которую Уваров лично представил
Николаю I, удостоилась «всемилостивейшего
одобрения»63.
Еще одним направлением
политики министерства стало
установление контроля над
негосударственными учебными
заведениями и домашними наставниками.
Первым шагом Уварова стало введение
должности инспектора в столичных
частных учебных заведениях. Затем
появилось «Положение о частных
учебных заведениях», по которому
частные пансионы приравнивались к
государственным училищам. Для тех и
других вводились одинаковые
программы. Так негосударственные
учебные заведения попадали под
государственный контроль. Подвергся
реформированию институт домашних
наставников — соответствующее
положение вышло 1июля 1834 г.64 По
новому положению домашние учителя
считались состоящими на
государственной службе и имели право
на получение в случае потери
трудоспособности или достижения
пенсионного возраста денежного
пособия. Вводился обязательный
экзамен на звание домашнего
наставника. Резко сокращалось
количество иностранцев-гувернеров.
Эта реформа, несомненно, носила
положительный характер, так как
домашнее образование не давало
систематических и разносторонних
знаний. Иностранцы, желавшие
воспитывать детей дворян и охотно
ехавшие в Россию, порой сами слабо
разбирались в тех науках, которые
собирались преподавать. Большинство
из них передавали воспитанникам
вместе со знанием иностранного языка
свои взгляды, идеи, которые зачастую
носили антирусский, антицерковный,
антигосударственный характер.
Император высоко оценил
деятельность Уварова на посту
министра, пожаловав ему в 1844 г. орден
святого Александра Невского, а в 1846 г.
«во изъявление особенной
признательности к неусыпным трудам
его на поприще государственной службы»
- графский титул65. На гербе нового
графского рода был высечен знаменитый
девиз: «Православие, самодержавие,
народность».
Тем не менее в 1848 г.
положение Уварова пошатнулось. В
начале этого года С.Г. Строганов и М.А. Корф
подали особые «записки» Николаю I, где
сообщали «об ужасных идеях, будто бы
господствующих в нашей литературе,
особенно в журналах, благодаря
слабости министра и цензуры»66.
Император, обеспокоенный начавшимся в
Европе революционным брожением,
моментально отреагировал: 27 февраля
1848 г. учреждается секретный комитет
под председательством морского
министра А.С. Меншикова, его задачей
было проверить работу цензуры, и
публикации последних месяцев в
столичных газетах и журналах. Комитет,
изучив современное состояние русской
литературы, пришел к выводу, что
ничего опасного в ее «направлении»
нет и требуется «только лучше
устроить цензуры и это дело уже можно
поручить самому министру просвещения»67.
Уваров также не сидел сложа
руки. Он попытался исправить
положение, представив императору в
марте 1848 г. доклад «О цензуре», в
котором оценивал свою собственную
политику в этой области за 15 прошедших
лет68. Доклады Меншикова и Уварова
произвели на царя хорошее впечатление,
но не успокоили его и не сняли всех
опасений. Поэтому 2 апреля 1848 г.
появился еще один секретный комитет
под председательством Д.П. Бутурлина,
полномочия которого распространялись
уже на всю русскую литературу. В
результате цензура фактически
оказалась выведенной из ведения
министерства народного просвещения.
Теперь ею руководил особый секретный
комитет, который представлял для
министра гораздо большую опасность,
чем комитет Меншикова, поскольку
Бутурлин был личным врагом Уварова и
желал занять его кресло. Но Уваров на
этот раз устоял. Несмотря на
продолжавшиеся нападки на цензуру и
просвещение, положение министра при
дворе снова укрепилось. «Ему дали
пощечину, — писал в 1848 г. об Уварове А.С.
Хомяков, анализируя по горячим следам
сложившуюся ситуацию, — после которой
можно бы выйти в отставку, но у всякого
свой вкус, Уваров обтерся, съездил в
Брест и вышел чист»69. Впрочем,
передышка была недолгой: подлинная
гроза разразилась над головой Уварова
в следующем, 1849 г.
В конце 1848 г. по Петербургу
стали распространяться слухи о том,
что скоро университеты закроют.
Уваров решил опровергнуть эти слухи и
вместе с тем в который раз заявить о
важности университетов для
государства и пользе высшего
образования. В марте 1849 г. в журнале «Современник»
появляется статья «О назначении
русских университетов и участии их в
общественном образовании». Эта вполне
благонамеренная статья попала в поле
зрения комитета, который, обнаружив в
ней крамольные мысли, запросил
министра просвещения об ее авторе и
цензоре. Уваров ответил, что статья
написана профессором, ректором
Главного педагогического института И.И.
Давыдовым по его личному распоряжению
и опубликована с собственноручными
исправлениями. Свою позицию Уваров
аргументировал тем, что публикация
такой статьи в настоящее время
необходима для успокоения
сотрудников и студентов. По
свидетельству А.В. Никитенко, статья «произвела
сильное впечатление на людей со
здравым смыслом и на тех, кому дорога
наука», и «достигла своей цели, ибо с
появлением ее в печати все
успокоились»70. Статья «произвела
впечатление» не только на русское
общество, но и на императора. После ее
публикации вышло распоряжение
Николая I о запрещении печатно
обсуждать университетский вопрос, а
Уваров окончательно потерял вес в его
глазах. Он понимал шаткость своего
положения, но держался за кресло
министра, полагая, что он единственный
человек, способный сохранить
просвещение в России. К напряженной
ситуации на службе добавились
трагические события в семье, и он не
выдержал. Смерть жены летом 1849 г.
окончательно сломила Уварова. В
сентябре он перенес «нервический удар»,
который послужил формальным поводом
для ухода в отставку. 20 декабря 1849 г.
Уваров подает прошение об отставке по
состоянию здоровья. Император
принимает отставку с поста министра,
но Уваров сохраняет за собой пост
президента Академии наук и должность
члена Государственного совета. В 1850 г.
Уваров получил последнюю официальную
награду — орден святого Андрея
Первозванного. Награждение высшим
орденом Российской империи
свидетельствовало о признании
императором заслуг отставного
министра. Но к активной
административной деятельности Уваров
уже не вернулся.
Будучи министром, Уваров
мало внимания уделял литературной
работе. Его творческая деятельность
по сравнению с 1810–1820-ми гг. была
небольшой. Немногочисленные
сочинения, написанные им в 30–40-е гг.,
отличаются лаконичностью и носят,
скорее, очерковый характер. Вместе с
тем для творчества Уварова в этот
период характерно жанровое
разнообразие. Среди его работ
встречаются путевые очерки,
произведения мемуарного и
историософского характера. Наиболее
крупной работой, написанной в 40-е гг.,
стала брошюра «Общий взгляд на
философию словесности»71. Изданная
в 1840 г. в Петербурге на французском
языке, она только через 8 лет вышла в
русском переводе. В ней Уваров
проводит мысль о двух видах
литературы, которые проистекают из
двух типов цивилизаций: древней,
дохристианской, и новой, христианской.
Выявляя отличительные особенности
древней литературы по сравнению с
новой, Уваров подчеркивал
ограниченность, материализм и
политеизм, характерные для
мировоззрения древнегреческого
общества. Даже расцвет античного
искусства Уваров объяснял влиянием
материализма, который «был в древнем
мире истинным источником вдохновения
в искусствах и силе политической»72.
Причины господства материализма
Уваров видел в отсутствии четких
духовных ориентиров у древнего
общества, в его привязанности к
земному, что привело древних людей к
идеализации внешнего мира и
стремлению достичь совершенства в
земной жизни. Мастера Древней Эллады,
стремившиеся к возвышенному,
всеобъемлющему, вечному, искали и
находили свой идеал «в
воспроизведении пластических форм»,
достигая при этом «высшей степени
совершенства», поскольку для древнего
общества «все источники, из которых
черпает христианская мысль, были
сокрыты»73.
Переломить сложившуюся
ситуацию оказалось под силу только
христианству, с приходом которого в
развитии мировой истории и литературы
наступила новая эпоха. Кратко
характеризуя значение христианства в
истории новой литературы, Уваров
указывал, что все национальные
литературы, несмотря на изменения,
которым они подвергались на
протяжении минувших столетий,
являются прежде всего христианскими.
Высоко оценивая роль христианства в
мировой истории, он отмечал его
значительное влияние на все сферы
человеческой деятельности, в том
числе и на литературное творчество.
Начиная с 40-х гг., Уваров все
чаще обращается к жанру воспоминаний.
Небольшие по объему статьи на
французском языке представляют собой
мемуарные отрывки, или скорее
биографические этюды об известных
деятелях политического,
литературного и научного мира.
Отличительная черта всех работ -
господство анализа над чистым
описанием. Он стремился оценить их
деятельность, ее значение, пытался
определить, что двигало ими,
заставляло совершать те или иные
поступки. Так, оценивая деятельность
Штейна и Поццо ди Борго, Уваров писал,
что борьба с Наполеоном объединила
этих абсолютно разных людей, они, по
образному выражению Уварова, «являлись,
каждый по себе, прочными осями системы,
основанной с особенным искусством,
ибо она не обнаруживалась ничем и не
подчинялась никакому принятому
символу, кроме ниспровержения его (Наполеона.
— И.О.) самовластительства»74.
Уваров, относясь с большим уважением к
героям своих воспоминаний, тем не
менее невысоко оценивал результаты их
деятельности, которой они занялись
после победы над Наполеоном, когда их
пути разошлись. По мнению Уварова, оба
«разочаровались в мечтах целой жизни,
заветных убеждениях, которым
предавались телом и душой», поскольку
не достигли тех целей, которые себе
поставили75.
В «Литературных
воспоминаниях», написанных в начале 50-х гг.
и посвященных деятельности «Арзамаса»
и кружка Оленина, Уваров оценивал
ситуацию, сложившуюся в литературе в
первой четверти ХIХ в., роль кружков в
литературном процессе, характер их
деятельности и взаимоотношения
участников76. Оценка, данная
Уваровым литературным кружкам, и в
настоящий момент представляет
значительный интерес для
исследователей.
В 1851 г. Уваров выступил с
дискуссионной статьей, в которой
поставил вопрос о степени
достоверности истории77. Он
подчеркивал, что древняя история
основана на догадках, недостоверна,
поскольку основные источники, на
которые опираются историки, созданы
древними авторами. Историк из-за
отсутствия других источников не может
подвергнуть критическому анализу
труды древних историков и вынужден
принимать все на веру. Попытка Б.Г.
Нибура и А.Ф. Вольфа подвергнуть
критическому анализу сочинения
древних авторов, несмотря на
достигнутые результаты, не привела к
научной революции. Не лучшим образом
обстоят дела с европейской историей Х–ХVIII
вв. Здесь историк сталкивается с
обилием источников, огромным
количеством фактов, мнений, взглядов,
обработать которые он зачастую не в
состоянии. Другой проблемой новой
истории является, по Уварову, обилие
сочинений на исторические темы,
количество которых растет с каждым
годом. Через два-три столетия историк
просто физически не сможет изучить
сотни томов, посвященных анализу того
или иного исторического события.
Против мнения Уварова выступил
профессиональный историк, профессор
Московского университета П.Н.
Кудрявцев, который в обстоятельной
статье с блеском опроверг все
основные выводы Уварова, заметив,
впрочем, что автор статьи, несомненно,
прав, если желает добиться «от науки
полной и во всех отношениях
совершенной истины, так, чтоб в
избранном предмете исследования не
оставалось ничего более ни темного, ни
спорного»78. В таком случае никакая,
даже первоклассная монография не
выдержит критики.
Вопросы исторической
достоверности Уваров разрабатывал,
живя в своем имении Поречье. Это
имение играло совершенно особую роль
в жизни Уварова. Здесь он отдыхал
телом и душой от столичной жизни,
служебных проблем, занимался наукой,
много читал, общался со своими
друзьями. Сюда Уваров стремился
попасть каждое лето. Частыми гостями
Поречья были друзья Уварова —
профессора Московского университета
М.П. Погодин, С.П. Шевырев, И.И. Давыдов,
Д.М. Перевощиков, И.М. Симонов. Летом 1848
г. после многократных приглашений
хозяина Поречье посетил знаменитый
русский историк, блестящий лектор,
профессор Московского университета Т.Н.
Грановский. Все профессора,
приглашаемые в Поречье Уваровым,
должны были читать лекции, каждый по
своей теме. Благодаря дружеской,
непринужденной и вместе с тем
творческой атмосфере,
господствовавшей в Поречье, где «время
проходило в живом сообщении мыслей о
науках, словесности, искусствах»79,
небольшое имение Уварова заслужило
прозвище «русских Афин».
В Поречье Уваров собрал
богатую библиотеку, основу которой
составляли труды филологов-классиков,
историков и географов.80 Сочинения
Геродота, Тита Ливия, Б.Г. Нибура, Ф.
Гизо, И.-Ф. Гроновия, Д. Гейнзиуса, Т.
Стенли, Р. Риттера и других ученых
заполняли книжные полки. Здесь
встречались и библиографические
редкости, книги, изданные в ХV–XVI вв., и
новейшие европейские издания.
Значительное место в домашней
библиотеке Уварова отводилось поэтам
и прозаикам, как древним, так и новым.
Помимо библиотеки в Поречье имелась
коллекция произведений искусства, в
том числе несколько античных
памятников. Свою художественную
коллекцию Уваров собирал на
протяжении всей жизни и очень ею
дорожил.
Последние годы жизни Уваров
проводил в Поречье, на зиму
перебираясь в Москву. Здесь он и умер 4
сентября 1855 г., покинув земной мир
накануне крупных преобразований,
которые предстояло вершить поколению,
воспитанному в «уваровских»
гимназиях.
Итоги деятельности Уварова нельзя
оценить однозначно. С одной стороны,
Уваров не выполнил той программы,
которую определил в качестве основы
своей министерской деятельности еще в
начале тридцатых годов. Он не создал
класса национально мыслящей
интеллигенции, не предохранил «русское
юношество» от проникновения западных
радикальных идей, не создал системы
образования, основанной на
национальных принципах. С другой
стороны, расширение сети учебных
заведений, покровительственное
отношение к отечественной науке,
развитие высшего образования,
сокращение домашнего и частного
воспитания способствовало повышению
уровня образования у населения.
Политика Уварова в области
просвещения при всех ее противоречиях,
просчетах и недостатках объективно
способствовала дальнейшему
становлению и укреплению системы
народного образования в России.
---------------------
1 См.:
Давыдов И.И. Воспоминание о графе С.С.
Уварове // Ученые записки Академии
наук по 2-му отделению. 1856. Кн. 2. Вып. 1. С.
ХХХIII–CXLIII; Плетнев П.А. Памяти графа
Сергея Семеновича Уварова. СПб., 1855;
Погодин М.П. Для биографии графа
Сергея Семеновича Уварова // Русский
архив. 1871. № 12. Стб. 2103–2108.
2 См.:
Рождественский С.В. Исторический
обзор деятельности министерства
народного просвещения. (1802–1902). СПб.,
1902.
3 См., напр.:
Каптерев П.Ф. История русской
педагогики // Педагогика. 1994, № 3. С. 59–72;
Миропольский С. Школа и государство.
Обязательность обучения в России. СПб.,
1910. С. 63–72; Исключение составляет: Шмид
Е. История средних учебных заведений в
России. СПб., 1878.
4 См.:
Акульшин П.В. Граф С.С. Уваров и его
роль в жизни российского общества //
Педагогика. 1993. № 4. С. 92–97.
5 См.:
Шевченко М.М. Сергей Семенович Уваров
// Российские консерваторы. М., 1997. С. 96–136.
6 См.:
Дурылин С.Н. Госпожа де Сталь и ее
русские отношения // Литературное
наследство. Т. 33–34. М., 1939. С. 255.
7 См.:
Флоровский Г.В. Пути русского
богословия. Вильнюс, 1991. С. 140–141.
8 А.И.
Тургенев — Н.И. Тургенев. 16 февраля 1810
г. // Арзамас. Кн. 1. М., 1994. С. 150.
9 См.:
Уваров С.С. Мысли о заведении в России
Академии Азиатской // Вестник Европы.
1811. № 1. С. 27–52; № 2. С. 96–114.
10 Вермель
Ф., Степанов М. Жозеф де Местр в России
// Литературное наследство. Т. 29–30. М.,
1937. С. 683.
11
Подробнее о проекте Г.Я. Кера см.:
Савельев П.С. Предположение об
учреждении Восточной Академии в
Петербурге 1783 и 1810 г. // Журнал
министерства народного просвещения.
1856. № 2. С. 26–35.
12
Подробнее о кружке А.Н. Оленина см.:
Уваров С.С. Литературные воспоминания
// Арзамас. Т. 1. 1994. С. 37–41; Гиллельсон М.И.
Молодой Пушкин и арзамасское братство.
Л., 1974. С. 3–37; Тимофеев Л.В. В кругу
друзей и муз: дом А.Н. Оленина. Л., 1983.
13 См.:
Гиллельсон М.И. Указ. соч. С. 20.
14
Подробнее об этом см.: Егунов А.Н. Гомер
в русских переводах ХVIII–XIX веков. М.;
Л., 1964. С. 174–187.
15 Уваров С.С.
О преподавании истории относительно к
народному воспитанию. СПб., 1813.
16 См.:
Уваров С.С. Император Всероссийский и
Бонапарт. СПб., 1814.
17 См.:
Вигель Ф.Ф. Записки // Русские мемуары.
1800–1825. М., 1989. С. 521.
18 Цит. по:
Протоколы организационного заседания
// Арзамас. Т. 1. С. 265.
19 См.: В
Арзамасское общество безвестных
людей от члена Старушки донесение //
Там же. С. 438–440.
20 См.:
Уваров С.С., Батюшков К.Н. О греческой
антологии // Арзамас. Т. 2. М., 1994. С. 100–115.
21 Там же. С.
102.
22 См.:
Уваров С.С. Речь президента
Императорской Академии наук,
попечителя Санкт-Петербургского
учебного округа в торжественном
собрании Главного педагогического
института 22 марта 1818 г. СПб., 1818.
23 Там же. С.
42.
24 Цит. по:
Пугачев В.В. К вопросу о политических
взглядах С.С.Уварова в 1810-е гг. //
Ученые записки Горьковского
государственного университета. Сер.
историко-филологическая. 1964. Вып. 72. Т.
1. С. 130.
25 Список
трудов см.: Погодин М.П. Указ. соч. Стб.
2106–2107.
26 См.:
Рождественский С.В. Указ. соч. С.69; Шмид
Е. Указ. соч. С. 86–89, 125.
27 Цит. по:
Рождественский С.В. Указ. соч. С. 123.
28
Григорьев В.В. Императорский Санкт-Петербургский
университет в течение первых
пятидесяти лет его существования. СПб.,
1870. С. 38.
29 См.: Шпет
Г.Г. Очерк развития русской философии
// Шпет Г.Г. Сочинения. М., 1989. С. 43.
30 Комков Г.Д.,
Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук
СССР: Краткий очерк. М., 1974. С. 163.
31 См.: Там
же.
32 См.:
Плетнев П.А. Указ. соч. С. 25–26.
33
Подробнее о юбилее см.: Сухомлинов М.И.
Пятидесятилетний и столетний юбилеи
Санкт-Петербургской Академии наук //
Русская старина. 1877. № 1. С. 13–20.
34 См.:
Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К.
Указ. соч. С. 165.
35 См.:
Устав Санкт-Петербургской Академии
наук // Сборник постановлений по
министерству народного просвещения. Т.
2. Ч. 1. СПб., 1865. Стб. 740–778.
36 См.:
Вернадский В.И. Очерки по истории
Академии наук // Вернадский В.И. Труды
по истории науки в России. М., 1988. С. 242.
37 См.:
Булгаков А.Я. Отрывок из записок
старого дипломата //
Библиографические записки. 1858, № 10.
Стб. 298.
38 См.:
Пыпин А.Н. История русской этнографии.
Т. 1. СПб., 1890. С. 380.
39 Текст
меморандума см.: Зорин А.Л. Идеология «Православие
— самодержавие — народность»: опыт
реконструкции // Новое литературное
обозрение. 1997. Т. 26. С. 96–100.
40 См.:
Доклады министра народного
просвещения С.С.Уварова императору
Николаю I // Река времен. Кн. 1. М., 1995. С.
70–72.
41 Зорин А.Л.
Указ. соч. С. 96.
42 Доклады
министра народного просвещения... С. 70.
43 См.:
Зорин А.Л. Указ. соч. С. 97–98; Доклады
министра народного просвещения... С. 71.
44 См.:
Отчет, представленный Его
Императорскому Величеству по
министерству народного просвещения
за 1833 год // Журнал министерства
народного просвещения. 1834. № 3. С. CLXII.
45 Там же. С.
ССXXV.
46 См.:
Обозрение действий правительства за
истекшее пятилетие // Журнал
министерства народного просвещения.
1839. № 1. С. 7–8; Десятилетие
министерства народного просвещения.
СПб., 1864. С. 2–4; 106–108.
47 Два
письма министра просвещения графа С.С.
Уварова к шефу жандармов графу А.Х.
Бенкендорфу // Русский архив. 1885. Кн. 1. С.
368.
48 Цит. по:
Барсуков Н.П. Указ. соч. Кн. 4. СПб., 1891. С.
827.
49 См.:
Общий устав императорских российских
университетов // Сборник
постановлений по министерству
народного просвещения. Т. 2. Ч. 1. СПб.,
1865. Стб. 742–770.
50 См.:
Положение об учебных округах // Там же.
Стб. 730–735.
51 См.:
Егоров Ю.Н. Реакционная политика
царизма в вопросах университетского
образования в 30–50-е гг. XIX века //
Научные доклады высшей школы.
Исторические науки. 1960. № 3. С. 65.
52 Цит. по:
Егоров Ю.Н. Указ. соч. С. 68.
53 Цит. по:
Григорьев В.В. Указ. соч. С. 27.
54 См.:
Казаков Н.И. Об одной идеологической
формуле Николаевской эпохи // Контекст.
М., 1989. С. 11.
55 Десятилетие
министерства народного просвещения...
С. 38.
56 Там же. С.
44.
57 Там же. С.
43.
58 Цит. по:
Рождественский С.В. Указ. соч. С. 240.
59 Эпизод
из жизни И.И. Введенского //
Исторический вестник. 1888. № 10. С. 163.
60
Десятилетие министерства народного
просвещения... С. 23–24.
61
Старчевский А.В. Воспоминания старого
литератора // Исторический вестник. 1888.
№ 10. С. 110.
62 Барсуков
Н.П. Указ. соч. Кн. 4. С. 85.
63 Там же. С.
149.
64
Положение о домашних наставниках //
Сборник постановлений... Т. 2. Ч. 1. Стб. С. 578–592.
65 См.:
Журнал министерства народного
просвещения. 1846. № 9. Отд. 1. С. 46.
66
Никитенко А.В. Дневник. Т. 1. М., 1955. С. 311.
67 Хомяков
А.С. Политические письма // Вопросы
философии. 1991. № 3. С. 114.
68 См.:
Доклады министра народного
просвещения... С. 72–77.
69 Хомяков
А.С. Указ. соч. С. 114.
70 Никитенко
А.В. Указ. соч. С. 331.
71 См.:
Уваров С.С. Общий взгляд на философию
словесности. СПб., 1848.
72 Там же. С.
10.
73 Там же. С.
9.
74 Уваров С.С.
Штейн и Поццо ди Борго. Дерпт, 1847. С. 7.
75 См.: Там
же. С. 23.
76 См.:
Уваров С.С. Литературные воспоминания
// Арзамас. Т. 2. С. 37–41.
77 См.:
Уваров С.С. Совершенствуется ли
достоверность историческая. Дерпт, 1852.
78
Кудрявцев П.Н. О достоверности истории
// Кудрявцев П.Н. Сочинения. Т. 1. М., 1887. С.
28.
79 Там же. С.
СХLI.
80 См.: Там
же. С. СХХХIХ.
|
