|
А. Минаков
Рецензия на монографию Л.М.
Искры «Борис Николаевич Чичерин о
политике, государстве и истории»
(Воронеж, 1995)
Недавно на страницах
ведущего исторического журнала России
«Вопросы истории» появилось
утверждение о том, что ныне происходит
«стихийный процесс реабилитации» так
называемой «государственной школы» в
русской историографии.
Одним из доказательств
справедливости подобного утверждения
является выход в свет монографии
воронежского историка Леонида
Михайловича Искры «Борис Николаевич
Чичерин о политике, государстве и
истории» (издательство Воронежского
университета, 1995).
Центральное место в этом во
многом новаторском исследовании
занимает анализ феномена русского
консерватизма, получившего яркое и
талантливое выражение в научной,
публицистической и общественно-политической
деятельности выдающегося русского
историка и государствоведа Б.Н.
Чичерина (1828–1904).
Опираясь на его обширное
теоретическое наследие, Л.М. Искра не
только детально описал основные
идейные составляющие консерватизма,
но и по сути дела «реабилитировал» это
понятие, показав недопустимость
распространенного отождествления его
с «реакцией». Автор рассматривает
консерватизм с позиций правого
направления — патриотического,
государственного и религиозного. Он
отказывается измерять степень
прогрессивности степенью левизны.
Левый — это далеко не всегда лучший. По
мнению Л. Искры, само понятие «правый»,
(правое) несет позитивный смысл и не
случайно присутствует в качестве
смыслообразующего корня в таких
ключевых словах, как «правильный», «правда»,
«правосознание», «правопорядок», «право»,
«праведник», «Православие»…
В монографии воронежского
историка консерватизм предстает в
своем истинном обличии — как широкое и
могучее направление общественной
мысли и социальной практики,
отстаивающее святость семейных устоев,
национальные и государственные
интересы, опирающиеся на патриотизм,
уважение к собственной истории,
традициям своего народа, требующее
неуклонного соблюдения этических норм,
основой которых является Божественное
Откровение. Главная его функция —
обеспечение стабильности и порядка.
При этом Л. Искра доказательно
опровергает расхожее мнение, что
консерватизм якобы отрицает свободу.
На самом деле консерватизм старается
ввести свободу в надлежащую колею,
согласовать ее с высшими требованиями
власти и закона. Более того, он отнюдь
не противится назревшим нововведениям,
подготовленным ходом самой жизни,
поскольку сознательно стремится
руководствоваться не отвлеченными
утопическими доктринами и учениями, а
запросами самой жизни, историческими
реалиями.
При всей своей
распространенности (а консерватизм
укоренен в самой человеческой природе!)
консерватизм не является сколько-нибудь
монолитным общественным течением. Так,
Чичерин был консерватором-западником.
В отличие от славянофильства и
почвенничества подобный тип
просвещенного консерватизма
отличался недооценкой Православия и
русского национального фактора в
российской истории.
Консервативная модель
Чичерина в огромной степени
ассимилировала либеральные ценности:
веру в реформы, свободу и прогресс.
Между тем русский либерализм носил
зачастую деструктивный характер,
объективно расчищая поле деятельности
для левых радикалов. Это
обстоятельство осознавалось
Чичериным, и «уличный либерализм»,
смыкающийся с революционаризмом, был
объектом его резкого неприятия и
критики.
Аналогичную точку зрения на
либерализм отстаивает и Л. Искра. По
его мнению, именно торжество либералов
в Февральской революции 1917 г. «проложило
дорогу большевизму». Для тех, кому
подобная точка зрения кажется
парадоксальной и как минимум
содержащей преувеличение, приведем
аргументацию исследователя: «Разумеется,
— пишет он, — либералы революционных
потрясений не хотели, но они во многом
проложили им дорогу. Именно они с
максимальным упорством занимались
дискредитацией власти, национальных и
религиозных устоев страны. Либералы
укрывали революционеров от
преследований, оказывали им
финансовую поддержку, обеспечивали
заграничными паспортами и подвергали
моральному террору тех, кто осуждал
экстремистов…» В этих словах
современного историка нет никакого
преувеличения. Сурово, с леонтьевской
резкостью и блеском Л. Искра ставит
беспощадный диагноз русскому
западническому либерализму: «либерализм
постоянно переходит за черту
легальности далеко налево и этим
вредит государству. Стремясь к
бесконечному расширению свободы,
либералы не учитывают, что когда
процесс эмансипации дойдет до конца,
то понадобится новое строительство, и
осуществится оно не в либеральных
формах». А рухнувшая
государственность может возрождаться
лишь в диктаторских формах. И тогда
приходит конец и либералам, и
либерализму.
По мнению Л. Искры,
либерализм для России вреден почти во
всех своих проявлениях. Он полагает,
что в лучшем случае, получив власть,
насилуя живую жизнь во имя абстрактных
свобод, либералы имеют шанс разве что
превратиться в бюрократов: «Лишь
долговременное пребывание их у власти
способствует осознанию ими
государственных потребностей». Но
цена подобной «учебы», как правило,
бывает непомерно велика. Лучшим
доказательством справедливости
подобного мнения является
деятельность современных либералов-западников
вроде Гайдара и Чубайса…
В своем исследовании Л.
Искра анализирует оценки левого
радикализма, сделанные Чичериным.
Последний полагает, что это течение не
признает ни жизни, ни истории.
Благодушное отношение к нему
недопустимо: «При всяком серьезном
затруднении в обществе революционеры
дадут о себе знать. Одержимые своей
идеей, они, значительно уступая
либералам в численности, превосходят
их в организованности, энергии,
готовности пострадать за свои
убеждения. Иногда даже небольшая, но
сплоченная революционная группа
заставляет с собою считаться. В период
общественных потрясений
революционеры превращаются в
несокрушимую силу». Полагаем, что
подобные уроки прошлого не потеряли
своей актуальности и по сей день.
Современные шариковы и швондеры еще
ждут своего часа…
И либерализм, и левый
радикализм в России традиционно
являются двумя разновидностями одного
и того же более широкого направления —
западничества, предполагающего
рассмотрение и решение русских
проблем через призму западных
ценностей и на их основе. По мнению
Искры, неумеренное западничество
русской элиты принесло колоссальный
вред России. Завороженные
превосходством Запада в материальной
сфере, непомерно увлекаясь его
культурой (не замечая при этом
достоинств своей собственной!),
западники постоянно скатывались на
объективно русофобские позиции. Как
правило, они наотрез отказывались
видеть явную или скрытую враждебность
Запада по отношению к иным культурам, в
особенности к русской цивилизации,
которая традиционно рассматривалась
европейской элитой не просто как
чуждая стихия, но и как опасный
конкурент, которого следует устранить,
не брезгуя ничем.
Думается, что Л. Искра не
преувеличивает, когда утверждает, что
«россияне, полагавшие, что негативное
отношение к их стране происходит из-за
ее нелиберальности, не понимали, что
Западу нужна не либеральная, а слабая,
еще лучше распавшаяся Россия».
Высказывания крупнейших идеологов
современного Запада на этот счет не
оставляют сомнений: «Россия — лишняя
страна» (З. Бжезинский).
Рассмотрение основных
политических направлений (консерватизма,
либерализма, радикализма и реакции) в
теоретическом наследии Чичерина
позволяет Л. Искре всесторонне
проанализировать феномен государства
в работах выдающегося историка и
правоведа. Согласно Чичерину,
государство есть юридически
оформленная высшая форма
национального самосознания, то
объединяющее начало, которое
примиряет в себе разнообразные
общественные интересы и стремления,
оберегает от хаоса и распада «гражданское
общество», реально обеспечивает и
гарантирует права и свободы
отдельного индивидуума - словом,
является высшим и главным субъектом
исторического развития. Определения,
данные государству Чичериным,
заслуживают того, чтобы стать
хрестоматийными: «государство есть
союз народа, связанного законом в одно
юридическое целое, управляемое
верховной властью для общего блага»
или — «государство есть
организованное Отечество».
Разумеется, государство
лишь тогда является «организованным
Отечеством», когда действует в
национальных интересах. Л. Искра
следующим образом излагает позицию
Чичерина по этому поводу: «Если
государство проводит
антинациональный курс, причем речь
идет не об отдельных ошибках, пусть и
многочисленных и тяжелых, а о системе,
то оно антинародно и содействие ему
есть измена, а восстановление — долг
перед Отечеством».
C другой стороны, вопреки
ходячим либеральным мифам, согласно
которым пресловутое «гражданское
общество» выше государства, Чичерин
утверждал, что существование права и
свободы невозможно без охраны
государства, а следовательно, «гражданское
общество» должно подчиняться
государству. Более того, с его точки
зрения было недопустимо
фетишизировать гражданские свободы и
права. Любые из них в реальной жизни
могут быть ограничены законом, а то и
вовсе отменены: «Существование
смертной казни и экспроприации
означает право государства на жизнь
человека и его имущество.
Небезгранична и свобода совести, ибо
секты, признаваемые вредными,
запрещаются. Мысль совершенно
свободна, но как только она
приобретает внешние проявления, так
появляются ограничения». Что и
говорить, если Чичерин и был либералом,
то весьма своеобразным!
Особенно интересна та часть
книги Л. Искры, где он подробно
анализирует проблему монархической
государственности. Чичерин весьма
отчетливо видел ее непреходящие
достоинства, такие, к примеру, как
единство власти, ее силу,
надпартийность, способность охранять
в обществе внешний порядок, особую
приспособляемость для совершения
крупных преобразований, наконец,
неограниченные возможности для гения.
К сожалению, Чичерин, как,
впрочем, и большинство его
современников, являлся сторонником
конституционной монархии, призванной
свести к минимуму власть самодержца. Л.
Искра весьма убедительно показывает,
что «конституционализм» в русских
условиях был бы несостоятелен. Так как
мощной и влиятельной консервативной
партии в России не было, то, учитывая
глубину пропасти, разделявшую русское
«общество» и русскую
государственность, шансов избежать
социального взрыва при ослаблении
монархической власти на пути к
конституционализму практически не
было.
Самому Л. Искре ближе та
точка зрения на монархию, которую
отстаивали русские консерваторы-традиционалисты.
Суть ее в следующем. Русское
самодержавие, создавшее Российскую
Империю, принципиальным образом
отличалось от западноевропейской
абсолютистской монархической модели.
Особенностью последней являлся ее
подчеркнуто светский, безрелигиозный
характер.
Это была, если
воспользоваться несколько
видоизмененной формулой Ницше, власть
«человеческая, слишком человеческая» (к
примеру: «Государство — это я!»).
Абсолютизм не нуждался в сакральном
освящении и руководстве со стороны
Церкви и опирался почти исключительно
на бюрократическую машину, а монарх в
такой системе, соответственно,
низводился до уровня высшего
администратора. Такой порядок вещей
неизбежно приводил к тотальной
бюрократизации всей государственной
жизни, общественному застою и упадку.
До Петра I русское
самодержавие было принципиально иной
системой власти. Оно
руководствовалось религиозными
началами и видело свою миссию в
осуществлении Божественной воли.
Власть монарха имела религиозно-нравственное
освещение в глазах подданных. Надо
отдать должное Чичерину, который имел
мудрость и смелость признавать, что
политический порядок может держаться
не только силой, но и нравственным
духом граждан, который проистекает из
человеческой совести, подвластной
лишь религии. Если учесть, полагал
ученый, что только в вере нравственная
опора народа, то необходимость Церкви
для государства очевидна.
Кроме того, полагали
традиционалисты, при московском
самодержавии существовало развитое
народное самоуправление, способное
своей конкуренцией подтянуть и
дополнить бюрократию. Более того, оно
было жизненно необходимо самодержавию
и отлилось в формы «земщины» — русской
национальной формы самоуправления.
Петр I радикально поломал
этот порядок, насаждая на Руси
абсолютизм западноевропейского
образца, исключающий политические
свободы. Поэтому русские
традиционалисты считали, что Россия
должна постепенно избавляться от
привнесенных извне в ее жизнь
неорганичных форм. Они полагали, что
русское самодержавие должно
естественным образом включать в себя
политические свободы, хотя, разумеется,
сфера их приложения должна быть уґже,
чем у западноевропейских демократий. С
их точки зрения такие проявления
политической свободы, как народное
представительство, ответственное
перед ним министерство, независимый
суд, право граждан на участие в
политической жизни, могут быть и даже
необходимы… при самодержавии.
Самодержавная монархия
обязана была привлечь к управлению
лучшие силы нации, обеспечивать
интересы всех социальных групп,
контролировать государственный
аппарат, менять его персональный
состав и устройство.
Такого рода корпоративно-сословное
представительство впоследствии было
метко названо И.Л. Солоневичем «народной
монархией». Любопытно, что Л. Искра (и в
этом одна из бесспорных заслуг его
исследования!) считает, что такого рода
модель могла бы осуществиться на
русской почве в ХХ в. и позволить
России избежать известных катаклизмов,
поскольку она допускала в рамках
авторитарного правления
экономическую и ограниченную
политическую свободу. Приведем один из
самых спорных тезисов автора. Л. Искра
полагает, что народная монархия могла
бы состояться при одном условии: «необходима
была радикальная чистка
господствующего класса от
реакционеров, с одной стороны, и от
поборников вестернизации любой ценой
— с другой». Русская история, по мнению
Л. Искры, могла бы пойти по
следующему сценарию: «Большая часть
господствующего класса подчинилась бы
монарху и приспособилась бы к новым
условиям». Обузданию подлежала и
интеллигенция, как демократическая,
так и либеральная. Наконец, необходимо
было формирование новой, национально
мыслящей монархической элиты.
Помещики и капиталисты в народной
монархии остались бы и продолжали
занимать ведущие позиции. Однако им
пришлось бы серьезно сократить
аппетиты и примириться с неизбежным
перераспределением части
материальных благ в пользу трудящихся,
а также с принятием законов,
обеспечивающих социальную гарантию
последним. Несомненно, усилилось бы
влияние Православия на общество и
государственную политику». Что и
говорить, картина впечатляет своей
логичностью. Вот только кризис русской
цивилизации, спровоцированный во
многом западными влияниями, зашел к
началу ХХ в. настолько далеко, что не
оставлял шансов на мирный исход.
Кроме того, и это
подчеркивает сам исследователь, «монарха,
способного осуществить подобное (т.е.монархическую
революцию сверху. — Ред.), не было».
Помимо монархии в
монографии Л. Искры детально
анализируются взгляды Чичерина на
иные формы государственного
устройства, их сильные и слабые
стороны: теократию, аристократию,
демократию.
В заключительной главе
книги Л. Искры рассматриваются
исторические воззрения Чичерина.
Наиболее слабым местом ученого был его
западнический подход к проблемам
русской истории. Так, русское
своеобразие и самобытность
характеризовались им исключительно
как отсталость, а главной
цивилизационной задачей России должно
было бы стать максимальное сближение с
Западом, вплоть до самоотождествления.
Подобной позиции в свое
время противостояли славянофилы,
которые, судя по всему, были весьма
близки по исходным методологическим
установкам Л. Искре. Так, они отнюдь не
отрицали необходимости заимствования
полезных достижений Европы. Но,
считали они, такого рода заимствования
должны органически вплетаться в ткань
русской истории, а не приводить к
кровавым катаклизмам. С точки зрения Л.
Искры, славянофильство и другие
родственные ему направления могли бы
стать реальной альтернативой
западнической модели. К примеру, он
пишет: «Славянофилы, стремившиеся
соединить все лучшее в патриархальных
отношениях с современной цивилизацией,
были правы. Япония, Южная Корея и др.
доказали, что подобное соединение не
только возможно, но и весьма
перспективно. К сожалению,
славянофилов было слишком мало, а
влияние их блокировалось явно
превосходящими силами западников». По
большей части русский консерватизм
был западническим и поэтому не находил
отклика в народной среде.
Так или иначе, консерватизм
не смог стать в России влиятельной
общественной силой и сложиться в
мощную политическую партию. По этому
поводу Л. Искра замечает: «отсутствие
влиятельного консерватизма стало
несчастьем для России».
Если из прошлого можно
извлекать уроки, то главный, по мнению
исследователя, следующий: «русскую
консервативную партию можно было
создать только как партию
православную и национальную».
Как очевидно, исследование Л. Искры
является глубоко оригинальным хотя бы
в том, что он в своем анализе
чичеринского наследия сознательно
опирается на определенную
интеллектуальную и методологическую
традицию, разработанную в трудах А.С.
Хомякова, Н.Я. Данилевского, Л.А.
Тихомирова, К.Л. Леонтьева и других
русских «пламенных реакционеров»,
свободную от крайностей как
ортодоксального марксизма, так и
западнического либерализма. В русле
этой традиции исторические явления
рассматриваются как объективация и
развитие прежде всего религии,
национального самосознания, культуры,
идеологии, которые, как известно,
обладают большей индивидуальностью и
спецификой, нежели экономические
отношения. Это позволяет во многом по-новому
взглянуть на реалии русской истории,
исходя прежде всего из ее собственной
внутренней логики, а не через призму
чуждых цивилизационных моделей.
Книга Л. Искры — не очередное «серенькое»
издание провинциального вуза, каких
появляются тысячи и тысячи ежегодно.
Это событие общерусского значения,
свободное от провинциализма. С нашей
точки зрения, появление ее является
зримым свидетельством зарождения в
современной России национальной
русской науки и национальной русской
элиты. Верим, что книга будет иметь
свое продолжение и мы сможем получить
версию русской истории, не искаженной
западническими влияниями, науки,
опирающейся на собственные богатейшие
духовные традиции.
|
