|
Глава 5
Древняя Русь, ее
латинские соседи
и татарская угроза (40–50-е гг. XIII в.)
Продолжение. Начало см.: «Исторический
вестник».
1999. № 2, 3–4;
2000. № 1, 2,
3–4; 2001. № 1
Татарское нашествие не
только страшно разорило русские земли,
но и нанесло тяжелый удар ряду стран
латинского мира. Из западных соседей
Руси наиболее сильно пострадали, как
известно, польские княжества и
Венгрия. Особое беспокойство
латинского мира вызывало то, что
жестокие завоеватели не удалились
обратно в азиатские степи, а
обосновались на территории Восточной
Европы, где в непосредственной
близости от ее границ образовалась
мощная и агрессивная кочевая держава.
С подобным положением дел
католическая Европа не сталкивалась с
Х в. — времени поселения кочевников
венгров в Паннонии.
В этой ситуации в
политически раздробленной
католической Европе, светский глава
которой император Фридрих II не уделял
внимания опасности, не затрагивавшей
его итальянские владения, папство,
именно в XIII в. достигшее апогея своего
могущества, выступило как сила,
стремившаяся отстаивать наиболее
общие интересы католической Европы (как
оно их понимало). С середины 40-х гг. XIII
столетия внимание к событиям,
происходившим в Восточной Европе, в
Риме резко возросло.
Основные цели, осуществить
которые во второй половине 40-х –
начале 50-х гг. XIII в. пыталось папство,
достаточно хорошо известны. Во-первых,
предпринимались различные шаги, чтобы
вступить в контакт с язычниками-татарами
и добиваться их обращения. В случае
успеха татарская держава могла стать
союзником (и орудием) папства в борьбе
как с мусульманским миром, так и со
схизматической Никейской империей1.
Во-вторых, так как надежды на успех на
этом поприще не было, а результаты
первых контактов оказались явно
отрицательными, следовало
одновременно прилагать меры к тому,
чтобы поставить какой-то барьер на
пути продвижения татар в Европу2. С
этой точки зрения непосредственно
соседствовавшие с Ордой русские
княжества представляли для курии
двойной интерес: и как государства,
где можно было бы получить информацию
о планах и действиях татар, и как
возможные члены антитатарской
коалиции. Кроме того, соглашения с
русскими князьями против татар
создавали благоприятные условия для
подчинения Русской Православной
Церкви власти папского престола.
В то же самое время и у
русских князей появился интерес к
установлению контактов с Римом. Если
они хотели освободиться от тяжелой
зависимости от татар, то в сложившихся
условиях это было возможно лишь при
получении помощи с Запада, а о росте
влияния курии на их политику они могли
уже к этому времени составить
достаточное представление.
Результатом стала
небывалая интенсификация контактов
между русскими княжествами и папством
во второй половине 40-х – начале 50-х гг.
XIII в. Одним из первых русских князей,
вступивших в контакты с папской
курией, был Михаил Черниговский,
отправивший на собравшийся в 1245 г.
Лионский Собор своего кандидата на
Киевскую митрополичью кафедру —
игумена Петра Акеровича3. В том же, 1245 г.
еще до своего отъезда в Орду вступил в
контакты с Римом Даниил Галицкий4,
выразивший (как видно из ответного
письма папы Иннокентия IV) готовность
признать «Римскую Церковь матерью
всех Церквей»5. Обсуждение этого
вопроса получило свое продолжение
осенью 1245 г., когда территорию
Галицкой Руси посетил на пути в Орду
папский посланец францисканец
Джованни дель Плано Карпини. По его
свидетельству, брат Даниила, Василько
Романович, собрал тогда епископов, и
им была зачитана грамота папы, «в
которой тот увещевал их, что они
должны вернуться к единству святой
матери Церкви»6. В следующем, 1246 г. в
Каракоруме Дж. Плано Карпини обсуждал
этот вопрос с великим князем
Владимирским Ярославом
Всеволодовичем, также выразившим
желание вступить в контакты с Римом7.
Продолжавшиеся тем
временем переговоры Даниила
Галицкого с Римом привели, как
известно, в 1246 г. к формальному
распространению власти папского
престола на Галицко-Волынскую землю, а
в 1248 г. папа дважды обращался с
предложением принять покровительство
Римской Церкви к сыну Ярослава
Всеволодовича, новгородскому князю
Александру8.
Сохранившиеся документы
позволяют судить о целях, которые
преследовали Даниил Галицкий и курия,
вступая в соглашение, а также о
характере церковной унии между Юго-Западной
Русью и Римом, хотя источников,
освещающих эти вопросы, меньше, чем
касающихся унии между Болгарией и
Римом — сохранились папские буллы, но
нет писем от русской стороны9.
Все исследователи темы
сходятся на том, что, выражая
готовность подчиниться Римской
Церкви, Даниил Галицкий преследовал с
самого начала политические цели. Не
случайно уже в одной из папских булл
от мая 1246 г. можно встретить обещание «совета
и помощи» против татар10. Ряд булл,
направленных папой в Галицко-Волынскую
Русь в следующем, 1247 г., также
удовлетворял чисто политические
пожелания галицко-волынских князей.
Так, папа принял их владения (как те,
которыми они обладали, так и те,
которые смогли бы приобрести в
будущем) под свою защиту11, одобрил их
намерения вернуть себе владения,
которые «против справедливости»
заняли другие князья, «qui in Ecclesie devotione
non permanent» (православные князья, не
подчинившиеся Риму?)12, наконец,
запретил крестоносцам и «aliorum Religiosorum»
каким-либо способом приобретать земли
во владениях галицко-волынских князей13.
Таким образом, сближением с Римом
галицко-волынские князья
воспользовались, в частности, для того,
чтобы упрочить свое положение по
отношению к западным соседям (в том
числе тевтонскому ордену в Пруссии) —
в таких шагах отражалось понимание
того, что в новых условиях середины XIII
в. нормализовать отношения с этими
соседями было возможно лишь при
благожелательной позиции папского
престола.
При рассмотрении
собственно церковных аспектов унии
важен вопрос об участии в переговорах
с Римом православного духовенства и
его позиции. Свидетельства Плано
Карпини не оставляют сомнений в том,
что духовенство Галицкой Руси было в
курсе ведущихся переговоров. Вопрос
об унии галицко-волынские князья
обсуждали со своими епископами не
только тогда, когда Плано Карпини ехал
в Орду. На обратном его пути из Орды
летом 1247 г. обсуждение вопроса с «епископами
и другими достойными уважения людьми»
продолжалось, и они сообщили папскому
посланцу, «что желают иметь господина
папу своим преимущественным
господином и отцом», подтверждая то, о
чем ранее сообщали папе через своего
аббата14. Имя этого «аббата» —
Григорий «De Moncti Sancti», т.е. игумен
монастыря св. Горы под Владимиром
Волынским15, упоминается в одном из
папских распоряжений сентября 1247 г.16
как имя княжеского посла.
Хотя послом Даниила к папе
было достаточно высокопоставленное
духовное лицо, серия папских булл мая
1246 г. и сентября 1247 г. не содержит
никаких указаний на получение папой
писем от православного духовенства,
подобных письмам, направленным
Иннокентию III архиепископом
Тырновским Василием и некоторыми
другими иерархами. Даже в инструкции
своему легату (о ней см. далее) папа
Иннокентий IV говорил лишь о сообщении,
полученном от Даниила Галицкого, о том,
что «он сам и весь народ» желают
соединения с Римской Церковью17. Таким
образом, роль духовенства Галицкой
Руси в переговорах с Римом была еще
более пассивной, чем духовенства
Болгарии. Этим, вероятно, следует
объяснить то, что, в отличие от
Иннокентия III, Иннокентий IV не
направлял писем православным
епископам во владениях Даниила.
Единственное предложение, касавшееся
конкретного характера унии, —
разрешить епископам и пресвитерам
совершать службу на заквашенных
просфорах и сохранить все прежние
обряды, не противоречащие учению
Римской Церкви, — исходило от князя (см.
выражение «tuis supplicationis inclinati» в ответе
Иннокентия IV Даниилу18). Оно говорит о
том, что для русского князя, как
некогда для Калояна, уния должна была
ограничиться формальным подчинением
духовенства его владений папскому
престолу.
Актом такого подчинения
оформлялось заключение церковной
унии с Болгарией в начале XIII в. Решение
этой задачи было возложено на
архиепископа прусского Альберта,
которого уже в булле мая 1246 г.
Иннокентий IV рекомендовал Даниилу
Романовичу как своего легата19.
Официальное поручение такого рода
было дано архиепископу Альберту
весной следующего, 1247 г. Он был
уполномочен добиться от правителя,
духовных иерархов и магнатов
торжественного отречения от схизмы и
принесения присяги, что они будут
пребывать в единстве веры с Римской
Церковью и повиноваться ее власти20.
Однако никакими данными о поездке
архиепископа на земли Юго-Восточной
Руси мы не располагаем, а имеющиеся
сведения о местопребывании этого
иерарха в 1247–1248 гг. заставляют
исследователей полагать, что эта
поездка вряд ли имела место21. Таким
образом, нельзя быть уверенным в
установлении даже формальной
зависимости Галицкой Церкви от Рима.
В научной литературе
неоднократно поднимался вопрос о
соотношении между переговорами
Даниила Галицкого с Римом и
переговорами об унии Церквей между
Римом и Никеей. Такой исследователь,
как В. Норден, категорически отвергал
связь между этими двумя явлениями22.
Подобному выводу, однако, как уже
отмечалось неоднократно, явно
противоречит известная запись,
помещенная в Ипатьевской летописи под
1253 г.: «Некентии бо кльняше тех,
хоулящим вероу Грецкоую правоверноую,
и хотящоу емоу сбор творити о правой
вере о воединеньи црькви»23.
Эта запись ясно показывает,
что в Галицкой Руси были в курсе
ведущихся переговоров. К этому
следует добавить, что первые шаги для
возобновления начатых некогда
переговоров с Никеей Иннокентий IV
предпринимал именно в середине 40-х гг.
XIII в. В марте 1245 г. он направил письмо
болгарскому царю Коломану Асеню, в
котором выражал согласие созвать для
решения всех спорных вопросов
Вселенский Собор с участием
греческого и болгарского духовенства24.
Письмо это, вероятнее всего, было
отправлено через Венгрию, а
посредником в начавшихся переговорах
стала венгерская королева, дочь
императора Феодора Ласкаря. В январе
1247 г. Иннокентий IV благодарил ее за
хлопоты25. При тесных контактах между
венгерским и галицким дворами обо
всем этом, конечно, должно было быть
известно Даниилу Галицкому.
Можно считать весьма
вероятным, что, по представлению
галицких политиков, именно в такого
рода переговорах должны были быть
решены все спорные собственно
церковные вопросы. В этой связи
заслуживают внимания сохранившиеся в
Ипатьевской летописи сведения о
деятельности в 1246 г. Кирилла,
выдвинутого Даниилом кандидата на
Киевскую митрополичью кафедру. Хотя
переговоры с Римом начались, судя по
всему, еще в 1245 г., это не помешало
Кириллу направиться в следующем, 1246 г.
на поставление в Никею26. После
возвращения он, по-видимому, находился
в Южной Руси. Запись Лаврентьевской
летописи под 1250 г.: «Прииде митрополит
Кирил на Суждальскую землю»27 — явно
имеет в виду его первое появление там28.
Митрополит выступил на Суздальской
земле как политик, явно связанный с
галицким двором. Он лично участвовал в
заключении брака между дочерью
Даниила Романовича и великим князем
владимирским Андреем Ярославичем;
брак, соответствовавший интересам
галицкого двора, был заключен даже в
нарушение норм канонического права
между близкими родственниками —
двоюродными братом и сестрой29. Такой
образ действий митрополита не
оставляет сомнений в том, что между
ним и галицким князем были отношения
тесного сотрудничества и что
епископства на землях Юго-Восточной
Руси подчинялись его верховной власти
как главы общерусской митрополии.
Между тем этот митрополит был
поставлен в Никее и не имел никаких
сношений с папским престолом. И в
переписке галицкого князя с Римом
вообще не затрагивался вопрос о
подчинении Риму Киевской митрополии.
Все это позволяет говорить
о церковной унии между Галицкой Русью
и Римом очень условно. Столь
неопределенное и двузначное
положение могло сохраняться, как
представляется, лишь в условиях
продолжавшихся переговоров об унии
Церквей, когда все частные моменты
могли быть урегулированы с решением
главного, общего вопроса.
Вскоре после достижения
соглашения в отношениях между
Галицкой Русью и Римом стала
нарастать напряженность. Причины ее
становятся ясными при разборе
свидетельств о присылке Даниилу
королевской короны из Рима. Выше
говорилось о том, как упорно
добивались такого символа власти
южнославянские правители. Вопрос о
получении короны из Рима поднимался
ими с самого начала сношений с папой, и
они прилагали значительные усилия,
чтобы достичь своей цели. В известных
письмах Иннокентия IV 1246–1247 гг. о
присылке короны из Рима не
упоминалось: очевидно, галицкий князь
не затрагивал этого вопроса. Позднее
же, как видно из записей Ипатьевской
летописи, не Даниил добивался короны,
а папа настойчиво предлагал ее
Даниилу. Первое посольство во главе с
епископами Камня Поморского и Вероны
не имело успеха. Ссылаясь на войну с
татарами, Даниил заявил: «Како могоу
прияти венець бес помощи твоеи». Лишь
новому папскому легату Опизо, аббату
монастыря св. Павла в Меццано, во
второй половине 1253 г. удалось добиться
цели после того, как польские князья
обещали Даниилу помощь против татар30.
Почему папа Иннокентий IV так
настойчиво навязывал Даниилу
королевскую корону, станет ясно, если
обратиться к материалам, связанным с
коронацией болгарского царя Калояна в
1204 г. Такая коронация сопровождалась
присягой верности папскому престолу
со стороны правителя и главы
Болгарской Церкви31. Тем самым с
коронацией Даниила было бы
осуществлено, наконец, то формальное
подчинение Галицкой Церкви Риму,
которого не сумел добиться легат
Альберт. Этой цели курии, судя по всему,
достичь удалось, и 1253 г. можно считать
датой установления церковной унии
между Галицкой Русью и Римом.
Понятно также, почему
Даниил отказывался принять корону,
пока ему не будет оказана помощь в
войне с татарами. Исследователи
разных направлений сходятся в том, что
главным мотивом, побудившим русских
князей к сближению с Римом, было
желание получить от латинских
государств помощь против татар и так
освободиться от их власти32.
Неудивительно, что именно эта тема
заняла видное место в первых
посланиях, направлявшихся из папской
курии русским князьям. Так, в письме
Даниилу от мая 1246 г., рекомендуя
галицкому князю своего легата
архиепископа прусского Альберта,
Иннокентий IV обещал со стороны
последнего «consilium et auxilium» против татар,
а в письме Александру Невскому от
января 1248 г. он предлагал
новгородскому князю в случае
появления опасности со стороны татар
известить об этом «братьев
тевтонского ордена, в Ливонии
пребывающих, дабы как только это (известие)
через братьев оных дойдет до нашего
сведения, мы смогли безотлагательно
поразмыслить, каким образом с помощью
Божией сим татарам мужественное
сопротивление оказать»33. Эти
документы, являющиеся, несомненно,
ответом на соответствующие обращения
русских князей, ясно показывают, что
помощь против татар была, может быть, и
не главным, но важным условием при
заключении соглашений между Даниилом
Галицким и папским престолом.
Выполнить указанное
условие курия, однако, была не в
состоянии. Вероятно, папа Иннокентий IV
в серии своих булл 1247 г. так охотно
пошел на удовлетворение ряда
пожеланий Даниила по отношению к его
западным соседям потому, что не мог
оказать Галицкой Руси реальной помощи
против татар. Это, однако, лишь
временно удовлетворило галицких
князей, что стало ясным в начале 50-х гг.,
когда папа с помощью королевской
короны пытался удержать Галицкую Русь
в орбите своего влияния, а Даниил
Галицкий, находившийся к этому
времени в состоянии открытого
конфликта с Ордой, отказывался ее
принять, пока его западные соседи не
подадут ему реальной помощи.
Коронацией Даниила в Дрогичине
разногласия были улажены, но лишь
благодаря обещанию польских князей
выступить против татар. В таких
условиях формальная уния между
Галицкой Русью и Римом не могла
наполниться реальным содержанием (сложившееся
положение исключало для папского
престола возможность оказывать
давление на галицкого князя и
требовать от него каких-либо
церковных реформ), а само будущее этой
унии ставилось в зависимость от того,
смогут ли папская курия и западные
соседи Галицкой Руси выполнить свои
обещания.
Однако в 40-х – начале 50-х гг.
XIII в. оживленные контакты русских
князей с Римом и соглашение Даниила
Галицкого с папой способствовали
спаду напряженности в
межконфессиональных отношениях,
которая явно наметилась в 30-е гг. XIII в.
Возможно, в какой-то мере сыграли свою
роль и развернувшиеся в первой
половине 50-х гг. переговоры об унии
Церквей между Римом и Никеей, которые
к 1254 г. завершились выработкой условий
предварительного соглашения. В 1245 г.,
выступая на Лионском Соборе с
призывом к борьбе с Ордой, Иннокентий
IV называл Русь вместе с Венгрией и
Польшей в ряду «христианских» стран,
разоренных татарами34.
Все это касалось, прежде
всего, взаимоотношений Галицко-Волынской
Руси и ее западных соседей. Связи с
Венгрией, как уже отмечалось выше,
были укреплены брачным союзом
старшего сына Даниила, Льва, и дочери
венгерского короля Констанции. В
летописи, которая велась при дворе
Даниила Галицкого, возможность такого
союза прямо обосновывалась тем, что
венгерский король — христианин («яко
крестьян есть»), а при заключении
брака присутствовал сам митрополит
Кирилл35. Другой сын Даниила, Роман,
женившись на племяннице австрийского
герцога Фридриха Бабенберга, Гертруде,
пытался с помощью венгерского короля
занять австрийский престол36. Конец 40-х
и
50-е гг. были отмечены также сближением
галицко-волынских князей с
мазовецкими князьями Болеславом и
Земовитом (женившимся на дочери
Даниила), а затем и с малопольским
князем Болеславом Стыдливым.
Совместно польские и русские князья
совершили целый ряд походов на земли
ятвягов37 и против язычников — «поганых»38.
Судя по тому, что одной из
булл, адресованных галицко-волынским
князьям, папа запретил крестоносцам
приобретать земли на территории их
владений, Романовичи в то время явно
не относили немецкие государства в
Прибалтике к числу дружественных
соседей. Однако и с ними намечалось
политическое сотрудничество на почве
совместных действий против «поганых».
Из записей Ипатьевской летописи видно,
что Даниил и «немцы» совместно
поддерживали противника великого
князя литовского Милдовга —
Товтивила, родственника галицко-волынских
князей, который принял крещение в Риге
в 1254 г.39 Тевтонский орден заключил
договор о разделе ятвяжских земель с
Земовитом мазовецким и Даниилом,
названным в договоре «primus rex Ruthenorum»40.
Однако отношения Руси с
латинским миром в те годы имели и
другую сторону. Следует учитывать, что
другие русские земли не последовали
за Галицкой Русью: не вступили в
сношения с Римом в конце 40–50-х гг. XIII в.
ни смоленские, ни черниговские князья.
Прервал переговоры с Римом наиболее
сильный и влиятельный из князей
Северо-Восточной Руси Александр
Невский. Уже это заставляет
рассматривать особо вопрос об
отношениях с латинским миром тех
земель, которыми владели эти князья.
Результаты изучения известных
материалов об отношениях Новгорода с
его западными соседями показывают,
что к 50-м гг. XIII в. эти соседи вернулись
по отношению к Новгороду к той
политике, которая проводилась в конце
30-х гг. XIII в., и к идейной мотивации
этой политики. Официальной целью
такой политики снова стало обращение
в католицизм «язычников», живущих на
западных окраинах Новгородского
государства — в Водской и Ижорской
землях и в Карелии. Эта политика, как и
ранее, получила поддержку со стороны
папской курии: с санкции папы для
живущих на этих землях язычников был
поставлен католический епископ, а в 1256
г. преемник Иннокентия IV Александр II
объявил крестовый поход против карел41.
В этих документах
отразилось уже традиционное для того
времени представление о праве папской
курии распоряжаться землями
язычников, объявляя против них
крестовый поход и раздавая их земли
католическим государям42. Новым
является то, что в 50-х гг. XIII в. начинают
обозначаться притязания курии на
земли, заселенные схизматиками.
Некоторые намеки на притязания такого
рода нетрудно обнаружить уже в тексте
буллы Иннокентия IV галицко-волынским
князьям от сентября 1247 г. В документе
указывается, что, идя навстречу
просьбам этих князей, папа своей
властью передал им земли и другие виды
имущества, которые принадлежали им по
праву и которые они вернули из-под
власти других князей, «qui Ecelesia devotione non
permaneat»43. Распоряжение это было
благоприятно для Даниила Галицкого,
но в нем проявилось притязание папы на
роль своего рода высшего арбитра в
междукняжеских спорах, который может
отбирать земли у князей, не признающих
авторитета Римской Церкви, и
передавать их тем, кто этот авторитет
признает. Еще более показательна в
этом плане булла папы Александра IV,
направленная 6 марта 1255 г. литовскому
великому князю Миндовгу. Правитель
этого нового, недавно возникшего в
Восточной Европе и политически
активного образования принял
крещение по католическому обряду (1251 г.),
а затем был увенчан доставленной из
Рима королевской короной. Миндовг
сообщил папе, что, сражаясь против «Regnum
Russie» и его обитателей, пребывающих в «неверии»,
он сумел подчинить себе некоторые
русские земли. В своем ответе папа
выразил надежду, что, обладая этими
землями, Миндовг сможет освободить и
другие, соседние, от власти «язычников»
и «неверных», а также что своей
апостольской властью он передает эти
земли Миндовгу и его наследникам и
берет их под свою защиту44. Дело не
только в том, что в этом документе
русские снова названы «неверными»,
как в некоторых документах 30-х гг. Эта
булла является первым, относящимся к
Руси документом, в котором
утверждается право курии
распоряжаться землями «схизматиков»,
отдавая их по своему усмотрению
католическим правителям.
Таким образом, 40–50-е гг. XIII в.
были временем, когда в развитии
отношений между Русью и латинским
миром стали проявляться две, по
существу, противоположные тенденции
— к сближению и, наоборот, к очень
глубокой конфронтации. Ближайшее
будущее должно было показать, какая из
этих двух тенденций возобладает.
-----------------------------
1 Об этой стороне политики
Рима см.: Пашуто В.Т. Очерки по истории
Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 261 и
сл.
2 О попытках курии
организовать оборону латинской
Европы от татар см.: Umin-
ski J. Niebezpieczenstwo tatarskie w pol. XIII w. a papiez Innocenty
IV. Lwow, 1922.
3 См. подробнее об этом:
Томашевський С. Предтеча Исiдора
Петро Акеровiч, незнаний мiтрополiт
руський (1241–1245) // Analecta Ordinus sancti Basilii
Magni. Romae, 1927. T. 2. Fasc. 3–4; Пашуто В.Т.
Очерки… С. 57–67.
4 О времени обращения
Даниила к папе см. соображения В. Абрагама
(Abraham W. Powstanie organizacji kosciola lacinskiego na Rusi. Lwow,
1904. S. 123–124).
5 Documenta Pontificum Romanorum Historiam
Ucrainae illustrantia (далее — DPR). Romae, 1953. T. 1. №
12.
6 Джованни дель Плано
Карпини. История монголов. Гильом де
Рубрук. Путешествие в восточные
страны. М., 1957. С. 67.
7 Ср.: Джованни дель Плано
Карпини. История монголов. С. 75, 82;
Акты исторические, относящиеся к
России, извлеченные из иностранных
архивов и библиотек А.И. Тургеневым (далее
— АИ). СПб., 1836. Т. 1. № 78. С. 68–69.
8 АИ. Т. 1. № 78. С. 68–69 (февраль
1248 г.); Vetera Monumenta Poloniae et Lithuanie, gentiumgue
finitimarum historiam illustrantia (далее — VMPL) / Ed. A.
Theiner. Romae, 1860. T. 1. № 96. С. 46 (5 сентября 1248
г.). См. также: Матузова В.И., Пашуто В.Т.
Послание папы Иннокентия IV князю
Александру Невскому // Studia historica in honorem
Hans Kruus. Tallinn, 1971. С. 136–138. Вопрос о
переговорах Александра Невского с
Римом подробно рассмотрен в работе:
Горский А.А. Между Римом и
Каракорумом // Страницы
отечественной истории. М., 1993. Как
показано в работе, первая реакция
новгородского князя была
благоприятной, и лишь позднее
переговоры приняли другой оборот.
9 Вопрос об отношениях
Даниила Галицкого с Римом
рассматривался в целом ряде работ.
Помимо специального исследования Н.П.
Дашкевича (Переговоры пап с Даниилом
Галицким об унии Руси с
католичеством // Киевские
университетские известия. 1884. № 8)
следует отметить особые разделы в
неоднократно цитировавшихся ранее
работах М. Чубатого и В. Абрахама.
Этой теме уделил внимание и В.Т.
Пашуто в своем известном труде,
посвященном истории Галицко-Волынской
Руси. В определении существа этих
отношений взгляды исследователей
близки между собой, что
неудивительно, если учесть, что они
базируются на одном круге источников.
10 DPR. T. 1. № 12.
11 См.: Ibid. № 25.
12 Ibid. № 20.
13 См.: Ibid. № 21.
14 См.: Джованни дель Плано
Карпини. История монголов. С. 81.
15 Об этом монастыре, из
монахов которого вышло несколько
владимирских епископов XIII в., см.:
Щапов Я.Н. Государство и Церковь
Древней Руси X–XIII вв. М., 1989. С. 143.
16 См.: АИ. Т. 1. № 75. С. 65.
17 См.: DPR. T. 1. № 26.
18 См.: Ibid. № 22.
19 См.: Ibid. № 12.
20 См.: Ibid. № 26. Позднее,
получив благожелательное письмо от
Александра Невского, Иннокентий IV
поручил архиепископу Альберту
осуществить аналогичную миссию и во
владениях новгородского князя. «В
знак повиновения» Александр Невский
должен был основать для латинян
епископскую кафедру во Пскове (VMPL. T. 1.
№ 96. S. 46).
21 См. соображения В.
Абрагама (Abraham W. Powstanie… S. 128). М.
Чубатый, впрочем, допускал
возможность краткого пребывания
легата во владениях Даниила летом 1248
г. (См.: Чубатий М. Захiдна Украiна i Рим
у XIII в. у своiх змаганнях церковноi унii
// Записки наукового товариства iм.
Шевченка. Львiв, 1917. Т. 123–124).
22 См.: Norden W. Das Papsttum und Bizanz.
Berlin, 1903. S. 362.
23 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 827.
24 См.: Латински извори за
българската история (далее — ЛИБИ).
София, 1981. Т. 4.
С. 91.
25 См.: Там же. С. 97.
26 Он находился на пути в
Никею в Венгрии, когда после
возвращения Даниила из Орды при
венгерском дворе возникло
предложение заключить брак между
сыном Даниила Львом и дочерью Белы IV
Констанцией. За содействие в
заключении брака король обещал
Кириллу проводить его «оу Грькы с
великою честью» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 809).
27 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.
28 В записях этой летописи
предшествующих лет постоянно
упоминается лишь один иерарх —
епископ ростовский Кирилл, с 1250 г.
картина меняется.
29 См.: Кучкин В.А. К
биографии Александра Невского //
Древнейшие государства на
территории СССР. 1985 г. М., 1987. С. 78–79.
30 См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 827–828; о
папских послах к Даниилу и времени
его коронации см.: Abraham W. Powstanie… S.
133–134.
31 См.: ЛИБИ. Т. 3. С. 334–335, 344.
32 Не случайно в своем
втором письме Александру Невскому
папа хвалил новгородского князя за
то, что тот не желает склонять свою
шею под татарское ярмо (Матузова В.И.,
Пашуто В.Т. Послание папы… С. 138).
33 Там же.
34 См.: ЛИБИ. Т. 4. С. 93.
35 См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 809.
36 См. об этом подробнее:
Пашуто В.Т. Очерки… С. 255–256.
37 См.: Wlodarski В. Polska i Rus.
1194–1340. Warszava, 1966. S. 172–178.
38 См.: Пашуто В.Т.
Образование Литовского государства.
М., 1959. С. 26, 30–31.
39 См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 816–817.
40 Preussisches Urkundenbuch (далее — PUB).
T. 1. Kоnigsberg, 1882. № 298.
41 См.: Шаскольский И.П.
Борьба Руси против крестоносной
агрессии на берегах Балтики в XII–XIII
вв. Л., 1978. С. 206–209, 219–221.
42 Трудно согласиться с
точкой зрения И.П. Шаскольского, что
упоминаемые в булле вместе с
карелами «язычники» близлежайших
областей — это русские и что такое
словоупотребление обычно для
папских булл конца XIII в. (Шаскольский
И.П. Борьба… С. 220).
43 DPR. T. 1. № 20.
44 См.: VMPL. T. 1. № 123. S. 60–61.
|
