|
О. Иванов
С.С. Уваров, министр
народного просвещения времени
правления Николая I, остался в
истории русской мысли как творец так
называемой «теории официальной
народности», выраженной емкой и
четкой формулировкой: «Православие —
самодержавие — народность».
Созданная Уваровым идеология, на
протяжении десятилетий определявшая
политическое лицо российского
самодержавия, оказавшая значительное
влияние на развитие русской
общественной мысли, неоднократно
привлекала внимание отечественных
историков. За минувшие годы доктрине
давались самые разные,
преимущественно негативные оценки, в
то время как жизнь и деятельность
Уварова оставались в тени.
Между тем деятельность
одного из виднейших представителей
русской консервативной мысли и
крупного государственного деятеля не
ограничивалась только рамками
народного образования. В молодости —
дипломат, политический публицист и
ученый, чьи научные интересы лежали в
области востоковедения и
классической филологии, участник
литературного общества «Арзамас»,
Уваров получил известность благодаря
своей административной деятельности
на посту президента Академии наук,
способствуя возрождению
академической науки и повышению
престижа Академии.
Казалось бы, яркая фигура
Уварова неизбежно должна была
привлечь внимание историков. Но ни
жизнь Уварова, ни его учебно-административная
деятельность не вызывали особого
интереса ни у русских, ни у советских
историков. Поэтому появившиеся в
середине ХIХ в. сравнительно
немногочисленные статьи и речи,
посвященные памяти Уварова, долгие
годы были фактически единственными
работами, характеризующими его жизнь
и деятельность. Среди них, прежде
всего, следует отметить речи П.А. Плетнева
и И.И. Давыдова, а также «биографическое
известие», опубликованное М.П.
Погодиным1. Все перечисленные
авторы были не только многолетними
сотрудниками Уварова на поприще
народного образования, не только
разделяли политические воззрения
своего начальника, но и долгое время
оставались его близкими знакомыми,
что наложило определенный отпечаток
на характер их сочинений.
Среди работ русских
историков выделяется труд С.В.
Рождественского, который содержит
краткую биографию и подробное
описание деятельности Уварова на
посту министра народного просвещения2.
Официальный характер труда С.В.
Рождественского предопределил
господство простого описания над
анализом. В дореволюционной
историографии в ряде работ о развитии
народного просвещения в России дается,
как правило, резко негативная оценка
результатов деятельности Уварова в
качестве руководителя министерства
просвещения3. Для советских
историков Уваров был прежде всего
реакционером, создателем «теории
официальной народности», которая в
краткой и четкой формулировке
отражала политические идеалы царизма.
Вероятно, поэтому полной научной
биографии Уварова до сих пор нет.
Опубликованная в начале 90-х гг. статья
П.В. Акульшина носила
популяризаторский характер4. В ней
автор лишь затронул комплекс ранее не
изученных проблем, кратко осветив
основные вехи жизни и деятельности
Уварова. Единственный опыт научной
биографии принадлежит перу
современного историка М.М. Шевченко5.
Статья М.М. Шевченко написана с
привлечением новых, ранее не
использовавшихся источников,
содержит целый ряд тонких и метких
наблюдений, много ценных мыслей,
касающихся взглядов Уварова, мотивов
его министерской деятельности,
подробный и обстоятельный анализ
политики Уварова в области цензуры. Но
автор либо только затронул, либо
вообще обошел вниманием некоторые
стороны жизни и деятельности Уварова (участие
его в «Арзамасе», деятельность на
посту президента Академии наук),
крайне мало места уделил его научно-литературной
работе.
Сергей Семенович Уваров
родился 25 августа 1786 г. в старинной
дворянской семье. Его отец, Семен
Федорович Уваров, был подполковником
Конногвардейского полка и флигель-адъютантом
Екатерины II, погиб в русско-шведской
войне 1788–1790 гг. Мать, Дарья Ивановна,
урожденная Головина, оставшись с
двумя малыми детьми на руках,
постаралась дать сыновьям блестящее
светское воспитание. Первым
наставником Сергея и его младшего
брата Федора стал француз-эмигрант
аббат Манген, под умелым руководством
которого Уваров овладел английским,
французским и немецким языками еще в
детстве.
У мальчика рано проявился
интерес к истории и литературе.
Изучение исторических сочинений,
чтение художественных произведений, в
том числе написанных на иностранных
языках, расширяло кругозор маленького
Сергея, развивало ум и вкус,
способствовало выработке того
изящного, безукоризненного слога,
которым отличаются все литературные
работы С.С. Уварова. С детства
заложенная страсть к познанию,
сопровождая его на протяжении всей
жизни, развила у него привычку к
постоянному самообразованию.
Систематические серьезные занятия в
самых разных областях научного знания
оказали решающее воздействие на
формирование той широчайшей эрудиции,
которую отмечали и современники, и
потомки.
В пятнадцать лет C.С. Уварова
был зачислен в штат Коллегии
иностранных дел, и юный дипломат
отправляется для завершения своего
образования в Германию, где в 1801–1803 гг.
слушает лекции в Геттингенском
университете. Действительная служба С.С.
Уварова начинается гораздо позже:
лишь в конце 1806 г. он получает место в
русском посольстве в Вене. В столице
Австрии, куда молодой дипломат прибыл
в конце марта 1807 г., он с головой
окунулся в атмосферу светской жизни с
ее балами, приемами и салонами. Уваров
посещает салоны принца Ш. де Линя,
графа Л. Кобенцля, княгини Е. Багратион,
бывает в доме А.К. Разумовского,
бывшего посла России в Австрии,
проживавшего в Вене как частное лицо,
знакомится с одним из самых известных
противников Наполеона знаменитым
дипломатом, впоследствии перешедшим
на службу России,
К.А. Поццо ди Борго. И де Линь и
Кобенцль жили в России, хорошо помнили
времена Екатерины II и, видимо, многое
поведали начинающему дипломату,
который с первых же дней знакомства
произвел на них самое благоприятное
впечатление.
Венское общество,
собиравшееся по вечерам в
великосветских салонах, отличалось
стойким политическим консерватизмом
и твердой антинаполеоновской
позицией. Поэтому приезд зимой 1807–1808 гг.
в столицу Австрии убежденной
противницы Наполеона знаменитой
французской писательницы Ж. де Сталь
произвел сильное впечатление. Уваров
довольно быстро познакомился с ней и
вскоре сделался постоянным
участником обедов, на которые де Сталь
приглашала не более 6–7 гостей.
Знаменитая француженка открыла у
Уварова большой литературный талант и
со всей горячностью истинно
французского темперамента стала
убеждать его взяться за перо. С.С.
Уваров не воспринимал серьезно слова
де Сталь, предпочитая литературным
трудам активную светскую жизнь6.
В 1809 г. Уваров возвращается
в Петербург и получает новое
назначение на должность секретаря
русского посольства в Париже. Но в 1810 г.
его судьба круто меняется: он
становится попечителем Санкт-Петербургского
учебного округа. Причиной карьерного
взлета послужила женитьба молодого
дипломата на дочери министра
народного просвещения Алексея
Кирилловича Разумовского, с которым
Уваров сошелся благодаря протекции со
стороны Андрея Кирилловича
Разумовского — старшего брата
министра. С Андреем Разумовским
Уваров познакомился в Вене и сумел
обратить на себя благосклонное
внимание гордого и независимого графа.
Екатерина Алексеевна Разумовская
была на пять лет старше своего жениха.
Женитьба принесла Уварову не только
хорошее место, но и богатое приданое
невесты, позволившее ему поправить
свои дела.
Поселившись в Петербурге,
Уваров оказался в центре общественной
жизни столицы. Он активно
восстанавливал старые и завязывал
новые знакомства. В этот период Уваров
близко сошелся с жившими в то время в
Петербурге известными европейскими
политическими деятелями Ж. де Местром
и Г.-Ф.-К. Штейном, с которыми
познакомился еще будучи в Европе на
дипломатической службе, вступил в
переписку с И.В. Гете. Увлечение
ориенталистикой и классической
филологией способствовало
завязыванию тесных связей с научными
кругами филологов-классиков и
ориенталистов Франции и германских
государств. Среди новых знакомых
Уварова — известные французские и
немецкие ученые: востоковеды С. де
Саси, М. Ланглес, эллинисты Ф. Крейцер и
Г. Герман, жившие в России
ориенталисты Г.Ю. Клапрот и И.А.
Фесслер. Впоследствии Уваров приложил
немало усилий для поддержания и
развития сложившихся в это время
связей с европейскими учеными.
Некоторое время он посещал собрания
масонской ложи, которую возглавлял
преподаватель кафедры еврейского
языка Санкт-Петербургской духовной
академии И.А. Фесслер. В ложу, помимо
Уварова, входили М.М. Сперанский, А.И.
Тургенев и другие. Впрочем, она
существовала недолго и в 1811 г. с
отъездом Фесслера в Поволжье
прекратила свое существование7.
Живя в Петербурге, Уваров
увлекается не только масонством, но и
литературой. Он пишет стихи на
французском языке, которые, по
определению А.И. Тургенева, «часто не
уступают Делилевым, иногда
превосходнее»8, серьезно
занимается древними языками под
руководством эллиниста Х.Б. Грефе,
изучает произведения античных
писателей, труды ученых историков,
филологов-классиков и востоковедов.
В 1810 г. выходит первое
печатное произведение Уварова — «Проект
Академии Азиатской». Написанное на
французском языке и изданное в
Петербурге анонимно, оно попало в руки
редактора журнала «Вестник Европы»,
известного русского поэта В.А.
Жуковского, который перевел его на
русский язык и опубликовал в своем
журнале под названием «Мысли о
заведении в России Академии Азиатской»9.
В этой работе Уваров представил план
организации научного и учебно-методического
центра для изучения языков и
литературного наследия народов Азии.
Уваров предполагал готовить в будущей
Академии опытных специалистов-востоковедов
на основе изучения индийского,
китайского, маньчжурского, арабского,
персидского, турецкого, татарского,
армянского, грузинского и тибетского
языков. Естественно, что языкознанием
дело не ограничивалось: Уваров
призывал изучать литературу, историю,
географию стран Востока. Эту работу
очень высоко оценил Ж. де Местр,
который писал Уварову: «Проект сам по
себе весьма полезен, и если даже он
будет отложен по обстоятельствам
момента, то идея особенно хороша тем,
что она вполне соответствует общему
движению умов, которое очень важно
направить в сторону общественного
блага»10.
Уваров был не первым ученым,
поднявшим вопрос об учреждении в
России Восточной Академии. За 70 с
лишним лет до него, в 1739 г., с подобным
проектом выступил работавший в
Петербургской Академии наук ученый-востоковед
Г.Я. Кер. Он предложил готовить в
будущем учебном заведении дипломатов,
юристов, ученых, переводчиков с
восточных языков. Проект, написанный
профессионалом и содержавший весьма
ценные, рассчитанные на перспективу
предложения, не был оценен по
достоинству современниками, и о нем
скоро забыли11. Напротив, проект
Уварова появился как нельзя кстати —
на волне массового интереса к Востоку.
Уваровский проект заметили и одобрили
как в русских, так и в европейских
научных кругах. Санкт-Петербургская
академия наук, высоко оценив эту
работу, избрала Уварова в 1810 г. в число
своих почетных членов. В 1811 г. ее
примеру последовало Вольное общество
любителей словесности, наук и
художеств.
По возвращении в Петербург
Уваров возобновил знакомство с
директором публичной библиотеки и
президентом Академии художеств А.Н.
Олениным, литературный кружок
которого он посещал еще в 1804–1806 гг., до
своего отъезда в Вену. Кружок А.Н.
Оленина, объединявший русских
литераторов, принадлежавших к разным
поколениям, придерживавшихся самых
разных направлений и занимавших
различные литературно-эстетические
позиции, оказал значительное влияние
на развитие русской литературы в
первой четверти ХIX в. Историки русской
литературы не без оснований видят в
нем истоки будущих литературных
обществ 1810-х гг., плоды творчества его
участников во многом определили
умственную атмосферу последующего
десятилетия. В спокойной дружеской
атмосфере кружка запросто общались
будущие непримиримые литературные
противники. В гостеприимном доме А.Н.
Оленина, «где искусство и литература
находили скромное, но постоянное
убежище», Уваров познакомился с И.А.
Крыловым, В.А. Озеровым, В.В. Капнистом,
А.А. Шаховским и другими русскими
литераторами12.
С.С. Уваров, Н.И. Гнедич, Д.Н.
Блудов, К.Н. Батюшков представляли и
так называемое «молодое поколение
литераторов оленинского кружка»,
которое отличалось от старшего
поколения иными литературными
вкусами и пристрастиями13.
Литературная деятельность молодого
поколения при активном участии В.В.
Капниста, В.А. Озерова и некоторых
других литераторов кружка Оленина
способствовала размыванию жестких
рамок классицизма и усилению влияния
в русской литературе и искусстве
неоклассицизма. Неоклассицизм,
сохранявший приверженность к
античному искусству, наряду с
напряженными поисками истоков
национальной культуры оказал влияние
не только на формирование у Уварова
стойкого интереса к античности, но и
на обращение его впоследствии к
национальной идеологии.
Со спорами в оленинском
кружке тесно связан следующий эпизод
в жизни Уварова. В 1811 г. он выступил в
роли «застрельщика» литературного
спора, получившего в истории
литературы название «полемики об
гекзаметрах». В центре дискуссии
стоял вопрос о том, каким размером
переводить «Илиаду» —
александрийским стихом или
гекзаметром. Уваров обратился к
переводчику «Илиады» Н.И. Гнедичу,
уже несколько лет переводившему поэму
александрийским стихом, с
предложением отказаться от своего
замысла и перейти к переводу
греческого эпоса гекзаметром. Гнедич
соглашается с Уваровым и начинает
переводить «Илиаду» гекзаметром. В
полемику неожиданно включается В.В.
Капнист, предлагая переводить поэму
русским былинным языком. Этот спор
продолжался с перерывами около десяти
лет, втягивая в свою орбиту все новых и
новых литераторов14.
В 1813 г. вышло новое
сочинение Уварова, посвященное
теоретической педагогике. Это брошюра
«О преподавании истории относительно
к народному воспитанию»15. Система
образования по Уварову должна
строиться на основе
многоступенчатости обучения. Смысл
этого принципа сводился к
оптимальному распределению предметов
обучения по учебным заведениям с
таким расчетом, чтобы училища
готовили к гимназиям, а гимназии к
университетам. В работе Уваров
выдвигает свою программу
преподавания истории в учебных
заведениях всех уровней. Помимо
программы, автор предлагает педагогам
практические рекомендации,
относящиеся к преподаванию истории,
предостерегает от трудностей, с
которыми могут столкнуться учителя в
процессе обучения, призывает шире
использовать в преподавании
исторические источники, делать ставку
на самостоятельную работу учащихся.
В годы борьбы с Наполеоном
Уваров не остался в стороне от
разворачивающихся событий. Не
участвуя в боевых действиях, Уваров
служил России своим искусным пером.
Его патриотические статьи появляются
в русских журналах, свидетельствуя о
переходе их автора с поприща ученого
на путь политического публициста.
Итоговой работой этого периода стала
небольшая брошюра «Император
Всероссийский и Бонапарт» (1814)16. В
этой апологетической работе Уваров,
сопоставляя двух политических
противников, всячески стремится
подчеркнуть положительное значение
деятельности Александра, негативно
оценивая деятельность Наполеона. Тем
не менее, представляя Отечественную
войну как дуэль двух императоров,
Уваров отмечает и роль народов в войне.
В 1815 г. образовалось «Арзамасское
общество безвестных людей», в
деятельности которого Уваров
принимал активное участие. «Арзамас»
представлял собой неофициальное
объединение молодых литераторов,
сторонников Н.М. Карамзина, которое
сложилось в процессе полемики,
развернувшейся в 1810-е гг. вокруг
вопроса о реформе русского языка.
Шуточные собрания «арзамасцев»,
проходившие в домах Д.Н. Блудова и C.С.
Уварова, их знаменитые протоколы,
которые вел постоянный секретарь
общества В.А. Жуковский, странные
прозвища всех членов «Арзамаса»,
позаимствованные из баллад
Жуковского, веселые и колкие
эпиграммы в адрес литературных
противников прославили «Арзамас».
«Арзамасцы» преднамеренно
сторонились политических вопросов,
ограничивая сферу своей деятельности
только литературной борьбой. Не
мудрено поэтому, что появившемуся на
волне литературного спора между
сторонниками старого и нового слога,
между кругом Г.Р. Державина и кругом Н.М.
Карамзина обществу скоро стало тесно
в рамках чистой литературы. После
смерти Державина и распада «Беседы
любителей российского слова» (общества,
созданного противниками Карамзина —
А.С. Шишковым, А.А. Шаховским, С.А.
Ширинским-Шихматовым и другими) «арзамасцы»
начинают поиск нового направления. Но
откровенное предложение М.Ф. Орлова
превратить «Арзамас» в политическое
общество и тем спасти его от распада
не встретило поддержки17. Попытка
издания собственного журнала не
увенчалась успехом. «Арзамас»
раскалывается: Орлов и Н.И. Тургенев,
для которых на первом месте стояла
политическая деятельность,
настаивали на преобразовании
литературного общества в
политическое, а Жуковский полагал
излишними какие бы то ни было
изменения. В 1818 г. «Арзамас» распался.
Косвенной причиной его гибели
послужил отъезд некоторых членов из
Петербурга.
«Арзамас» объединял таких
совершенно разных людей, как будущие
декабристы М.Ф. Орлов, Н.М. Муравьев, Н.И.
Тургенев и будущие министры Д.Н.
Блудов, Д.В. Дашков, С.С. Уваров. Среди
деятельных членов общества
находились и корифеи русской поэзии В.А.
Жуковский, П.А. Вяземский, В.Л. и А.С.
Пушкины и люди, не оставившие почти
никакого следа в литературе, — Д.П.
Северин, П.И. Полетика. Тем не менее
творческая атмосфера «Арзамаса»
оказала влияние не только на
дальнейшее совершенствование
литературных талантов зрелых поэтов,
но и на становление поэтического
гения А.С. Пушкина.
Деятельность Уварова в «Арзамасе»
не ограничивалась произнесением
обязательной для действительных
членов общества вступительной речи и
чтением ответных речей, обращенных ко
вновь принимаемым членам. Уварову
принадлежит самая первая речь,
прочитанная на организационном
заседании «Арзамаса» 14 октября 1815 г. В
ней он «доказывал необходимость
соединиться», чтобы «сохранить во
всей чистоте любовь к незабвенному
Арзамасу»18. Осенью 1817 г. Уваров
составил «донесение» в «Арзамасское
общество безвестных людей», в котором
призывал к расширению сферы
деятельности общества за пределы
литературы19. Он принимал активное
участие в разработке программы «арзамасского»
журнала и вместе с Блудовым был избран
его издателем.
В 1820 г. Д.В. Дашков
опубликовал брошюру «О греческой
антологии», представлявшую собой плод
совместного творчества Уварова и К.Н.
Батюшкова20. Это сочинение
написано в эпоху деятельности «Арзамаса»
и первоначально предназначалось к
публикации в первых номерах
предполагавшегося журнала. Автором
текста и французских переводов
стихотворений был Уваров, а русские
переводы принадлежали перу Батюшкова.
Работа была посвящена малоизученному
в то время памятнику древнегреческой
литературы, который представлял собой
сборник небольших стихотворений,
написанных в разные эпохи. Анализируя
«Антологию», Уваров пытался выделить
отличительные черты древнегреческой
поэзии, подчеркнуть ее всеохватность,
поскольку, по его мнению, все сферы
жизни древних эллинов нашли в ней свое
отражение. Без «Антологии», полагал
Уваров, «мы не знали бы греков, и
многое у них осталось бы вечной
загадкой»21. Уваров видел в «Антологии»
не только литературный памятник, но и
исторический источник, позволяющий
исследователю ближе соприкоснуться с
миром Древней Эллады.
Вершиной общественной
деятельности Уварова того периода
явилась его знаменитая речь,
произнесенная 22 марта 1818 г. на
торжественном собрании Главного
педагогического института по случаю
открытия кафедр восточной филологии22.
Инициатором создания кафедр выступил
сам Уваров, не утративший интереса к
Востоку, вдохновившему его в свое
время взяться за перо. Уваров не
только добился открытия двух новых
кафедр, но и лично пригласил на
должности профессоров французских
ученых-востоковедов Ж.Ф. де Манжа и Ф.Б.
Шармуа. Вероятно, историко-филологическая
в своей основе речь не имела бы такого
резонанса в русском обществе, если бы
не слова Уварова о политической
свободе, прозвучавшие как отголосок
речи Александра I, произнесенной
императором 15 марта 1818 г. на открытии
Варшавского Сейма. Несмотря на
умеренно либеральные высказывания
Уварова, упоминание о политической
свободе как о «последнем и
прекраснейшем даре Бога», который «приобретается
медленно, сохраняется неусыпно
твердостию» и «сопряжен с большими
жертвами, с большими утратами»,
произвело впечатление на русское
общество23. С.И. Тургенев записал в
дневнике под 12–14 июня 1818 г.: «Дай Бог,
чтобы либеральные мысли Уварова не
были только отголоском пустых звуков,
упавших недавно с трона прямо в Москву»(речь
государя)»24.
На рубеже 10–20-х гг. XIX в.
возрастает активность Уварова в
области научного творчества.
Написанные в эти годы работы,
посвященные главным образом истории
древнегреческой литературы, принесли
известность молодому ученому в
русском и европейском научном мире.
Стремясь привлечь внимание в первую
очередь европейских ученых, Уваров не
без умысла писал свои труды
преимущественно на немецком и
французском языках25. Выбор языков
был обусловлен концентрацией
исследователей, ученых-эллинистов в
университетах Германии и Франции.
Надо признать, что Уваров достиг того
эффекта, которого и ждал: в 1816 г.
французская Академия надписей и
изящной словесности избирает его в
число своих почетных членов, а вскоре
ее примеру последовало
Копенгагенское Королевское общество
ученых. В последующие годы Уваров
станет почетным членом Королевского
исторического общества в Мадриде и
Королевского общества в Неаполе.
Тем не менее, служебные
обязанности Уварова, число которых с
каждым годом росло, оставляли ему
немного времени на литературную и
научную работу. Свыше десяти лет
занимая пост попечителя учебных
заведений, Уваров способствовал
проведению трех преобразований. Он
добился распространения на всю Россию
нового гимназического учебного плана,
который еще в 1811 г. был введен как
экспериментальный в одну из
Петербургских гимназий26. Уваров
первым высказал идею о необходимости
создания второго разряда Главного
педагогического института для
подготовки учителей уездных и
приходских училищ. Большинство членов
Главного правления училищ поддержали
тогда Уварова, и 25 октября 1817 г. устав
нового учебного заведения был
утвержден. Правда, открытие произошло
только в 1819 г. Это был Учительский
институт при Санкт-Петербургском
университете. Предложение попечителя
о введении в учебных заведениях Санкт-Петербургского
округа платы за обучение также не
встретило возражений. Наконец, именно
по инициативе Уварова Главный
педагогический институт в Петербурге
был преобразован в университет. Но,
воплощая в жизнь свой проект, Уваров
столкнулся с сопротивлением
сторонников министра народного
просвещения и духовных дел князя А.Н.
Голицына, который выступал против
создания университета. Тем не менее,
Уваров добился своего, и 8 февраля 1819 г.
Александр I утвердил представленный
Уваровым проект временного устава.
Главное правление училищ приступило к
обсуждению проектов полного устава.
Уваров выдвигает свой проект, который
отвергается членами правления как «безнравственный
и антихристианский», а автора
объявляют «несогласным с духом
правительства»27. В июне 1821 г.
Уваров покидает пост попечителя и
переходит на работу в министерство
финансов.
Назначенный на его место Д.П.
Рунич начал травлю четырех
профессоров Петербургского
университета (А.И. Галича, К.Ф. Германа,
К.И. Арсеньева, Э. Раупаха),
преподававших якобы «в духе,
противном христианству»28. Уваров,
задетый этим, написал письмо
Александру I с требованием не
освобождать и его от ответственности,
если будет доказана виновность
обвиняемых29. Впрочем, это дело
было спущено на «тормозах», но
профессора формально находились под
следствием вплоть до 1827 г.
В министерстве финансов
Уваров исполнял должности директора
департамента мануфактур и внутренней
торговли, а с 1823 г. — управляющего
государственным заемным и
коммерческим банками. В 1826 г. он
покидает министерство финансов и
возвращается к деятельности в области
народного просвещения. За пять лет
работы в министерстве Уваров
значительно продвинулся по служебной
лестнице, получив в 1824 г. чин тайного
советника, а в 1826 г. — звание сенатора.
По указу от 14 мая 1826 г. был
создан Комитет устройства учебных
заведений под председательством
министра народного просвещения А.С.
Шишкова. Цель вновь созданного
комитета — унификация уставов
учебных заведений, разработка единых
программ, определение количества и
объемов преподаваемых предметов. По
личному распоряжению императора
Уваров был назначен членом комитета
наряду с К.А. Ливеном, С.Г. Строгановым,
Е.К. Сиверсом и другими.
Деятельность Уварова в
комитете не была столь бурной и
энергичной, как прежде. Он поддержал
предложение Г.Ф. Паррота о создании «профессорского»
института в Дерпте и последующей
стажировки его выпускников за
границей, выступил против усиления
контроля за губернскими низшими
училищами, принимал участие в
разработке новых уставов для низших и
средних учебных заведений и
цензурного устава 1828 г., который
пришел на смену «Чугунному» и был
более мягким.
Помимо министерской
деятельности, Уваров проводил
огромную административную работу в
Академии наук, президентом которой он
стал еще в 1818 г. Новый президент,
ознакомившись с положением дел в
Академии, по его собственным словам, «не
нашел следов благоразумного
хозяйственного управления»30.
Действительно, высшее научное
учреждение России представляло собой
печальное зрелище: аварийное
состояние академических корпусов,
бюджет, не соответствовавший
современным потребностям Академии и
потому не покрывавший всех ее
расходов, устаревшее оборудование
академических кабинетов и
лабораторий, требовавшее
значительного обновления, отсутствие
свободных помещений, необходимых для
организации новых и расширения
имеющихся научных учреждений,
принадлежащих Академии. Приходилось
только удивляться стойкости
академиков, продолжавших заниматься
научной работой в таких стесненных
условиях.
Складыванию такого
положения во многом способствовали
отсутствие постоянного руководства и
слабый контроль за ходом финансово-хозяйственных
дел Академии. На протяжении 8 лет,
после ухода в 1810 г. в отставку Н.Н.
Новосильцева, у Академии не было
президента. Формально ею управляли
министры народного просвещения А.К.
Разумовский и сменивший его в 1816 г. А.Н.
Голицын. Оба министра мало
интересовались делами Академии и не
уделяли ей достаточного внимания.
Поэтому все руководство Академией
наук сосредоточилось в руках ее
непременного секретаря и
первоклассного ученого-математика Н.И.
Фусса, который основное внимание
уделял организации научной
деятельности на основе имеющихся
людских, денежных и материальных
ресурсов. Невозможность расширения
материально-технической базы
Академии и увеличения финансовых
ассигнований сужала границы научной
деятельности. К тому же материальное
положение Академии и ее членов
ухудшалось с каждым годом. Фуссу
удалось сохранить ряд научных
академических периодических изданий,
профинансировать несколько научных
экспедиций. Несмотря на тяжелое
финансовое положение, он старался
поддерживать на определенном уровне
научную жизнь, выделять средства на
исследовательскую работу в
камеральных условиях. Из-за нехватки
средств Академия вынуждена была
продать в 1815 г. ботанический сад,
закрыть анатомический театр,
сократить количество экспедиций,
отказаться от реализации ряда крупных
проектов31.
Поэтому с приходом в 1818 г.
молодого, энергичного, имеющего связи
в правительственных кругах и не
лишенного интереса к науке
руководителя старые надежды на лучшие
времена всколыхнулись с новой силой.
Свою деятельность Уваров начал с мер,
направленных на повышение интереса
общества к делам Академии и
увеличение удельного веса Академии в
европейском научном мире. Уже на
первых заседаниях Академии,
проходивших под руководством нового
президента, список почетных членов
пополнился целым рядом имен крупных
отечественных и европейских ученых,
таких как Н.М. Карамзин, А. фон
Гумбольдт, востоковед С. де Саси. К
такому приему Уваров неоднократно
прибегал и впоследствии.
Другим приемом, который
часто использовался Уваровым для
привлечения внимания к Академии наук,
стала рассылка периодических
академических изданий и вышедших
отдельными томами сочинений
академиков высшим научным и учебным
заведениям России и Европы, а также
членам императорской фамилии32.
Такую форму пропаганды своих и чужих
научных трудов Уваров облюбовал с
давних пор. Еще первые сочинения
Уварова, вышедшие в начале 1810-х гг.,
благодаря почтовой активности их
автора, читали Н.М. Карамзин, Ж. де
Местр, И.В. Гете и многие другие
знаменитые люди того времени. Придя на
пост президента, Уваров снова
применил (и не без успеха) давно
отработанную методику, которая в
скором времени принесла обильные
плоды.
Для привлечения
общественного мнения к делам Академии
в уваровском «арсенале» также нашлись
средства. Он ввел ежегодные печатные
отчеты о научной деятельности
Академии, добился возобновления
издания научно-популярного «Технологического
журнала». По предложению президента
началось издание «Полного собрания
ученых путешествий по России»,
которое представляло собой
публикацию многотомных трудов
академиков за весь период
существования Академии, посвященных
описанию научных экспедиций,
совершенных их авторами.
Периодический сборник научных работ
академиков — «Умозрительные
исследования» — превратился в «Ученые
труды Академии наук».
Пытаясь поднять престиж
Академии, Уваров часто использовал
свои общественные и личные связи для
привлечения в Академию известных в
западно-европейском научном мире
людей. Он ухитрялся изыскивать
источники для пополнения скудного
бюджета Академии, стремился обратить
на нее благосклонное внимание
государя, правительства и общества,
поднять в их глазах авторитет высшего
научного учреждения Империи. В 1826 г.
пышно отмечалось 100-летие со дня
основания Академии. В подготовке
торжеств Уваров принимал самое
активное участие. На юбилее
присутствовали император, великие
князья Константин и Михаил Павловичи,
наследник престола. Все они были
избраны в число почетных членов
Академии. Подобное покровительство,
которое оказывали представители
царствующих домов научным
учреждениям, было распространенным
явлением в Европе. Согласие
императора Николая Павловича на
избрание его в число почетных членов
свидетельствовало о благосклонном
внимании к высшему научному
учреждению России. Соответственно рос
авторитет и престиж Академии как
внутри страны, так и за ее пределами.
Росту престижа Академии
наук способствовало избрание 16
иностранных почетных членов.
Абсолютное большинство среди вновь
избранных составили крупные ученые с
общеевропейской и мировой
известностью: И.В. Гете, Б.Г. Нибур, И.-Ф.
Блуменбах, Д. Гершель, Т.Р. Мальтус, Ж.-П.-А.
Ремюза и другие. Среди тринадцати
русских почетных членов доминировали
в основном государственные деятели, а
не ученые.
По рисунку художника Ф.П.Толстого
в честь юбилея была выбита памятная
медаль33.
В последующие годы жизнь
Академии была отмечена целым рядом
важных событий. В 1826 г., буквально
сразу после юбилея, Уваров подал
прошение императору с ходатайством о
разрешении пересмотреть штаты
Академии. Прошение было удовлетворено,
и с 1830 г. бюджет Академии, вместо
положенных по уставу 1803 г. 120 тыс.
руб., вырос до 206 100 руб., что позволило
поправить финансовые дела34.
В конце 20-х гг. Академия
организует ряд экспедиций, крупнейшей
из которых стала физико-географическая
экспедиция на Кавказ (1829 г.). На деньги
Академии была организована
знаменитая Археографическая
экспедиция (1828–1834), беспрецедентная
по достигнутым результатам. В 1833 г.
началось строительство Пулковской
обсерватории, научное оснащение
которой было возложено на Академию.
Подбором, закупкой и монтированием
оборудования ведала созданная
специально для этого Ученая комиссия,
состоявшая из действительных членов
Академии.
В начале 30-х гг. стало ясно,
что Академия нуждается в новом уставе.
Отдельные косметические меры,
например, увеличение бюджета Академии
или введение должности вице-президента,
не решали существовавших проблем.
Поэтому еще в 1832 г. Уваров создает
специальную комиссию, состоявшую из
академиков Г.И. Гесса, Я.Д. Захарова,
П.Н. Фусса, их задачей было
пересмотреть устав 1803 г. Разработка
проекта нового устава заняла без
малого 4 года. Наконец, 8 января 1836 г.
Николай I утвердил представленный
Уваровым документ. Этот устав
действовал свыше 90 лет, вплоть до 1927 г.
Новый устав провозглашал
Академию «первенствующим научным
сословием в Российской империи». В
связи с этим Академия превращалась
исключительно в научное учреждение, и
все обязанности по подготовке ученых
с нее были сняты. Узаконивались
введенные ранее новые специальности,
в частности, излюбленные Уваровым
предметы — греческие и римские
древности, история и филология
восточных народов. По этим
специальностям были открыты
отдельные кафедры. Новый устав вводил
в практику работы Академии так
называемые Общие собрания —
расширенные заседания с приглашением
почетных членов и членов-корреспондентов.
По уставу научные труды
академиков и выписываемые Академией и
ее членами научные издания и журналы
освобождались от цензуры. Академия
получила право выписывать из-за
границы любые книги, инструменты,
материалы без уплаты таможенных
пошлин. Бюджет увеличился и достиг 239
тыс. руб., что способствовало
расширению научной деятельности и
пополнению коллекций и музеев. Четко
определялись права, обязанности и
порядок назначения президента, вице-президента
(новая должность, не предусмотренная
уставом 1803 г.) и избрания непременного
секретаря и действительных членов35.
Деятельность Уварова на
посту президента получила высокую
оценку не только у современников, но и
у некоторых историков. Так, В.И.
Вернадский полагал, что несмотря на
ошибки и просчеты, «президентство
Уварова действительно составило
эпоху в истории Академии». Роль
Уварова как руководителя,
способствовавшего своей
деятельностью становлению Академии
на путь научного развития, занятию ею
лидирующего положения среди
европейских научных учреждений,
Вернадский считал первостепенной36.
Уваров не жалел ни сил, ни
времени, используя порой даже свое
служебное положение для улучшения
благосостояния Академии.
В апреле 1832 г. Уваров
назначается товарищем министра
народного просвещения князя К.А.
Ливена. Через год, в марте 1833 г., Ливен
уходит в отставку, и Уваров становится
управляющим министерством народного
просвещения. Наконец, 21 апреля 1834 г.
император Николай Павлович
утверждает Уварова в должности
министра. На этом посту, о котором, по
воспоминаниям современника, он мечтал
с ранней молодости, Уваров развернул
бурную деятельность37.
На министерский пост Уваров
пришел с готовой идеологической
программой. Выдвинутая Уваровым
теория, которую автор собирался
подвести в качестве фундамента под
все здание народного образования
России, довольно скоро стала широко
известной. Речь идет о знаменитой
уваровской доктрине «Православие,
самодержавие, народность», известной
также в историографии как «теория
официальной народности». Таким
названием уваровская формула обязана
русскому историку либерально-демократической
ориентации А.Н. Пыпину, который
считал народность важнейшим
элементом доктрины и стремился
отделить консервативное, уваровское
понимание народности от либерально-демократического38.
Основные положения идеологии Уваров
предложил императору в марте 1832 г., как
раз в то время, когда решался вопрос о
том, кто займет кресло министра. Тогда
он отправил царю письмо-меморандум, в
котором представил свои идеи в
развернутом виде39, а в ноябре 1833 г.
- доклад, в котором развивал и
конкретизировал основные положения40.
Уваров предлагал создать
систему образования, основанную на
охранительных принципах, способную
уберечь молодое поколение от влияния
европейских революционных идей. Рисуя
перед императором мрачную картину
современного состояния Европы, он
писал: «Не забираясь слишком далеко,
достаточно бросить взгляд в прошлое,
чтобы проникнуться нынешним
положением дел в Европе и его
отношением к всеобщей цивилизации,
ставшей тем очагом, без которого
современное общество, такое как оно
есть, не может существовать, и который
в то же время содержит в себе зародыш
всеобщего разрушения»41.
Характерно, что и Россия не выделяется
Уваровым из общего ряда, и она рано или
поздно разделит судьбу европейских
государств. Выход из создавшегося
положения виделся Уварову в
возвращении к истокам. Он полагал, что
для России средством спасения могут
стать ее национальные особенности,
поскольку она, «невзирая на
повсеместное распространение
разрушительных начал, сохраняла
теплую веру к некоторым религиозным,
моральным и политическим понятиям, ей
исключительно принадлежащим»42.
Эти понятия составят основу будущей
идеологии, сформулировать которую, по
мнению Уварова, должно министерство
народного просвещения.
Но создание подобной
идеологии и ее внедрение в систему
народного образования — задача
трудновыполнимая. Поэтому Уваров
поставил перед министерством четыре
другие задачи, решение которых
приведет к выполнению главной цели. Во-первых,
Уваров предполагал не только собрать
разрозненные принципы в единую
стройную теорию, но и «согласить их с
настоящим расположением умов». Во-вторых,
намеревался создать такую систему
образования, которая, опираясь на
национальные корни, одновременно
находилась бы в органической связи с
европейскими системами образования. В-третьих,
предлагал разработать систему мер,
направленную на ограничение
европейского влияния. В-четвертых,
полагал необходимым создать
действенную систему надзора за
общественным мнением. Эти частные
цели в совокупности своей
представляют общегосударственную
задачу, от решения которой зависит
судьба России. И первый шаг на пути
претворения поставленной задачи в
жизнь — разработка государственной
доктрины, основанной на исконных
национальных особенностях,
отличающих Россию от других стран.
Таких особенностей у России три:
Православие, самодержавие, народность.
Православие, полагал Уваров,
— основа жизни народа. Русский
человек не мыслит своей жизни без
православной веры, которая охватывает
все стороны его жизнедеятельности и
быта. Вера, считал Уваров,
обеспечивает кровную связь между
поколениями, преемственность
традиций, поскольку «без любви к вере
предков народ, как и частный человек,
должен погибнуть». Именно вера —
основа народного монархизма и
патриотизма. Самодержавие, по Уварову,
— «главное условие политического
существования России», это фундамент,
на котором держится русское
государство. Самодержавие может
эффективно действовать, только
опираясь на народ. Поэтому одно из
важнейших направлений в деятельности
правительства Уваров видел в заботе о
том, чтобы самодержавие в России было
«сильным, человеколюбивым,
просвещенным». Третий принцип формулы
— народность. Суть этого понятия
сводится у Уварова к двум
составляющим: русской нации и
русскому государству, которые
представляют собой две части единого
организма. Характеризуя народность,
Уваров подчеркивает динамичность
этого принципа и его тесную
взаимосвязь с двумя другими понятиями
доктрины43.
Уваров придавал большое
значение своей доктрине. В отчете о
деятельности министерства за 1834 г. он
особо выделял среди прочих важных мер
создание новой идеологии как
фундамента системы образования и
надежной защиты от «вредных» влияний44.
Оценивая доклад, прочитанный
императору 19 ноября 1833 г., Уваров писал:
«Смысл сей записки, заключаясь в
постановлениях трех главных начал,
Православия, Самодержавия, Народности,
в основание действий Министерства,
представлял в некотором объеме
затруднительную борьбу с
неприязненными явлениями новейшего
духа и ряд важных вопросов, от решения
коих зависит благоденствие русского
юношества»45. Впоследствии
Уваров неоднократно обращался к
дальнейшей разработке доктрины,
уточнял и дополнял формулировки,
вводил новые элементы. В юбилейных
отчетах он не упускал случая обратить
внимание царя на важность
разработанной доктрины для народного
образования46.
Особой заботой и вниманием
министра пользовались университеты.
Причины, как говорится, лежат на
поверхности. Университеты, в первую
очередь Московский, казались Николаю I
и его окружению рассадниками
революционных идей. Кружки, открытые в
конце 20-х начале 30-х гг. в Московском
университете, оправдывали эти
опасения. Уваров, будучи человеком
высокообразованным, прекрасно
понимал пользу высшего образования и
стремился защитить университеты
страны от нападок. Именно с целью
реабилитации Московского
университета в глазах Николая I он в 1832
г. провел ревизию этого учебного
заведения. «Я сочту себя очень
счастливым, если результатом моего
здесь пребывания будет
восстановление в среде молодежи
порядка и возможность успокоить в
этом отношении Государя»47, —
писал Уваров из Москвы А.Х.
Бенкендорфу. Отчет, который Уваров
представил, вернувшись в Петербург,
понравился Николаю Павловичу.
Товарищу министра удалось убедить
императора в том, что «дух и
расположение умов молодых людей
ожидают только обдуманного
направления, дабы образовать в
большем числе оных полезных и
усердных орудий правительства»48.
Думается, что во многом
благодаря этому отчету,
способствовавшему смягчению
негативного отношения Николая I к
университетам, стал возможен
следующий шаг Уварова в его
университетской политике — создание
университета святого Владимира в
Киеве в 1833 г. Временный устав
Киевского университета лег в основу «Общего
устава императорских российских
университетов», который был утвержден
26 июля 1835 г. По новому уставу
значительно расширялись полномочия
попечителя по надзору за
деятельностью Совета университета,
правления и даже сотрудников.
Полномочия Совета ограничивались,
ликвидировался университетский суд.
Ректор по-прежнему избирался Советом
на 4 года, но его кандидатура
утверждалась царем49.
25 июня 1835 г. было утверждено «Положение
об учебных округах»50. Отныне
университеты лишались своих
административных полномочий по
управлению учебными округами,
превращаясь в чисто научное и учебное
заведение. Их полномочия переходили к
попечителю. Попечитель был обязан
жить в том городе, где находился
университет. Эта мера, несомненно,
давно назрела, поскольку университеты
не справлялись со своими
обязанностями.
Далее -->
|
