|
 Чудесные
явления святителя Митрофана и Тихона
19 августа 1868 года в московской военной
Измайловской богадельне скончался отставной майор Семен Васильевич
Хрущов. Это был человек искренно верующий, внимающий себе, много
испытавший в своей жизни скорбей и все искушения побеждавший
всецелой преданностью воле Божией. По совету и благословению
оптинских старцев — архимандрита Моисея и иеросхимонаха Макария — он
написал автобиографию под заглавием
«Путешествие утлой ладьи по бурному житейскому морю».
Публикуем рассказ о чудесном исцелении больной из записок С.В.
Хрущова, бывшего послушником в Оптиной пустыни, который «сам имел
удовольствие видеть неоднократно ту особу, над которою угодно было
святителю Митрофану проявить свою благодатную силу».
Записка первая
29 сентября 1840 года.
В село Сергиевское, деревни господ Хрущевых, сентября 14 дня 1840
года приехала соседка, живущая за 7 верст, госпожа Якимова с двумя
падчерицами к обедне в праздник Воздвижения Честного Креста; а от
церкви пришли в дом Хрущевых. Когда гостья вечером отъезжала домой,
то хозяйка просила оставить младшую сестру у них ночевать; ибо
пригласила их приехать на другой день опять. Госпожа Якимова,
оставив младшую сестру Анну, поехала домой. Девице Анне, оставшейся
у Хрущевых, поутру сделалось очень дурно: она рвала на себе волосы,
била себя в грудь, плакала, и три женщины не могли ее удержать; к
тому ж у нее истерика была такая сильная, что как она заплачет, то и
женщины, которые ее держали, заплачут; когда она захохочет, то и
женщины также захохочут. Доложили хозяйке дома и послали за лекарем
в город Скопин, за 18 верст. Эти припадки продолжались несколько
дней; иногда раз в день, а иногда и два, и три раза; и так ее
измучили, что она не могла двинуться, ни пошевелить рукою, ни ногою,
ни шеею, так что она должна была просить, чтобы ей повернули голову.
Лекарь приехал — давал лекарства; но лучше не было — и он говорил,
что и сам не знает, от какой болезни лечить, и что больная должна
умереть. Во время болезни девица Анна, чтобы приготовиться к смерти,
потребовала духовника и причастилась Святых Таин. Болезнь все
продолжалась; но с 26 на 27 сентября в первом сне она видела, что
пришел старичок, маленький, седенький, весь в черном, и молча провел
рукой по ее рукам и ногам. Тут она проснулась и почувствовала, что
какая-то сила вошла в руки и ноги; она открыла глаза и увидела
что-то черное — думала, висит что-нибудь; но когда стала
вглядываться, то увидела того же старичка. Он глядел ей прямо в
глаза, взял за правую руку и сказал: «Вставай, пора уже тебе
встать»; она закричала с испугу, и, пока ее поили святой водой, она
все его видела, но когда стала указывать на него, он исчез. Тут она
уснула тотчас же и увидела во сне, что она — в Воронеже, подле раки,
в которой не было мощей, а только обивка пунцовая, бархатная, с
золотым крестом, что ее очень огорчило. Она стала плакать и сказала:
«Зачем же мы сюда приехали, когда нет мощей?». И сейчас же увидела
того старичка, который с улыбкою спросил у нее, о чем она плачет. И
когда она ответила, что плачет о том, что нет Митрофана, старичок
снова улыбнулся и опять: «О чем же ты плачешь?». Тут она уже с
досадой отвечала: «О том, что нет святителя Митрофана». И спросила у
него: «Кто же ты?». Он отвечал: «Тот, кого ты испугалась». Она
спросила: «Да кто же ты?». «Я Митрофан», — сказал святитель. Он взял
ее за руку и повел туда, чего она уже не может изъяснить: свет
необыкновенный, благоухание также, так там было весело, что того
описать нельзя: летали Ангелы красоты необыкновенной; те, которые
ходили, были без крыльев. Она загляделась, забыла святителя
Митрофана — и, когда оглянулась, его уже не было. Она испугалась и
заплакала. Ангелы начали летать около нее с улыбкой; она опять,
было, забылась и опомнилась уже, когда увидела святителя Митрофана
впереди втроем: по левую руку шел старичок в черном, а по правую — в
белом одеянии, поясом подпоясан, кто-то красоты непостижимой. Она
обрадовалась и бросилась святителю Митрофану в ноги; а покуда была у
ног его, два монаха положили ей руки на голову, а третий
благословил, как священник. Когда она встала, то святитель Митрофан
сказал: «Теперь ты от всех болезней исцелилась, кроме последней, от
которой исцелишься у меня». Тут она спросила у него: «Кто же был тот
другой, в черном?». Он отвечал: «Неужели ты не узнала?». «Нет, —
говорит она, — я его никогда не видела». «Это Тихон, — сказал
святитель Митрофан, — я всегда с ним». И когда спросила про другого,
он отвечал: «Про это узнаешь после». Она заметила, что святители
хотят идти, и заплакала. Они воротились. Она спросила у них: «Что
было за оградой, которая разделяла сад и была необыкновенно светла и
блестяща?». Святитель Митрофан отвечал: «Ты это после узнаешь», и
опять он с Тихоном положили руки на голову, а третий благословил — и
ушли. Она снова заплакала, но Ангелы, которые все время летали, сели
около нее и запели неизъяснимыми голосами: «Тебе, Бога, хвалим».
Потом вспорхнули крылышками и улетели за золотую ограду. Она
заплакала, что осталась одна, ей стало их жаль; но не испугалась,
потому что тут было так хорошо, что не могла наглядеться. Пока она
плакала, пришел святитель Митрофан один, взял за руку и повел в
собор, где ей так сделалось грустно, томно, что она от испуга
закричала на всю комнату и проснулась совершенно здоровая: сама
обулась, оделась и пошла к хозяйским дочерям, потом к хозяйке — и
так была рада, покойна и весела, что в тот же день играла на
фортепиано.
Записка
вторая
В течение 1840 и 1841 годов девица Анна Якимова была здорова, и по
неотступным ее просьбам отец повез ее в Воронеж к святителю
Митрофану, откуда она никак не хотела ехать домой назад. Отец
решился ее оставить у своих дальних родственниц. Но как она была
слабого нервного состояния, то в течение нескольких месяцев
наскучила своим родственницам (хозяйкам), и они, чтобы под
благовидным предлогом отделаться от нее, уверили ее, что им надобно
ехать в деревню, а потому пусть она напишет отцу, чтобы он за нею
приехал. С большим прискорбием она исполнила их желание, написала,
чтобы за нею приехали.
Постоянно грустя о том, что ей скоро надобно ехать и удалиться от
мощей святителя и тем лишиться его видимого присутствия, незадолго
до приезда отца она видит во сне, будто она в соборе у святителя
Митрофана молится пред иконою Богоматери, находящейся близ мощей.
Молясь, примечает в руке Богоматери свиток, в который
присматривается, будто желая узнать, что там написано. Богоматерь
говорит ей, что это список грехов отца ее; потом Богоматерь будто
встает и бросает этот список в печь (и он сгорает) и как бы дает ей
знать, что это по ее молитвам. Потом Богоматерь говорит ей: «Ты —
Моя, ты Мне поручена твоею матерью, и ты будешь в монастыре». После
этих слов видит она, что святитель Митрофан встает из раки и говорит
ей: «Да, ты будешь в монастыре и будешь называться Митрофания, но
этого теперь никому не говори». С этим словом благословляет и дает
ей четки; и как она поклонилась ему, то, вставая, увидела, что
святитель уходит. Тогда она ухватила сзади его за мантию, как бы
желая удержать; но угодник Божий ушел, а кусок мантии, который она
захватила, остался у нее в руках. И когда она проснулась, то увидела
наяву у себя в руках и четки, которыми святитель благословил ее, и
кусок его мантии. Немедленно, встав поутру, она пошла к
Высокопреосвященному Антонию и, объяснив ему, что хотя ей не
дозволено никому открывать до времени, но она вменила себе в
обязанность немедленно после видения ему открыть, дабы он знал об
этом происшествии, рассказала все случившееся и показала четки и
лоскут мантии. Высокопреосвященный сказал ей, что она хорошо
сделала, что открыла ему, потому что он — служка Митрофана угодника,
и с этими словами вынес ей свои четки и благословил ими. Она
возвратилась к своим хозяйкам. Потом приехал за ней отец и взял ее с
собою.
Ровно через год от первой ее болезни, бывшей в 1840 году, начавшейся
на другой день Воздвижения Креста, 14-го числа, приезжают господа
Якимовы опять в свой приход, в село Сергиевское, к обедне и опять
заехали к господам Хрущевым; с семейством прибыла и девица Анна.
Целый день была весела; но потом сделалась скучнее, жаловалась на
нездоровье, и ее уложили в постель; тут последовали с ней прежние
припадки, и она сделалась без памяти. В беспамятстве она не узнавала
никого, и казалось ей, что она в своей комнате; и как ее голову
держала на коленях во время судорог княгиня Мещерская, то она
воображала, что это девушка, которая за нею ходит. В беспамятстве в
присутствии всех родных, не видя их никого и думая, что она одна с
своею горничною, рассказала все случившееся в Воронеже и объявила о
четках святителя Митрофана и о лоскуте мантии, также и о четках,
данных ей Высокопреосвященным Антонием, и объявила, что четки у нее
лежат в шкатулке. Слыша это, родные ее тотчас послали в деревню за
шкатулкою. Она открыла ее и показала мнимой няне княгине Мещерской
при всех тут находящихся двое четок и лоскут мантии. Во время
беспамятства, которое продолжалось более шести часов, она со слезами
сожалела, что не может бежать в монастырь по причине слабости
здоровья и молодости лет, но что княгиня Мещерская ее отвезет...
Потом уснула и, когда проснулась, была совершенно здорова; но только
если ей напомнят о чем-либо из этих происшествий, тотчас заплачет,
опасаясь и совестясь, что она открыла то, о чем ей велено было
умолчать.
***
Я сам видел эту девицу через месяц с их семейством у моего дяди, и
ее кротость, скромность, непринужденность в обращении и простота в
одежде меня чрезвычайно поразили и мне понравились.
Я решился об этом происшествии объявить публично, если мои записки
когда-либо будут изданы. Мне кажется, что Промысл нарочно допустил
это легкое повторение болезни и беспамятства в том же доме Хрущевых,
чтобы это происшествие не было сокрыто в семействе Якимовых.
А как до сих пор еще нигде это объявлено не было, мне, как
современнику и почти очевидцу, совестно было бы умолчать о
происшествии, дивно прославляющем Бога и Его угодника.
Теперь уже давно эта девица Анна Якимова в Михайловском монастыре, и
пострижена, и названа Митрофаниею.
|
