НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД УСТРОЕНИЯ ОБЩИНЫ

После водворения старца Илариона в Троекурово постепенно около его кельи стали селиться благочестивые девицы и вдовы, же­лавшие пользоваться его старческим наставлением. С благослове­ния подвижника и дозволения И. И. Раевского ими были поставлены сначала три убогие деревянные кельи, крытые соломой. Мало-пома­лу около затворника собрались двенадцать послушниц, после же его кончины осталось их в Троекурове двадцать человек. Главное их послушание заключалось в печении просфор для Троекуровского и других соседних храмов, чему их обучил сам Иларион, хорошо зна­комый с этим делом еще по своему первому пребыванию в Петро­павловской пустыни. Кроме того, затворник вменил им в обязанность обустраивать отдых и трапезу многочисленных странников, посещав­ших Троекурово в эти годы.

Первая из этих послушниц старца по времени поступления была Прасковья Васильева, затем – Анна Николаевна Судейкина, Гранина – впоследствии схимонахиня Пантелеймона, потом Пелагия Андре­евна Уварова – схимонахиня Поликсена. Еще жили при старце деви­ца Наталия Федоровна Бунина, в монашестве Илариона, Иванова – Нектария, Анна Федоровна Маслова – Асенсфа, Борзикова – Анисия, Саприкина – Агния, Ксения, Таисия, Пульхерия, Илария, Мат­рона, Августа, Фекла, Олимпиада, Макария, Евфросиния и Нафанаила – будущая настоятельница Троекуровского монастыря.

Вот каким образом поселилась в Троекурове возле старца Анна Федоровна Маслова, будущая монахиня Асенефа. Когда она впер­вые пришла к старцу, тот спросил – желает ли она поступить в мона­стырь, и, услышав утвердительный ответ, благословил остаться в Тро­екурово: «Здесь будет монастырь». Маслова осталась, но сильно скор­бела, что ее семилетний сын Николай вынужден жить со своей ба­бушкой вдалеке от нее. Потом по приказу старца она привезла сына в Троекурово, которого Иларион принял очень ласково, давал ему крестики и даже дозволял входить к нему в келью без доклада. Через некоторое время, уезжая к родным вместе с сыном, Маслова пришла к старцу за благословением. Перекрестив Николая, старец сказал: «Прощай, в последний раз я тебя здесь вижу». Сын Масловой был совершенно здоров, и она не приняла эти слова близко к сердцу. Но в дороге Николай сильно заболел, и его еле довезли до родных в Тулу. Стали его лечить, но мальчик обратился к матери со словами: «На что вы меня лечите! Батюшка не велел мне лечиться. Разве вы его не видите? Вот он около меня стоит в белом халатике с голубым по­ясом». Через несколько дней Николай скончался, а Маслова, потеряв последнюю и единственную отраду в миру, вернулась в Троекурово.

Многих из послушниц Иларион сам призвал к себе, иногда даже супротив их первого желания. Так, Пелагия Кононовна Гранина рас­сказывала о себе, что, будучи 19 лет от роду, хотела поступить в мо­настырь. Отца ее, служившего в Задонске, переводили в Калугу, по­этому он хотел отдать дочь свою в тамошний монастырь. По дороге из Задонска в Калугу мать ее заехала с нею к Илариону. А тот и гово­рит ей: «Оставь Пелагию у меня; хоть не скоро, а здесь будет монас­тырь». Пелагия Кононовна возразила: «Я еду в Калужский монас­тырь». Но старец сказал ее матери: «Если не оставишь её у меня, она у вас дорогою умрет». Мать сначала побоялась оставить её без согла­сия отца, а потом решилась и оставила её у Прасковьи Васильевны, жившей около старца, а сама поехала в Лебедянь посоветоваться с мужем. Тот сильно разгневался на нее за то, что решилась оставить дочь у незнакомых людей, и приказал сейчас же взять её оттуда. Ког­да они пришли проститься, Иларион сказал Пелагии Кононовне: «Сам отец твой привезет тебя к моей келье, а ты ему об этом не говори и не противоречь». Так и случилось. Дорогой Пелагия Кононовна сильно заболела и была уже при смерти. Испуганный отец со слезами вос­кликнул: «Матерь Божия! Отец Иларион! Исцелите мою дочь – отдам тебе, отец Иларион, – как знаешь, управляй ею». И сам привез ее обратно в Троекурово. Иларион встретил её словами: «Вот я молил­ся Царице Небесной, чтобы ты жила у меня». И, помазав ей горло маслом из лампады от Владимирской иконы Божией Матери, исце­лил ее болезнь. Отец оставил её в Троекурове, и она двадцать пять лет была просвирней. А печь просфоры выучил её сам затворник.

Также Господь сподобил остаться здесь по благословению затвор­ника и Наталью Антоновну Арнатову - будущую игуменью Нафанаилу. Мать ее, вдова Лебедянского соборного псаломщика, оставшись с большой семьей на руках, терпела крайнюю нужду. До десятилетнего возраста будущая настоятельница Троекуровской обители только и видела, что слезы и страдания матери, и возымела сильное желание определиться в монастырь. О том, как состоялась встреча со старцем Иларионом, определившая всю ее судьбу, мать Нафанаила впослед­ствии рассказывала так: «О Троекурове тогда еще и слуху не было, что здесь откроется монастырь. И вот в 1848 году одна знакомая нам куп­чиха приезжала к старцу Илариону за благословением в декабре меся­це. Он её принял и сказал: «Ты мне сегодня пришли вина и масла для лампад, да сама не привози и с одним работником не присылай». Она спросила: «Да с кем же мне прислать?» - «А там у кого усердие будет, с тем и пришли». Приехала она домой, а я в тот день была у них по лакомству. Купчиха рассказывает слова затворника и недоумевает, кого «ей послать; я и вызвалась. «Да я бы поехала к Батюшке». А Батюш­ка вперед келейнику приказал: «Кто привезет вино, чтобы привесть его ко мне». Я приехала, и келейник прямо меня повел к Батюшке, - я испугалась, а он ласково говорит: «А, это ты, Наташа! Спасибо, что ко мне приехала. Куда ты думаешь?» Я ответила, что никуда не думаю. «Иди ко мне в монастырь». Я подумала: какой же тут монастырь? А Батюшка положил мне руку на голову и говорит: «У меня здесь будет монастырь». Я спросила: «Когда же мне, Батюшка, к вам приехать?» Он сказал: «Приходи весной». В 1849 году я пришла к нему, и Батюш­ка меня отдал И. А. Уваровой, с которой и прожила сорок четыре года». Относительно игуменьи Нафанаилы известен еще один знаменательный случай дивной прозорливости старца Илариона. Так, монахиня Троекуровского монастыря Серафима слышала от покойного диакона местного храма Петра Александровича Спасского, что после постри­га в 1871 году четырех монахинь он был у А.Н. Голдобиной, и та с радостным изумлением поведала ему следующее: «В 1839 году была я раз у Батюшки. «Александра, - говорит он мне, - ведь у нас тут будет монастырь. А игуменья будет Нафанаил». Я удивилась, что это Ба­тюшка говорит и как Нафанаил будет игуменьей, - при этом я подума­ла про о. Нафанаила, схимника Петропавловской пустыни. И вот се­годня при постриге вдруг слышу, что келейную Уваровой нарекли этим именем. Она, должно быть, будет игуменьей». Когда же в 1895 году игуменья Анфиса удалилась на покой, в монастыре интересовались, кто же будет игуменьей? В разговоре об этом диакон и передал мона­хине Серафиме, услышанное им много лет назад от Голдобиной. И действительно, указом Синода настоятельницей монастыря была на­значена монахиня Нафанаила.

Но и после своей земной жизни старец не переставал посещать присных своих и незримо направлять их помыслы и дела. Так, третья игуменья Троекуровской обители Анфиса, в миру дочь почетного граж­данина г. Козлова Анна Николаевна Придорогина, осталась в молодо­сти круглой сиротой и решила посвятить свою жизнь служению Гос­поду в иноческом чине. Потому она неоднократно приходила к старцу Илариону за благословением на поступление в какой-либо монастырь. Однако всегда получала отказ: «Поживи в мире, Анна, будешь и в мо­настыре». После этого она довольно долго была вынуждена помогать овдовевшему брату и его малолетним детям. Когда же Анна Николаевна «рассчиталась» с миром, Иларион благословил ее на принятие иноческого чина и поступление в Сезеновский монастырь. При этом старец добавил: «Поживешь, Анна, в Сезенове, поживешь и в Троеку­рове». Слова эти долгое время были для нее загадкой и разъяснились только позднее, когда она, будучи монахиней Анфисой, долгое время занимала должность казначеи Сезеновского монастыря, а в 1868 г. была определена в настоятельницы Троекуровской женской общины. В са­мый же день назначения Анфиса увидела во сне старца Илариона. Будто бы ожидали в Сезеново приезда московского митрополита Филарета, при появлении которого не игуменья монастыря, а именно казначея Анфиса вышла ему навстречу. Но в белой мантии и под митрополичьей митрой она сверх чаяния узнала знакомое и светолепное лицо стар­ца Илариона. Неожиданная радость и безотчетный страх заставили ее отступить назад, на что Иларион ей все тем же до боли знакомым, тихим и кротким голосом сказал ей: «Что же ты стоишь?» После чего матушка Анфиса бросилась ему в ноги и просила благословить ее. Угодник Божий, по обычаю, перекрестил ее. И осенение крестным зна­мением и сама рука старца, которую Анфиса крепко прижала к своим устам, по пробуждении ее, казались ей не сном, а самой что ни на есть явью.

О всех послушницах, селившихся в Троекурово по его благосло­вению, затворник имел особое попечение - все они получали от стар­ца особое содержание, а порой и благовременную помощь, но осо­бенно Иларион заботился об их духовных нуждах. Прозорливый под­вижник не оставлял без внимания и соответствующего вразумления ни одного неправого поступка или достойного замечания движения души. Малодушных он ободрял, немощных укреплял. При случае Иларион старался отсекать в сестрах поводы к тщеславию и беспо­лезному любопытству. Так однажды он попросил одну послушницу, имевшую деньги, купить для некого бедного храма серебряное кади­ло. Когда же покупка была им получена с почты, он приказал ее при­нести и, не распечатывая и не показывая жертвовательнице, отпра­вил ее в храм. Также старался затворник искоренять в сестрах излишнюю попечительность о вещах, призывая их заботиться, глав­ным образом, о душевном спасении. Ищите прежде царствия Божия, и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33) - говорил старец послушницам. Он приучал сестер любить уединение и вни­мательность к себе, а не предаваться рассеянности. Некая послуш­ница пошла вечером в келью своей соседки безо всякой нужды, а просто поговорить. Между тем старец повелел своему келейнику пойти и запереть своим замком ее келью. Та, вернувшись и найдя свою келью запертой, поняла, в чем дело, и тут же бросилась к стар­цу со слезами раскаяния. Иларион взял у послушницы собственный ключ и, привязав его к большой веревке, отдал ей со словами: «Бог тебя простит, и я прощаю. Вот, возьми ключ-то свой. Теперь он уже не будет бегать - я его привязал».
Всем будущим сестрам, по силе и возможности каждой, запове­довал старец соблюдать пост. Приказывал поститься в понедельник:«Это день Архангельский, надо его почитать». Особенно запрещал он послушницам есть тайно, без благословения старшей, и строго наказывал, если они нарушали эту заповедь. Однажды спросил он некую послушницу — что она приготовила к обеду. Та отвечала, что приготовила рыбу, так как день сегодня праздничный. «Оставь рыбу - сказал ей старец, - если любишь праздник, почти его постом». Так прозорливый старец предвидел скорую скорбь этой послушницы и приготовил ее к ней постом, ради которого, по молитвам угодника Божия, помиловал ее Господь.