Церковный суд в России до издания Соборного Уложения Алексея Михайловича (1649 г.) 
(опыт изучения вселенских и местных начал и их взаимоотношений в древнерусском церковном суде)

За этот труд иеромонах Николай (Ярушевич) в 1913 г. был удостоен премии памяти митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова). Работа содержит пять отделов, в номере публикуются введение, библиография и три главы, составляющие первый отдел этого обширного исследования.

ВВЕДЕНИЕ

Если право вообще нормирует все общественные и частные отношения лиц юридических, т.е. право- и дееспособных, то суд, основанием которого служит право, имеет целью своего бытия охранение и восстановление нарушенного произволом или злою волею равновесия в правовой жизни. Необходимыми моментами в процессе так понимаемого суда являются внешняя принудительная сила, которою суд обладает, и внешние юридические последствия, которые ему сопутствуют; и поскольку наличность внешней принудительной силы вызывается назначением суда — защищать нарушаемое внешним действием человека право, постольку внешние, юридические последствия суда определяются, так сказать, наказующей стороной суда, т.е. полномочием суда устанавливать не только правомерность действий юридических лиц, но и степень их преступления и прилагать ту или другую степень наказания за правонарушение. Все, что нами сейчас сказано о суде, имеет приложение к суду внешнему, формальному, который, облекаясь во внешние принудительные формы, имеет в своей юрисдикции внешние противоправовые действия человека. Светский суд — гражданский и уголовный, которому человек подлежит как член гражданского общества, не знает другой юрисдикции: он не судит внутренних движений человеческой души, изучая их лишь для точного и всестороннего освещения того или другого преступного, того или другого караемого акта человека, фактически состоявшегося. Иным содержанием юрисдикции и правомочиями обладает церковный суд, которому подлежит человек уже как член Церкви. Суд Церкви равно простирает свою силу как на внутреннюю, интимную жизнь человека, так и на внешние ее обнаружения: отсюда в науке принято различать церковный суд «внутренний» и «внешний»1 .

Внутренний, или нравственный, церковный суд, действующий в совести и над совестью, в области духовной жизни человека имеет свое приложение в исповеди как акт богоучрежденного таинства покаяния. Он имеет своим основанием евангельский закон, предметом — грех, во всех его степенях и видах проявления, как противное началам евангельского закона движение человеческой души, обвинителем — самою совесть кающегося. Внутренний суд Церкви чужд каких бы то ни было процессуальных юридических форм, не имеет по самому своему существу внешних принудительных форм, основываясь на свободном подчинении подсудимого власти духовного отца и суду своей карающей совести; не может быть речи о каких-либо гражданских последствиях этого суда, не имеющего никаких принудительных мер к обвинению. Для полноты характеристики внутреннего суда мы должны, наконец, сказать о том, что он имеет в своем распоряжении лишь строго исправительные меры воздействия на человека, определяя себя как врачевание человека. Внешний церковный суд — иначе, общественный или публичный — по своим основным свойствам представляет собою институт, отличный от суда внутреннего, близкий по своему внешнему обрядовому аксессуару к светскому — гражданскому и уголовному суду. Основаниями его являются тот же евангельский закон, который лежит краеугольным камнем в суде внутреннем, интимном, и церковный канон как церковно-правовая норма; объектом же своим этот вид церковного суда имеет не грех, но греховное преступление, или выявленное вовне греховное движение человеческой души, связанное с нарушением законов христианской веры, нравственности и дисциплины. Таким образом, в некоторых отношениях церковный суд касается общественной жизни христиан, рассматривая внешние противоевангельские и противоканонические действия человека как члена общества, совершенные публично, могущие произвести соблазн в церковном обществе, это — во-первых; во-вторых – касается потому, что в круг своей юрисдикции вводит такие предметы: веру, правила нравственности, богослужение, церковную дисциплину, – которые, по выражению епископа Иоанна Смоленского, «раскрываются под формами жизни общественной и имеют с нею существенную связь»2 . Внешний церковный суд имеет свою организацию судебной власти и юридические формы, в которых по установленным законам должна производиться его судебная деятельность, покоящаяся уже на его внешней принудительной силе; имеет в своем распоряжении систему церковных наказаний, налагаемых им за нарушение членами Церкви евангельских и церковно-правовых норм, и в числе этих наказаний располагает, если и не во всех периодах своего существования, такими наказаниями, которые сопровождаются гражданскими последствиями для подсудимого (заключение в монастырь, денежные штрафы, извержение клириков из сана).

Видимое внешнее сходство общественного, формального церковного суда со светским отнюдь, однако, не аннулирует основного различия между ними в идее того и другого суда и в общем направлении их судебной деятельности. (О разграничении компетенции того и другого суда нами будет говориться далее. Сейчас мы останавливаемся лишь на принципиальном сходстве и отличии.) Светский суд ставит на первый план своей деятельности проступок или преступление, нарушающее равновесие в правовой жизни: цель судебного процесса и результата его — налагаемого на подсудимого наказания — состоит в том, чтобы удовлетворить законной правде за преступление и тем возвысить святость нарушенного преступником закона во мнении общества; чтобы предотвратить повторение правонарушений со стороны преступившего право лица и, только, наконец, в качестве второстепенной цели, — чтобы оказать исправительное воздействие на испорченную волю подсудимого3 .

Церковь Христова иначе произносит свой суд над преступниками своих законов. Между тем как Церковь предоставляет свободу в развитии личной, индивидуальной жизни христианина, — с самого же начала своего бытия она и заботится о внутреннем единении своих членов, состоящем в единстве веры, любви и упования, заботится и о внешнем единении их, выражающемся в строгом исполнении заповедей, в надлежащем участии в общих молитвах и святых таинствах, в выполнении общих предписаний церковных, ставя впереди всех своих материнских забот одну цель, заповеданную ее Основателем — Христом: вечное спасение всех пребывающих в ограде церковной, дабы все пришли «в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). Евангельские и церковно-канонические нормы, которые положены Церковью в основание ее суда, служат к обеспечению достижения верующими Царствия Божия: вот почему нарушение их, которое может быть интерпретировано, прежде всего, как личный уклон преступника в сторону от пути к вечному спасению и затем как камень соблазна для других верующих, идущих этим путем, противоречит идее бытия на земле Церкви Христовой, которая основана ипостасною Любовию, не возгнушавшеюся, для спасения всех нас, уничижить Себя и смирить Себя до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 8). В произносимом Церковью суде на первом месте стоит испорченная воля человека, и исправление ее — с целью взыскать заблудшую овцу — является первым назначением церковного суда.

Высшая карательная мера (и то не в узком смысле) — отлучение от Церкви — применяется только к упорным грешникам, совсем не желающим слушать голоса своих пастырей, знать правил церковной жизни и признавать их обязательными для себя, и только до тех пор, пока этот преступник находится в состоянии нераскаянности.

Возвращая преступника, через наложение на него наказания и достигнутое этим исправление его воли, на путь христианской жизни и деятельности, церковный суд eo ipso примиряет преступника с обществом верующих, принципом жизни которого служит единение всех членов.

Исправляя волю преступившего христианский закон, Церковь тем самым содействует и предохранению повторения со стороны ее подсудимого уклонов от норм христианской церковно-общественной жизни4 . Отсюда является необходимым логическим выводом то положение, что церковный суд может и не иметь в качестве последнего итога каждого своего процесса наложение наказания за преступление. В самом деле, если церковный суд, как мы сказали, имеет первым, преимущественным своим назначением воздействие, с целью исправления, на личную волю преступника, «взыскание» погибшей овцы, и преступник при церковно-судебном процессе приносит искреннее и глубокое раскаяние, омывая слезами этого раскаяния свое преступление, то цель суда достигнута, и форма приговора — вместо карающей — может быть милующей5 .

Общая идея в организации церковно-судебной власти намечает дальнейшее глубокое отличие церковного суда от гражданского. В то время как светский судья приобретает свои судебные полномочия в акте назначения его правительственною властью на тот или другой судебный пост, в то время как он является отдельным органом, специальным учреждением исключительно с судебными функциями6 , церковный судья — лицо, как увидим далее, носящее архиерейский сан, получает свои судебные полномочия в момент сообщения ему в таинстве хиротонии архиерейской благодати, и поскольку он является судьей в пределах вверенной ему паствы, постольку одновременно он ее и правитель вообще, начальник, облеченный административной (в сфере церковного, конечно, управления) властью над подсудимыми. Для церковного судьи судебная власть не есть какое-либо совершенно отдельное полномочие, но, по выражению Molitor,a7 , есть отрицательное выражение одной в своем существе Божественной власти.

Наконец, ко всему тому, что мы говорили о церковном суде вообще, необходимо отметить еще ту его характеристическую черту, что, помимо указанного нами содержания церковного суда, в объем которого (суда) входят преступления против веры, нравственности, церковной дисциплины, одним из моментов этого содержания являются и те спорные вопросы гражданских отношений между членами Церкви, право на которые государственная власть вводит в юрисдикцию Церкви.

Предметом нашего исследования будет церковный суд — внешний, имеющий определенную судебную организацию, определенные внешние юридические формы и свою систему церковных наказаний. Местом действия церковного суда для своего исследования мы избираем древнерусскую Церковь, эпохой — время от принятия Русью христианства, т.е. от номинального начала действия этого суда, до издания Соборного Уложения в 1649 г. Не подлежит никакому опровержению то, что исходным пунктом для наших рассуждений по вопросу о русском церковном суде в эпоху древних веков жизни Русской Церкви и государства должны служить историко-канонические справки из области церковного суда в древневселенской Церкви, где были выработаны первые принципы церковного суда вообще, первые законы церковного судоустройства и судопроизводства, где были развиты и первые процессуальные обряды, и формы судебной практики. Поскольку Русская Церковь получила свое бытие от Церкви Византийской и в началах и порядках своей жизни, в организации своего управления и деятельности должна была последовать образцу своей Матери, постольку настоит нам необходимость указать в нашем исследовании о древнерусском церковном суде внешние рамки (круг действия) и внутреннее содержание (устройство суда и судопроизводство) церковного суда в Византии ко времени крещения Руси.

И если Русская Церковь на первых порах своей жизни стояла в церковно-канонической зависимости от Византийской Церкви и принимала в качестве нормативных указаний для своей жизнедеятельности сборники ее церковно-гражданских законов, увидевшие свет и после Х в., то само собою разумеется, расширяется поприще нашего исследования жизни Церкви в Греции: до того предела, до какого простирались указанные отношения между обеими Церквами. Очерки из области церковного суда в Византийской Церкви, как выразительнице и хранительнице древневселенского церковного уклада жизни, послужат для нас, при исследовании русского церковного суда, и надежным критерием для определения того, что именно в этом последнем должно быть отнесено на долю вселенского законодательства и практики, что явилось результатом самобытной творческой деятельности Русского государства и Русской Церкви, — того, на каких вселенских основах базировалась и развивалась творческая энергия русской государственной и церковной мысли.

Помимо указанных нами моментов в содержании вопроса нашей темы, имеющих научный интерес, важность изучения вопроса о действии церковного суда в России подымается еще силою давно установленного историками России тезиса: история русского церковного суда есть в то же время история роста русской общественности, история русского светского суда. Объяснением этих последних явлений должен служить тот факт, что христианство, насаждаясь на грубой языческой славянской почве, сразу же, со своим появлением, обняло своим ведомством и судом многие стороны общественного и частного быта наших предков, которые не имели еще почти никакого государственного и гражданского развития и в своей частной жизни руководились обычаями, построенными на примитивных принципах. В дальнейшем изложении мы не раз будем возвращаться к приведенному только что тезису, иллюстрируя, оправдывая его фактами русского законодательства и русского общественного и частного быта.

Нами указаны два вызывающих научный интерес явления в истории русского церковного суда: двойственность начал церковно-судебного законодательства и практики — именно вселенское начало и местное, русское, — это во-первых; и во-вторых, — связь истории русского церковного суда с историей русской гражданской и общественной жизни. С этими моментами нам неизбежно придется считаться при решении каждого вопроса из области русского церковного суда; но если было бы безрезультатным искать в нашем сочинении каких-либо тенденций, стоящих вообще вне научных целей, так как цель предлагаемого труда исключительно научная, то одинаково безрезультатным было бы подозревать нас в тенденции к узкому, одностороннему пониманию фактов церковной жизни в России — с точки зрения одной или даже обеих названных особенностей истории Русской Церкви. Задачу нашего исследования составит объективное и, по возможности, подробное освещение истории действия церковного суда в России со всех сторон его, как конститутивных начал, так и жизнедеятельности. Основанием для нашей работы — помимо данных для изучения византийского церковного суда (о которых речь особо)8 , служат сохранившиеся до нас акты русского церковного и гражданского законодательства за период времени с начала Руси до 1649 г., сохранившиеся данные церковно-судебной практики и светского — гражданского и уголовного судопроизводства, поскольку последнее служит цели выяснения церковно-судебного процесса; само собою разумеется, нами использованы, по возможности, все сочинения (русских и иностранных авторов), содержание которых соприкасается какой-либо стороной с вопросами, исследуемыми в нашей работе.

Рукописные материалы нами заимствованы из Московского архива министерства юстиции, Московского Румянцевского музея, Синодальной, б. Патриаршей, библиотеки Московского отделения общего архива министерства императорского двора, Московского архива министерства иностранных дел, Императорской публичной библиотеки в Петрограде.

Печатные материалы названы ниже.

В основу плана нашего историко-канонического исследования о русском церковном суде мы кладем входящие в состав понятия о церковном суде моменты и анализируем каждый такой момент в его исторической перспективе за весь период истории Русской Церкви, подлежащий настоящему исследованию.

После введения в первом отделе мы делаем обзор церковно-судебных законодательных актов, имевших нормативное значение в России с Х в. до 1649 г., — актов как византийского законодательства, так и местного, русского; помимо (краткой) истории происхождения названных актов9 , в этом отделе мы решаем вопросы о сравнительном их нормативном значении, степени их распространенности в Древней Руси и т.п., т.е. создаем необходимый для нашего исследования устойчивый фундамент, на котором будем вести историческое обозрение церковного суда в Древней Руси. В отделах со второго по пятый автор раскрывает историю церковного суда в России до 1649 г., говоря во втором отделе «о круге ведомства церковного суда», т.е. о круге лиц, подсудных церковной власти, и круге подсудных Церкви предметов, иначе — юрисдикции Церкви; в третьем — о применявшихся за весь исследуемый период церковных наказаниях; в четвертом — об организации судебной власти, о «церковном судоустройстве», т.е. о правах и пределах деятельности судебной власти, во всех ее инстанциях, и отношении между собою различных органов правосудия; в пятом — о формах, в которых должна была производиться и производилась, de facto, судебная деятельность, иначе — «о церковном судопроизводстве».

В литературе по истории русского церковного права до сего времени не было исследования, посвященного рассмотрению всех сторон древнерусского церковного суда в историческом развитии каждой из них в отдельности и в их взаимоотношении в течение древнего периода Русской Церкви.

Автор настоящей работы и делает попытку восполнить этот пробел в нашей канонической литературе.

Подходя к своему исследованию, он полагает необходимым предварительно дать краткую критическую характеристику монографий, посвященных некоторым отдельным сторонам избранного автором вопроса, и тем раскрыть настоятельную необходимость не только в появлении своего труда в его целом, что ясно уже из строк предыдущего абзаца, но и в переработке сторон вопроса, уже бывших предметом попытки к освещению со стороны исследователей жизни Древней Руси.

История церковных наказаний в Древней Руси и история церковного судопроизводства еще не служили предметом специального изучения10 . Русская литература имеет лишь две небольшие монографии, приблизительно соответствующие нашим отделам – второму и четвертому: о ведомстве церковного суда и церковном судоустройстве.

Первая из указанных работ, принадлежащая перу К. А. Неволина, была напечатана в Журнале министерства народного просвещения за 1847 г., в № 7–11, под заголовком «О пространстве церковного суда в России до Петра Великого»; в полном собрании сочинений К. А. Неволина она помещена в т. VI (изд. 1859 г.). Если о фактической полноте и достаточности аргументирования автором отдельных положений нам можно будет судить лишь по мере получения нами личных заключений в области рассматриваемых автором вопросов11 , то сейчас мы можем сказать о труде К. А. Неволина вообще.

Отдавая должное объективно-научному тону исследования автором ряда вопросов из области пространства церковного суда в России до Петра Великого, мы не можем не указать, прежде всего, на устарелость труда с точки зрения современных научных данных. Так, глава «об узаконениях, служивших к определению пространства суда церковного», содержанием которой служит обзор некоторых русских церковно-судебных законодательных источников, как мы увидим далее в своем изложении, содержит ряд шатких заключений по вопросу о подлинности и степени распространенности русских законодательных актов; и многие из этих заключений К. А. Неволина интерпретировались и отвергались в позднейшей нашей исторической и канонической литературе12 . Вопросы, рассмотренные им в центральной главе о круге дел, подлежавших церковному суду, должны быть раскрыты шире и глубже благодаря изданным уже после Неволина актам — историко-правовой вообще и церковно-правовой в частности — жизни России13 . При оценке отдельных положений из этой области должны служить необходимым подспорьем все позднейшие, после Неволина, исследования разнообразных вопросов церковной жизни и юридического быта Древней Руси14.

Необходимо указать в труде К. А. Неволина и на недостаточную исчерпанность круга вопросов, связанных с раскрываемой им темой, и — отсюда — односторонность в решении некоторых вопросов15 .

В качестве иллюстрации мы укажем, например, на то, что К. А. Неволиным оставлен без всякого освещения круг «собственно церковных» преступлений, входивших в область церковно-судебной компетенции и в Древней Руси. Называя лиц, подсудных церковной юрисдикции16 , автор не решает вопроса о том, вызывалось ли исторической необходимостью расширение в Русской Церкви — в сопоставлении с Византийской — круга этих подсудных Церкви лиц; последний вопрос подсказывается самим ходом исследования, которое автор ведет по методу сопоставления византийского и русского церковных судов. При изложении истории подсудных Церкви преступлений автором ничего не сказано о природе и степенях церковных преступлений. К. А. Неволин далее называет не все, а лишь главнейшие из отечественных законодательных источников церковного суда (в главе об «узаконениях»): уставы святого Владимира и Ярослава I о церковных судах17 , грамоту великого князя Василия Димитриевича и постановления Соборов 1551 и 1667 гг.; вовсе не указаны (вместе с тем, конечно, не уяснено значение) грамоты других великих князей, правила и послания предстоятелей Русской Церкви, постановления многочисленных Соборов, «несудимые», «тарханные» грамоты различных лиц, ханские ярлыки и пр., — представляющие собою законодательные акты и данные судебной практики и характеризующие историю церковного суда в Древней Руси18 , и т. д.

В отношении оценки анализируемого К. А. Неволиным материала необходимо сказать, что Неволин, этот авторитет, драгоценный для всякого юриста, при всей своей эрудиции был не всегда и хорошим критиком имеющегося исторического материала19 , слишком «разрумянивая», по выражению профессора Филиппова, положение духовенства в Древней Руси20 . Так, он все предметы, поименованные в уставе святого Владимира, относит к церковному суду в конце XIII в.21  и пр.

Многие из церковно-судебных узаконений К. А. Неволин вовсе не иллюстрирует историческими фактами приложения их к жизни — в церковно-судебной сфере22 ; раскрываемые в исторической обстановке, они приобрели бы большую убедительность и всестороннее освещение; ведь жизнь — лучший истолкователь законов. И вообще, сухость изложения местами превращается у К. Неволина в запись протоколиста, не освещающего приводимых фактов с точки зрения их психологических и исторических импульсов23 .

Вводя в главу о «делах, подлежавших церковному суду» параграфы о «делах гражданского управления», о «делах благотворительности»24,  Неволин, наконец, впадает в ошибку смешения понятий суда и управления.

В заключение нашей краткой характеристики труда К. А. Неволина скажем, что автор пользовался исключительно лишь печатным, доступным в его время, материалом, вовсе не касаясь сокровищ наших архивов. В этом — причина многих из опущений в исследовании Неволина.

На этом мы заканчиваем наш предварительный критический обзор содержания сочинения К. А. Неволина, к которому будем не раз возвращаться по ходу нашего изложения. Ознакомившись со свойствами названного труда, мы убеждаемся в необходимости как 1) вновь пересмотреть и изучить источники и материалы для истории церковного суда в Древней Руси, какими пользовался и Неволин, с целью представить эти данные в свете современных научных исторических исследований и поместить их в обстановку исторических фактов церковно-судебной практики, так и 2) значительно восполнить эти данные вновь опубликованными материалами и рукописными данными из архивов (архивы нами назывались выше) и всем этим исправить выводы Неволина и 3) дать ответ на все то, что, по нашему мнению, опущено в труде К. А. Неволина.

Вторая из названных выше работ — «О церковном судоустройстве в древней России» принадлежит автору, скрывшемуся под инициалами И. С. Она была напечатана в «Чтениях в Обществе истории и древностей российских» за 1865 г., январь-март, кн. 1, и отдельным изданием вышла в 1874 г. (СПб.).

Необходимость вновь – по печатным источникам и при свете добытых нами данных из архивов — исследовать историю (устарелую и неполную) и церковного судоустройства в Древней Руси еще настойчивее вызывается при знакомстве с этой работой. Монография К. Неволина главным образом страдает неполнотой, но почти безупречна в отношении научной объективности; исследования же И. С. преследует, помимо научных, тенденциозные цели; такова, например, разработка вопроса об участии светских чинов в суде первоиерарха: вопрос разрешен у И. С. отрицательно, в явном противоречии с наличными историческими фактами; таковы выводы по вопросу об участии светских же чинов в епархиальных судах и устройстве вообще этих последних, закрытых якобы для участия в них чинов светских. В нашем изложении будут указаны эти и другие тенденциозные заключения автора рассматриваемой статьи.

Нужда в пересмотре, восполнении и исправлении материала статьи, писанной в 1865 г., ощущается, таким образом, не только по тем основаниям, что и в статье Неволина, т.е. ввиду устарелости труда и неполноты.

Научное значение сочинения И. С. невысоко не только ввиду его явной тенденциозности, но и не выдерживающей критики систематизации излагаемого материала. В основу классификации церковно-судебных инстанций у И. С. положено два принципа: род преступлений и проступков, подлежащих церковной юрисдикции, и круг подведомых Церкви лиц. Результатом такого построения плана явились, во-первых, неизбежные возвращения, в круге каждого рода дел, к обозрению одних и тех же инстанций и указанию на одни и те же судебные органы; отсюда — не всесторонняя — зараз — характеристика инстанций; во-вторых, двойственность принципов классификации значительно осложнила изложение, лишила его логической стройности; отсюда — в сочинении И. С. нет ни стройной, ни полной картины истории вопроса за древний период Русской Церкви.

Об остальных журнальных статьях, монографиях, курсах, какой-либо своей стороной соприкасающихся с вопросами нашего исследования, мы будем говорить в самом исследовании, по мере раскрытия каждого нашего тезиса.

1 См.: Бердников И. О реформе церковного суда. Б. м., б. г. С. 27; Барсов Т. О духовном суде // Христ. чтение. 1870. Ч. 2. С. 465 слл.; Molitor W. Ueber kanonisches Gerichtsverfahren gegen Kleriker. Mainz, 1856. S. 7; Заозерский Н. Церковный суд в первые века христианства. Кострома, 1878.С. 1 слл.; Иоанн, еп. Смоленский. См.: Церковный суд внешний или общественный// Христ. чтение. 1865. Ч. 1. С. 494 и др.

2 Церковный суд внешний или общественный // Христ. чтение. 1865. Ч. 1. С. 494.

3 Ср.: Заозерский Н. Церковный суд… С. 49; Есипов В. В. Преступность и меры воздействия. Варшава, 1900. С. 48 слл.; Мнения преосвященных епархиальных архиереев относительно проекта преобразования духовно-судебной части. СПб., 1874. Т. 1. С. 293; Кесарев Е. свящ. Церковный обычай в Древней Церкви // Странник. 1892. Т. 2. С. 439 слл.; Кипарисов В. О церковной дисциплине. Сергиев Посад, 1897. С. 248; Hahnius Н. De differentiis juris civilis et canonici. Helmestadii, 1635. Р. 3 sqq.; Заозерский Н. О священной и правительственной власти Церкви Православной // Правосл. обозрение. 1889. Т. 3. С. 220 слл.; Сергеевский Н. Наказание в русском праве XVII века. СПб., 1888. С. 2 слл.; Стефановский К. Г. Разграничение гражданского и уголовного судопроизводства в истории русского права // Журн. мин-ва нар. просвещения. 1873. Ч. 165. С. 261 и др.

4 Ср.: Kellner Н. Das Buss- und Strafverfahren gegen Kleriker, in den sechs ersten christl. Jahrh. Trier, 1863. S. 9 sqq.; Fessler J. Der kanonische Process nach seinen positiven Grundlagen und siener a..ltesten historischen Entwickelung in der vorjustinianischen Periode. Wien, 1860. S. 5 sqq.; Stremler J. Traite/ des peines ecclesiastiques de l,appel et des congre/gacions romaines. Paris, 1860. Р. 8 sqq., и др.

5 Скажем о Божественных основах церковного суда и принципах его, завещанных апостолом Павлом.

Обновление человеческого рода и спасение каждого его отдельного представителя, для совершения чего воплотился и пострадал на земле Сын Божий Иисус Христос и что, по его Божественному велению, должна продолжать основанная Христом на земле Церковь, при определенных — взаимоотношении своих членов между собою и отношениях их к Церкви, как к целому организму, — внесли в мир и свое законодательство, нормирующее для каждого человека путь к его личному спасению и определяющее собою порядок в Церкви, как общественном организме. Вот почему естественно необходимым институтом в недрах Церкви является церковный суд, как средство охранения неприкосновенности этого законодательства, — суд — одного Божественного происхождения с законодательством и отвечающий по своим принципам идее Церкви и ее законам. Все то, что является нарушением законодательства Церкви, иначе — все церковные преступления в широком смысле этого слова, — и составляет пространство этого церковного суда. Выделяя из среды будущих членов Церкви особенных лиц как носителей Божественной власти в Церкви и ставя их в особенные отношения к остальным членам Церкви, именно, посредниками к преподаванию верующим откровенного учения, даров Святого Духа и всех вообще средств при руководстве к спасению, к возрождению и воспитанию их в новую жизнь в союзе со Христом, — Божественный Основатель Церкви вручил именно этим лицам власть блюсти неприкосновенность законов Церкви и ведать всех их нарушителей. Таковы общие принципы церковного суда, завещанные Церкви ее Главою. И прежде чем говорить об организации церковного суда и о памятниках церковно-судебного права в первые и последующие века истории Церкви, нужно сказать именно о неизменном и главном основании, на котором зиждется вообще правообразование Церкви и которое является главным внутренним условием, началом правовой жизни Церкви: мы говорим о Священном Писании. Основанием всего церковного здания и, в частности, церковного суда служит, как мы сказали выше, Божественная воля Основателя и Главы Церкви: она выражена в Его Божественном деле и учении. «Аще же согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем: аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего: аще ли тебе не послушает, поими с собою еще единаго или два, да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол: аще же не послушает их, повеждь Церкви: аще же и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь. Аминь (бо) глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех»*. Приведенные слова Спасителя являются краеугольным камнем во всем здании церковного суда (в его историческом развитии): по преимуществу, – не в формальном отношении, так как здесь Спаситель не указывает почти никаких определенных форм суда за исключением свидетелей и приговора суда**, – но в отношении той идеи, какая вложена Христом в отношения Церкви к нарушителю ее законов. В этих словах апостолам — а в лице их и всем пастырям Церкви — Христос заповедует дух братской любви в суде Церкви (формальном, внешнем) над ее преступником, дух попечительности о спасении всякой согрешившей, преступившей закон Божий человеческой души и только после безуспешности мер кротости и увещания, при свидетелях, — формальный приговор Церкви об отлучении от нее***. Церковный суд основывается Иисусом Христом на Его Божественном полномочии «вязать и решить» человеческую совесть. [В этих последних словах («елика аще свяжете…»), по мнению профессора Н. Суворова****, нужно видеть догматическое основание, на котором Церковь утверждает свое учение о богоучрежденности таинства покаяния, но не основание церковного суда. Но на это нужно сказать, что о полномочии «вязать и решить», на котором зиждется догматическое учение, и о таинстве покаяния, как основании формального суда, ясно свидетельствует тесная связь слов «елика аще свяжете» с предыдущими, выраженная в самом построении речи*****. Древнейшая Церковь не рассматривала права совершать формальный суд отдельно от права совершать таинство покаяния как особую функцию, имеющую для себя и особые полномочия, но полагала обе эти функции (формального суда и таинства покаяния) проявлениями одной и той же судящей власти Церкви.]

На основе Божественной воли Основателя Церкви Иисуса Христа, Его непосредственными учениками и апостолами, по Его поручению, была устроена Церковь, как общество верующих, и те — в ее недрах — учреждения — в их кругу и церковный суд, — которые необходимы для достижения цели Церкви — объединения всех во Христе. О действиях первоначальных устроителей Церкви, во исполнение воли Христа, мы узнаем из посланий Апостольских. Канонистами и экзегетами****** издавна принято называть классическими два определенных указания апостола Павла на существование церковного суда. Одно из этих мест, служащих к обоснованию судящей и наказующей власти Церкви, находится в Первом послании к Тимофею: «Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях. Согрешающих обличай пред всеми, чтоб и прочие страх имели» (Тим. 5, 19—20), второе — в Первом послании к коринфянам: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?.. вы, когда имеете житейские тяжбы, поставляете своими судьями ничего не значущих в Церкви. К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими?»*******

В цитированных двух свидетельствах посланий апостола Павла о церковном суде наша церковно-каноническая наука******** различает два вида суда, существовавшие во времена апостолов. В Послании к Тимофею говорится о суде предстоятеля над подчиненными ему служителями Церкви. Судебную власть в Церкви над последними апостол вверяет Тимофею как преемнику, наместнику апостолов, а в лице его — всему епископату. Апостолом подчеркивается принцип осторожности епископа при обвинении пресвитера в возводимом на него преступлении: принятие обвинения на пресвитера должно основываться не иначе как на показаниях двух или трех свидетелей. Суд над пресвитерами, по апостолу, должен носить характер открытого обличения их преступлений перед всей Церковью.

В словах апостола Павла из Первого послания к коринфянам (6, 1, 4–5) мы находим указание на другой суд, существовавший во времена апостолов: братский, посреднический суд, совершавшийся в недрах самой Церкви. Предметом этого суда были гражданские тяжбы и дела членов Церкви. Слова апостола можно поставить в связь с отказом Спасителя разрешить спор о дележе имущества (Лк. 12, 13–14), которым (отказом) Господь показал, что по самой своей природе Церковь не может иметь самостоятельной юрисдикции по гражданским делам. Для получения этой юрисдикции возможны два пути: один указан Спасителем в словах: «кто поставил Меня судить или делить вас?», другой — апостолом в цитированном месте из Первого послания к коринфянам <…> Апостол порицал коринфян за то, что те обращаются к язычникам в своих гражданских делах, и предписывал им разбирать эти тяжбы в их же среде, при посредстве выбранного ими самими разумного человека. Посреднический суд близок по своей идее и организации к частному, домашнему разрешению спора между тяжущимися лицами и, в изображении его апостолом, не носит никаких сопутствующих признаков формального, открытого церковного суда.

<...>

Таковы краеугольные основы церковного суда.

6 Мы исключаем некоторые современные уклонения от этого принципа в русском гражданском судоустройстве; ср.: Molitor W. Ueber kanonisches Gerichtsverfahren... S. 8.

7 Molitor W. Ueber kanonisches Ierichtsverfahren... S. 7–8; ср.: Заозерский Н. О церковной власти. Сергиев Посад, 1894. С. 70 слл.

8 См. отд. I, гл. 1.

9 Вопрос о происхождении законодательных источников церковного суда в России имеет за собою большую литературную историю, но до сих пор не приведено к одному знаменателю множество — часто до противоположности разноречивых — мнений о называемых нами памятниках.

10 Проф. Н. Суворов говорит лишь в двух главах своего исследования «О церковных наказаниях» (СПб., 1876) о церковных наказаниях в Русской Церкви за весь период ее существования, предоставляя только немногие страницы нашему периоду.

11 Это будет сделано нами на страницах самого исследования.

12 См. у нас далее, отд. I, гл. 3.

13 См. далее во введении.

14 См. далее.

15 Ср: Оршанский И. Еще по поводу духовно-судебной реформы // Журн. гражд. и угол. права. 1875. Кн. 2. С. 70.

16 См. с. 376 (т. 6).

17 Об этих памятниках см. у нас: отдел I, гл. 3. Там же и критическое обозрение исагогических сведений К. А. Неволина об этих актах.

18 См. с. 269 (т. 6).

19 См.: Оршанский И. Еще по поводу… С. 70: «способность смотреть на все сквозь розовые очки» (которую Оршанский замечает в Неволине) он объясняет тем «патриотическим» пылом известного направления, который господствовал в то время и был возведен до некоторой степени в официально обязательную доктрину.

20 См.: Филиппов М. Судебная реформа в России. СПб., 1875. Т. 2. С. 154.

21 С. 315–317 (т. 6).

22 Напр., с. 347: богохульство и др.

Многие из своих заключений К. А. Неволин сопровождает лишь голыми, мало говорящими ссылками на малоизвестные исторические факты (см., напр., с. 338: дела союза супружеского и др.); между тем те же положения, иллюстрированные, обладали бы большей наглядностью.

23 Напр., см. с. 349: ересь и расколы; с. 362: святотатство, и др.

21 См. с. 322–329 (т. 6).

* Мф. 18, 15–18.

** Ср.: Искусственные приемы в науке канонического права // Правосл. обозрение. 1878. Т. 3. С. 511 слл.; Заозерский Н. Церковный суд… С. 12 слл. и др.

*** Ср.: Kellner H. Das Buss- und Strafverfahren gegen Kleriker. S. 6–7; Meurer C. Die rechtliche Natur der Po..nitenzen der katholischen Kirche in historisch. Entwicklung // Arch. katholisch. Kirchenrecht. 1883. Bd 49. S. 185 и др.

**** См. в работе: Таганцев Н. Суворов Н. О церковных наказаниях // Журн. гражд. и угол. права. 1877. Кн. 2. С. 7–9.

***** См. у авторов, указанных в примеч. ***.

****** См.: Lechler. Die Neutestamentliche Lehre vom heiligen Amte. Stuttgart, 1857. S. 434–436; Isenberg. Primat und Episcopat. S. 51–52; Fessler J. Der kanonische Process ... S. 12 sqq. и др.

******* 1 Кор. 6, 1, 4– 5. Ср.: 1 Кор. Гл. 5.

******** См.: Заозерский Н. Церковный суд… С. 23 слл.; Аноним. Искусственные приемы в науке канонического права // Правосл. обозрение. 1878. Т. 3. С. 484 слл.; (Иоанн, еп. Смоленский) Древние правила церковного суда // Правосл. собеседник. 1859. Ч. 2. С. 3 слл.; Он же. Церковный суд внешний или общественный // Христ. чтение. 1865. Ч. 1. С. 495 слл.; Соколов Н.К. Церковный суд в первые три века христианства // Правосл. обозрение. 1870. Т. 2. С. 302 слл.; Он же. Каноническое устройство церковного суда по началам вселенского соборного законодательства // Там же. С. 587, 752 слл., и др.