СВЯТИТЕЛЬ МИТРОФАН

Первопрестольник Воронежский, святитель Митрофан, во святом крещении Михаил, родился в ноябре 1623 года во Владимирской губернии. Не имеется сведений, кто именно были его родители, какое занимали положение; известно лишь, что они принадлежали к духовному званию. Основанием для такого предположения служит то обстоятельство, что в синодике святителя Митрофана род святого начинается лицами, облеченными в иерейский сан. Сохранилось ценное свидетельство самого святителя о том, каковы были родители его и как воспитали они своего сына: «Я родился в мир сей от благочестивых родителей и воспитан ими в непорочном благочестии Восточной Церкви, в православной вере».
Половину своей жизни угодник Божий провел в миру: был женат, имел сына и являлся приходским священником. Местом пастырского служения иерея Михаила было село Сидоровское. Более ничего не известно о мирской жизни святителя. Но его строго христианское воспитание, последующая богоугодная жизнь и самоотверженная архипастырская деятельность, без сомнения, говорят о том, что для своего прихода священник Михаил был пастырем, полагающим душу за свою паству, а для своей семьи — мудрым руководителем и любящим отцом. Нежная заботливость святителя о своем сыне Иоанне сквозит в письмах, сохранившихся от времени его епископского служения.
На сороковом году жизни угодник Божий лишился супруги и тогда же решил отречься от мира. Он поселился в Золотниковской пустыни в честь Успения Божией Матери. Здесь в 1663 году священник Михаил был пострижен в иночество с именем Митрофан. К сожалению, ничего не известно о подвигах святого в тихой пустыни. Следуя учению Христову, он старался скрыть свои подвиги от людских взоров и дал обет окончить жизнь и быть погребенным в Золотниковской пустыни — так ему была дорога мирная сень скромной обители.
Но Господь судил святителю иной, высший жребий духовного водительства другими. Несмотря на старание подвижника укрыться от славы человеческой, богоугодная жизнь его сделалась известна для окрестного населения: спустя три года по вступлении его в Золотниковскую обитель братия соседнего Яхромского Космина монастыря, не имевшая в то время настоятеля, обратилась с просьбой поставить игуменом их обители известного своей строгой жизнью инока Митрофана. Просьба была исполнена: в июне 1665 года блюстителем патриаршей кафедры митрополитом Сарским и Подонским Павлом святой Митрофан «благословен во игуменский чин». Всю свою жизнь угодник Божий сильно скорбел, что не мог выполнить обета об безысходном пребывании на месте своего пострижения, хотя он нарушил его не самовольно, а по послушанию. В Яхромском монастыре святой Митрофан был настоятелем почти десять лет. Насаждая среди братии дух благочестия, он заботился и о внешнем процветании обители. Вскоре после вступления в управление монастырем святитель приобрел для него богато украшенное Евангелие; затем, видя тесноту монастырского храма, святой Митрофан с помощью благотворителей построил новый храм, более обширный, во имя Всемилостивого Спаса, Нерукотворного Его образа, причем снабдил его всей церковной утварью.
В 1675 году святому Митрофану, как «мужу благоговейному и добродетельному» патриарх Иоаким поручил другую, более обширную и славную Унженскую обитель во имя Живоначальной Троицы. Унженская обитель пользовалась милостями царей дома Романовых. Монастырь был знаком царю Михаилу Феодоровичу еще до вступления его на Российский престол: в 1612 году он с матерью своей, инокиней Марфой Иоанновной приезжал в обитель и молился преподобному Макарию о возвращении отца своего, митрополита Ростовского Филарета, томившегося в плену у поляков. В 1619году Михаил Феодорович совершил путешествие в монастырь преподобного Макария по своему обету «за некоторые угодника Божиего чудеса и помощь, оказанную великому государю и родителям его во время их печали». Со времени царского посещения Унженская обитель, по воле Михаила Феодоровича, была учинена «наравне с Соловецким монастырем», а игумены ее получили право ежегодного приезда в Москву к царю и патриарху с образом преподобного Макария и со святой водой после дней празднования преподобного, приходившихся на 19 января и 25 июля.
Таким образом Унженские игумены получили личный доступ к царю, что имело важное значение для обители. Неменьшую любовь и веру к преподобному Макарию Унженскому имел и внук царя Михаила, Феодор Алексеевич, у которого было сильное желание видеть обитель и поклониться раке преподобного. Высокое покровительство царствующего дома благоприятно отразилось на положении обители, которая из малозаметной и малонаселенной стала знаменитой, многолюдной и богатой, обладающей многочисленными вотчинами.
Назначение святого Митрофана игуменом такой обители показывает, как патриарх Иоаким почитал его за благочестие и мудрую распорядительность, и следует признать это тем более, что обстоятельства внутренней жизни монастыря требовали особенной внимательности при выборе настоятеля. Последние годы правления предшественника святого Митрофана, игумена Никиты, оказались для Унженской обители очень тяжелыми. В 1671 году были обретены честные мощи основателя монастыря преподобного Макария; по распоряжению игумена, их положили в некогда устроенной поверх могилы преподобного гробнице с изображением на верхней доске почившего угодника Божиего. Ежегодно начали совершать празднование в память открытия мощей. Но это радостное событие омрачилось печалью: игумен и братия, «содержимые простотою», не сообщили об открытии мощей ни патриарху, ни царю. Через четыре года по доносу одного монаха, недовольного игуменом Никитою, поднялось об этом дело. Начавшееся по распоряжению патриарха следствие окончилось тем, что открытые мощи положили под спуд, а Никита лишен был игуменства и сослан «под начало в послушники» в Желтоводский монастырь.
В столь тяжелую годину патриарх Иоаким дал в руководители Унженской обители игумена Митрофана, надеясь, что он сумеет укрепить веру и вселить мир в смятенные сердца братии и множества богомольцев, приходивших на поклонение чудотворцу Макарию. И действительно, обитель получила теперь надежного и опытного руководителя. Святой Митрофан управлял Унженским монастырем почти семь лет. Здесь, как и в Яхромской обители, его трудами был сооружен в честь Благовещения Пресвятой Богородицы каменный храм с трапезною и колокольней. Церковь была освящена в 1680 году, через три года после закладки; за благословенной грамотой на освящение храма святой Митрофан лично ездил в Москву. В храме преподобного Макария, основателя обители, находился образ Спасителя с надписью: «1680 года, по обещанию монаха Митрофана».
Эти памятники благочестивого храмоздательства свидетельствуют о горячей любви святого Митрофана к благолепию дома Божиего. К сожалению, нет сведений, которые изображали бы нам деятельность святителя, направленную к созиданию храма Божиего в душах вверенного ему словесного стада. Но что она была благотворна, об этом красноречиво говорит то доверие, какое питал патриарх Иоаким к Унженскому игумену. Видя, как он мудро правит своей обителью, патриарх поручил ему исполнение важных дел. В 1677 году, по повелению патриарха, Унженский игумен «дозирал святые церкви в ветлужских селах». В том же году он, совместно с поповскими старостами, отбирал в городах Галиче и Юрьевце Повольском с уездами в монастырских, соборных, приходских и «ружных» храмах старопечатные служебники, а вместо них раздавал служебники новой печати.
Вскоре святой Митрофан получил новое, уже постоянное назначение. Он был поставлен десятильником. Унженская обитель принадлежала к обширной Галицкой десятине патриаршей епархии. Десятильничий двор, где сосредоточивалось управление этой десятиной, был в городе Галиче, отдаленном от обители. Обширность десятины и многочисленность входивших в нее храмов создавали большое неудобство в надзоре за духовенством. Поэтому в 1680 году, незадолго до оставления святым Митрофаном настоятельства в Унженской обители, из Галичской десятины были выделены и вновь образованы две особые десятины: Усольская и Унженская. Заведывание Унженскою десятиною, в состав которой вошло 94 храма, было поручено игуменам Макарьева монастыря. В городе Унже был устроен «десятильничий двор» или приказ духовных дел, где председательствовали Унженские игумены. Святой Митрофан, таким образом, был первым Унженским десятильником.
Богоугодная жизнь святителя привлекала к нему почитателей, которые выражали свое почитание Унженского игумена пожертвованиями в монастырь. Среди них щедрыми пожертвованиями выделялся приближенный к царю боярин Богдан Матфеевич Хитрово. В монастыре хранились вклады этого боярина и жены его Марины: икона преподобного Макария Унженского, пожертвованная «по обещанию» в 1679 году, напрестольное Евангелие, подаренное царем Феодором Алексеевичем боярину, а им, после сооружения богатого оклада, отданное в обитель, и синодик «для вечного поминовения» родителей Хитрово.
Во время настоятельства святого Митрофана икону преподобного Макария, находившуюся на его гробнице, приносили, по распоряжению благочестивого царя, из Унженского монастыря в Москву, во дворец. Царь «со всем своим пресветлым домом» воздавал честной иконе, «яко самому великому угоднику Божиему Макарию», поклонение, совершая пред нею «молебные пения». Потом он приказал сделать на икону новое украшение из золота и серебра, которые были выданы из царской казны. Отпуская обратно честную икону, царь провожал ее со своим «синклитом и священным чином с пением до уреченного места». Нет сомнения, что икону сопровождал в Москву сам настоятель обители святой Митрофан. Личные свидания со святителем и беседы с ним запали в душу набожного царя, и он относился к подвижнику с глубоким уважением. Об этом свидетельствуют многочисленные царские грамоты, дарованные Унженскому монастырю в то время: в них или вновь жаловались, или подтверждались прежние льготы обители.
На Московском Соборе 1681-1682 годов в числе мер для борьбы с расколом старообрядчества и в целях содействия большему распространению христианского просвещения положено было увеличить число епархий и открыть новую кафедру — Воронежскую. На эту кафедру был избран святой Митрофан, вызванный из Унженской обители в Москву на чреду священнослужения. Современники объясняют это избрание высокой подвижнической жизнью святителя, «мужа воистину праведна и свята», а также желанием благочестивого царя возвеличить Унженскую обитель возведением на епископскую кафедру ее настоятеля, в котором он видел наместника преподобного Макария по игуменству и ученика его по жизни.
2 апреля 1682 года игумен Митрофан был посвящен во епископа патриархом Иоакимом с шестнадцатью архипастырями. Святителю было тогда 58 лет. После посвящения епископ Митрофан прожил довольно продолжительное время в Москве, с апреля до половины августа. Новоучрежденная епархия нуждалась первоначально в его заботах здесь, в столице, где находилась высшая духовная и светская власть. Вскоре после хиротонии святой Митрофан возбудил вопрос об отводе места в городе Воронеже под соборный храм и двор епископа с домовыми людьми. Кроме того, первопрестольнику Воронежскому нужно было запастись советами опытных людей, а также приобрести предметы, необходимые для богослужения. Из домовой архиерейской казны Рязанского митрополита святому были выданы книги, епископское облачение, посох, кресты.
28 апреля скончался благочестивый царь Феодор Алексеевич, и святитель Митрофан, чередуясь с другими бывшими в Москве епископами, совершал установленное поминовение по усопшем государе. 25 июня святитель участвовал в венчании на царство юных государей — Иоанна и Петра.
Лето, проведенное святителем в Москве после хиротонии, было тяжелым временем государственных и церковных волнений. На его глазах происходили кровавые неистовства стрельцов (15-17 мая), державших в постоянной тревоге правительство в продолжение всего лета. Воронежский епископ присутствовал 5 июля на Соборе в Грановитой палате, устроенном для прений с раскольниками, и был свидетелем диких проявлений необузданного фанатизма невежественных защитников старины: их предводитель, суздальский поп Никита Пустосвят, не стесняясь присутствием правительницы Софии, вдовой царицы Наталии Кирилловны и патриарха, даже нанес побои Холмогорскому архиепископу Афанасию, когда тот обратился к нему со словом увещания. Без сомнения, эти печальные события глубоко запали в душу святого Митрофана, и святитель до гроба ревностно заботился как об устроении церковной жизни, так и о благе государственном. Впоследствии он сам напоминал в челобитных государям, что был отпущен из Москвы в Воронеж в «смутное время», почему и архиерейский дом его оставлен в забвении, не имея вотчин и угодий.
Тяжелый подвиг епископского служения для святителя Митрофана увеличивался нестроениями его новоучрежденной епархии. Воронежский край был лишь недавно заселен; город Воронеж еще не насчитывал тогда и ста лет. Первые поселенцы здесь были невольные, согнанные правительством из разных сел и городов России для охраны края от нападений крымских татар; к ним позже присоединились беглецы, покидавшие, по тяжелым условиям жизни, родные места и искавшие приволья в придонской Украине; были здесь и выходцы из Приднепровья, укрывавшиеся от польских притеснений. Это разнообразное население придонского края было подчинено в церковном отношении Рязанским митрополитам, но в действительности оно лишено было епископского руководства: при обширности Рязанской епархии, имевшей более 1200 храмов, Рязанские архипастыри не посещали город Воронеж, не говоря уже об уездах, а потому они не могли иметь пастырского влияния на этот отдаленный край своей епархии. Все это печальным образом отражалось на состоянии веры и нравов населения: свет евангельского учения не проник в жизнь людей.
Многие христиане того края не только носили языческие имена, но и жили по-язычески: воровали, пьянствовали; семейный быт расшатывался такими пороками, о которых и говорить непристойно; богослужение посещалось редко. Неуважение к храму и духовенству даже среди высшего слоя населения — помещиков доходило до того, что были случаи, когда служба прерывалась непристойной перебранкой, а храм делался местом избиения священника. Такие происшествия показывают, каким слабым было религиозно-нравственное влияние на пасомых не только со стороны высшей церковной власти, но и со стороны приходского духовенства. А происходило это от того, что само духовенство стояло невысоко по своей жизни. Первыми священнослужителями новонаселенного края были «сведенцы» из других сел и городов, и, можно думать, то были не лучшие из священников. Впоследствии, с возрастанием числа храмов в Воронежской епархии, возросло и число пастырей, причем становились священниками или потомки первых священников, или малограмотные крестьяне, которые затруднялись написать собственное имя. К тому же и таких пастырей, которые были в состоянии лишь совершать богослужение, недоставало. Пространство Воронежской епархии было обширно, но церквей в ней было мало — всего 182, так что в иных местах верст на 80 не было ни одного храма. Нередко, по отсутствию пастырей, храмы стояли «без пения», и население привыкало к «беспоповскому» строю жизни, что создавало здесь чрезвычайно благоприятную почву для развития раскола. Хорошо известно, что придонский край был одним из излюбленных убежищ для раскольников. Раскольники построили здесь пустыньки и с особенным удобством прививали православным если не раскол, то нерасположение к Церкви и ее пастырям: малопросвещенные христиане, числящиеся православными, безбоязненно посещали эти пустыньки, считая их устроителей принадлежащими к Православной Церкви.
Не находило надлежащего удовлетворения своим духовным нуждам население придонского края и в монастырях, которые возникли здесь главным образом в первой половине XVII века: не столько монастыри действовали благотворным образом на жизнь окружающих мирян, сколько последние вносили в их внутренний строй чуждый и пагубный дух мирской жизни. Обители эти были малочисленны и находились в постоянной опасности разграбления или крымскими татарами, или разбойничьими шайками, бродившими в крае под видом «воинских людей», состоявшими на государственной службе. Это побуждало монастыри искать защитников среди местного населения, с которым они приходили в очень близкое соприкосновение.
В связи с военным положением страны среди жителей придонского края были инвалиды, выбывшие из рядов армии; много было вдов и сирот, оставшихся без кормильцев, убитых в стычках с татарами. И вот, при отсутствии богоугодных заведений, обители и наполнялись инвалидами, вдовами и сиротами; некоторые из монастырей даже и основывались отчасти с этой целью. Близость к миру вредно отзывалась на жизни обителей: попавшие в монастырь без призвания, насельники их втягивались в хозяйственные хлопоты, уделяя им более внимания, нежели делу собственного спасения: монастыри стали походить больше на поместья. Из-за хозяйственных угодий бывали не только судебные тяжбы, но и вооруженные столкновения с населением.
Уклонение иноков с пути своих обетов тем более усиливалось, что жертвователи-миряне вмешивались во внутреннюю жизнь монастырей, тогда как влияние духовной власти на них, по причине отдаленности кафедрального города Рязани, было крайне слабо. Здесь немало было чернецов, которые бежали сюда из Москвы и прочих епархий, чтобы жить на свободе, «ведая, что здесь не обреталось архиерейства». Своевольные монахи, почти не знавшие в действительности епископского надзора, опираясь на поддержку мирян, иногда открыто противились распоряжениям духовной власти, так что епископ принужден был искать управы на ослушников у патриарха или царя.
Вообще край требовал для своего церковного устройства больших трудов, забот и настойчивости. И святой Митрофан хорошо понимал это. В одной из своих челобитных он дает такой отзыв о своей епархии: «у нас место украинское и всякого чину люди обвыкли жить неподвластно, по своей воле».
В конце августа 1682 года святитель Митрофан прибыл в Воронеж и вскоре обратился к священникам своей, вновь открытой епархии с архипастырским посланием. Чтобы внедрить начала христианской жизни в своей пастве святитель нуждался в сотрудничестве со стороны своих ближайших помощников — пресвитеров, но для этого нужно было еще в них самих прежде зажечь огонь святой ревности о спасении вверенных им душ. И святитель в простых, но одушевленных словах послания объясняет пресвитерам высокое призвание пастыря, указывает три его главные обязанности и прекрасно подобранными изречениями из Священного Писания убеждает к неленостному их исполнению. «Честные иереи Бога Вышнего! Вожди словесного стада Христова! — писал святитель. — Вы должны иметь светлые очи ума, просвещенные светом разумения, чтобы вести других по правому пути; по слову Господа, вы должны быть самым светом: вы есте свет мира (Мф. 5, 14). Вы, пастыри, должны преподавать овцам словесным приготовленную манну слова Божия, подобно тому, как Ангелы приготовляли чувственную манну в пустыне. Вы, как ходатаи, должны в молитвах ваших подражать Моисею и Павлу, которые с такою ревностию молились Богу за людей своих! Моисей говорил Богу: и ныне, аще вставший им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси (Исх. 32, 32). Павел говорит: молил бых ся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти: иже суть исраилите (Рим. 9, 3). Так и вам подобает ревновать о спасении людей Божиих. Добрые пастыри были таковы, что готовы были души свои положить за овцы (Ин. 10, 15). Так и вы устрояйте себя. Пасите еже в вас, стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею, и по Бозе: ниже неправедными прибытки, но усердно (1 Пет. 5, 2). Христос Спаситель, когда вручал святому апостолу Петру пасение овец Своих, трижды говорил ему: паси (Ин. 21, 15-17). Это, очевидно, для того, что пастыри трояко пасут врученное им стадо: словом учения, молитвой и силой святых таинств, наконец, образом жизни. Эти три вида пасения и вы усердно выполняйте: преподавайте людям слово учения, показывайте на себе пример доброй жизни, усердно возносите молитвы к Богу о врученной вам пастве, старайтесь преподавать им святые таинства, то есть просвещайте неверующих святым крещением, согрешивших после крещения старайтесь приводить к покаянию и исправлению жизни, достойных сподобляйте Пречистых Таин Тела и Крови Христовых, заботьтесь о больных, особенно чтобы не отходили из этой жизни без Святых Таин и не лишались последнего елеосвящения. Вместе с Божественным Павлом засвидетельствую убо аз пред Богом и Господем Иисусом Христом, хотящим судити живым и мертвым в явлении Его и царствии Его: проповедуйте слово, настойте благовремение и безвременне, обличайте, запрещайте, умоляйте со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4, 1-2). И молю вы, братие, вразумляйте безчинныя, утешайте малодушныя, заступайте немощныя, долготерпите ко всем: непрестанно молитесь. О всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол. 5, 14, 17-18). Образ будите верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1 Тим. 4,12): ни едино ни в чем же дающе претыкание, да служение беспорочно будет: но во всем представляйте себе, яко Божия слуги (2 Кор. 6,3-4). Если все это соблюдете, то воистину приимете неувядаемый славы венец (1 Пет. 5, 4). О! Если бы получить всем нам сию славу, благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает слава и держава со Отцем и Святым Духом во веки веков! Благословение Господне на вас, благодатию Его, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Приведенное послание проникнуто мыслью о величии и святости пастырского служения; ей же проникнуто и последнее, обращенное к священнослужителям Воронежской епархии, наставление святителя, содержащееся в духовном завещании. Та же самая мысль одушевляла святителя и во время его двадцатилетней многотрудной архипастырской деятельности. Вступив на Воронежскую кафедру, святой Митрофан самоотверженно возложил на себя нелегкие и сложные обязанности. Как опытный хозяин, радеющий об имуществе церковном, он стремился к тому, чтобы увеличить средства своей небогатой епархии и заботливо упорядочивал ее внешний, церковно-хозяйственный обиход. Но главные заботы святителя сосредоточивались на пастырском попечении о спасении душ вверенного ему Господом словесного стада. Святой Митрофан явился истинным пастырем, со страхом Божиим он свершал свое служение: с любовию и милосердием вспахивал святитель ниву сердец человеческих, чтобы посеять на них спасительные семена слова Божиего; лишь в крайних случаях для искоренения пороков обращался он к суровым карательным мерам.
Неприветливо встретил святителя Воронеж: архиерейский двор оказался настолько ветхим, что епископ вынужден был на первых порах ютиться со «своими домовыми людьми» на постоялом дворе, причем, по его собственному выражению, терпя «большую нужду». Средства новой епархии, вверенной управлению святого Митрофана, были очень невелики: не считая Воронежа, к ней отошло главным образом из соседней Рязанской митрополии шесть незначительных городков: Елец, Коротояк, Землянский, Урыв, Орлов, Костенской, а между тем на сбор с местных храмов и монастырей нужно было содержать архиерейскую кафедру с «домовыми людьми».
Вследствие грозных событий лета 1682 года духовные и светские власти в Москве забыли позаботиться о нуждах новоучрежденной Воронежской епархии. И святитель впоследствии указывал в челобитных, что он «отпущен из Москвы на Воронеж в Смутное время, и ничем не пожалован», почему «на Воронеже, в Дому Пресвятой Богородицы, вотчин и никаких угодий нет, и он, Митрофан епископ, ничем не взыскан». Таким образом, пред ним прежде всего возник вопрос о хозяйственных нуждах епархии. Сам святитель вел настолько простой образ жизни, что ему с избытком хватило бы самых незначительных средств. Но бедность епархии была тяжела ему потому, что обрекала на нужду и всех обитателей архиерейского дома, не позволяла ему раздавать щедрую милостыню нищим, препятствовала ввести в епархии благолепное церковное богослужение, к чему особенно лежало сердце святого. Сам по себе тяжелый вопрос о епархиальных средствах для святителя осложнился еще новым неприятным делом: он вынужден был отстаивать границы своей епархии от притязаний Рязанских митрополитов, недовольных выделением из своей митрополии некоторых городов, отошедших к новоучрежденной Воронежской кафедре. Этот спор о границе смежных епархий вызывался отчасти тем, что Собором 1674 года было постановлено каждой епархии руководиться при разграничении входящих в ее состав городов и уездов старыми писцовыми книгами, составленными вскоре после Смутного времени. Но потом, когда в Украине, благодаря усиленному приливу переселенцев, с течением времени возник целый ряд новых городков, получилось несоответствие нового деления на уезды старому по писцовым книгам, которыми все-таки продолжали еще руководиться в делах землевладения. Поводом для начала распри послужили случаи добровольного отделения от Рязани некоторых сел, близких к Воронежу или к уездам Воронежской епархии, или наоборот — попытки некоторых приходов Воронежской епархии отписаться к Рязани.
Продолжительный спор святого Митрофана с Рязанскими митрополитами о границах соседних епархий был решен в конце концов в его пользу царем Петром Алексеевичем весной 1699 года. К Воронежской епархии были присоединены: Усмань, Демшинск, Белоколодезь и село Мокрый Боярак от Рязанской епархии, а от Белгородской — Острогожск или Рыбный. Ранее того, в 1697 году, патриарх Адриан значительно расширил пределы Воронежской епархии, присоединив к ней новопоселенцев Воронежского уезда по рекам: Битюгу, Икорцу и Осереду. При святителе значительно возросли вотчины и угодья Воронежского архиерейского дома: одни из них были приписаны к нему духовной или светской властью по челобитным святого Митрофана, в которых он указывал на бедность своего архиерейского дома; другие пожалованы государем Петром I, отличавшим святителя среди прочих иерархов.
Одной из первых забот святого Митрофана было построение нового кафедрального собора, ибо существовавший тогда соборный храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы был очень ветх. Еще в Москве, до переезда в Воронеж, святитель просил об отводе удобного места для постройки собора.
Ответом на эту просьбу стала царская грамота 19 июня 1682 года Воронежскому воеводе, на основании которой он отвел под собор и архиерейский двор почти третью часть тогдашнего города — около 255 сажен. Но недостаток средств вынудил святого Митрофана отложить свое намерение и пока ограничиться поправкой старого собора. 24марта 1683 года святитель просил государей челобитной грамотой дать ему на три года и с уплатою за работу из архиерейской казны двух плотников из числа тех, которые правительством брались из городов и монастырей Воронежской епархии для постройки стругов.
Однако соборный храм оказался настолько ветхим, что поддержка его становилась бесполезной: кровля и помост обвалились, так что совершать в нем богослужение было почти невозможно. Указывая в челобитной патриарху Иоакиму на такую ветхость, святитель просил его разрешить построение нового собора и именно каменного, потому что кирпич и камень были под рукой, а лес «в дальнем расстоянии, верстах в тридцати и больше». Вскоре святым Митрофаном была получена от патриарха благословенная грамота (от 19 апреля 1684 года) на постройку каменного соборного храма, так же как и прежнего, в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. На построение собора государи пожаловали святителю мельницу при речке Ельце, а ко времени окончания строительства они сделали 16 декабря 1688 года новое пожертвование — колокол весом в 160 пудов. К 1692 году собор был освящен.
Благовещенский собор, воздвигнутый заботами святителя, представлял собою храм, значительно превосходивший своими размерами все строения Воронежа. Архитектура его была очень проста: на высоких прямых стенах с окнами в два ряда покоилась низкая деревянная крыша с пятью большими главами, над которыми значительно возвышались венчавившие их кресты. С правой стороны к главной части храма, отделяясь от нее по обычаю того времени глухой каменной стеной, примыкал придел в честь Архангела Михаила, имя которого святитель носил в миру.
О благочестивой ревности святителя и заботах его о благолепии храма Божиего не менее красноречиво свидетельствовал и внутренний вид собора. Пред алтарем высился шестиярусный иконостас прекрасной столярной работы. Главные иконы иконостаса блистали серебряными чеканными позолоченными окладами. Царские врата над ними были обложены драгоценным серебряным вызолоченным чеканной работы окладом. Бархатная с золотом одежда покрывала святой престол. Смиренный и полный простоты в домашнем обиходе, святой Митрофан любил в храме Божием благолепие как в священных одеждах, так и в церковной утвари. Поэтому воронежский собор при святителе был богат ценными облачениями. Большая часть их была из атласа, шелка и бархата, а также из материй, вышедших ныне из употребления, но равных по достоинству помянутым, многие облачения шиты золотом и серебром. Церковная утварь, за незначительными исключениями, была серебряная, вызолоченная. Все это, как говорит святитель в духовном завещании, собрано «с великим трудом»; например, за покупкой материй для облачений приходилось посылать не только в Москву, но даже в Астрахань, где продавались дорогие восточные шелковые ткани, вывозимые из Персии.
Святитель любил построенный им соборный храм как свое детище и перед кончиной своей завещал хранить «недвижимо» все устроенное в нем. Но беспощадное время и люди, невнимательные к последней воле святителя, не соблюли его завета: к началу XX века в соборе сохранилось очень немногое и малоценное из собранных им сокровищ. Вероятно, значительную часть средств на постройку соборного храма и на его драгоценную утварь святитель Митрофан собрал в Москве у знатных людей, знакомых с ним раньше.
Местные средства новооткрытой епархии, особенно в первые годы, были очень скромны. По крайней мере, святитель жаловался государю на отсутствие «подаяния» соборной церкви, вследствие чего была «великая скудость» в свечах, ладане и церковном вине, тогда как в других епархиях все это выдавалось из казны. Царской грамотой велено было в собор выдавать «в вечные времена» ежегодно «без умаления» по 5 пудов воску на свечи и по 5 рублей на вино и ладан «из Воронежских таможенных доходов».
За истовое и благолепное богослужение святителя Благовещенский собор сделался любимым храмом жителей Воронежа: среди вкладчиков собора, внесших имена своих почивших родных в синодик, находились москвичи, ярославцы, зарайцы. Встречались имена и знатных людей времени святого Митрофана, например, Льва Кирилловича Нарышкина (дяди царя Петра по матери), Феодора Абрамовича Лопухина (тестя царя), Тихона Николаевича Стрешнева (ближнего боярина государя).
Недолго просуществовал Благовещенский собор: спустя 14 лет по смерти своего создателя (около 1717 года) он обрушился от близости рвов, а главное — от нетвердости фундамента.
Любя храм Божий и убежденный в глубоком значении его для усвоения истин веры и добрых нравов народом, святой Митрофан сумел вдохнуть эту любовь в свою паству. Во время его управления в Воронежской епархии происходила оживленная церковно-строительная деятельность, и число храмов, по сравнению с прежним, увеличилось более чем на четверть.
Для новоучрежденной Воронежской епархии деятельность святого Митрофана была истинным благословением Божиим. Под мудрым управлением святителя все стороны не только церковной, но и государственной жизни края испытали благодетельную перемену. Монахи, белое духовенство и миряне — все одинаково были дороги святителю, о всех он одинаково заботился, ибо сознавал, что все без различия вручены Господом его архипастырскому водительству.
Монастыри Воронежской епархии нашли себе надежного руководителя в лице епископа Митрофана. Он вступил на Воронежскую кафедру после девятнадцатилетнего пребывания в различных монастырях. 14 лет он был игуменом в двух обителях. Особенно большой опыт в управлении монастырей святой Митрофан приобрел за время своего игуменства в Унженской обители, многолюдной и богатой вотчинами. Мероприятия святого Митрофана, касавшиеся обителей Воронежской епархии, направлены были прежде всего к искоренению упрочившихся в них нестроений, которые происходили от своеволия иноков и мирян, делавших вклады, и отражали общую беспорядочность украинской жизни. Святитель приписывал монастыри к архиерейскому дому, то есть подчинял непосредственному своему надзору, когда вмешательство мирян во внутренний строй их подрывало самые основы иноческой жизни. По этой именно причине к Воронежскому архиерейскому дому был приписан Боршевский монастырь во имя Живоначальной Троицы, построенный донскими казаками, постригавшимися здесь в старости и болезни. Обитель была богата: немало льгот и угодий получила она от войска Донского, привыкшего смотреть на нее как на свое достояние. Отсюда происходило вмешательство казаков в монастырские дела и беспорядки в обители. Своеволие иноков Боршевского монастыря, поддерживаемых донскими казаками, дошло до того, что святой Митрофан в челобитной великим государям принужден был писать: (Боршева) «монастыря и монастырских крестьян во всяких духовных и челобитных делах от донских казаков мне, богомольцу вашему, ведать невозможно». Царской грамотой (9 февраля 1686 года) монастырь этот с крестьянами, вотчинной землей и угодьями велено было приписать к Воронежскому архиерейскому дому, чем прекращалось самостоятельное существование обители. Предписано было выслать на Дон казаков из монастыря, чтобы они перестали хозяйничать в нем; казаков же, приезжавших на богомолье, разрешалось держать в обители не более трех дней.
Святитель много заботился о поддержке тех монастырей, которые считал необходимыми для удовлетворения духовных нужд своей паствы. С этою целью он основал новые монастыри. По его распоряжению в 1682 году Рождественский скит на Каменной горе, принадлежавший Елецкому мужскому монастырю во имя Живоначальной Троицы, был обращен в женский общежительный монастырь для поселения «черных стариц», скитавшихся в миру по городу Ельцу «с великою нуждою». Новых монастырей, возникших в Воронежской епархии во дни святителя Митрофана, два: Коротоякский в честь Вознесения Господня и Битюцкий во имя Живоначальной Троицы.
В обителях Воронежской епархии тогда было немало нестроений и беспорядков. Монастырское хозяйство неупорядочено и сильно расшатано непомерными государственными повинностями, а главное — жизнь монашествующих далека от высоты иноческих обетов. На все это святитель и обратил свое внимание.
Он требовал, чтобы в обителях велась строгая отчетность о приходе и расходе монастырских денег; такую правильную отчетность он ввел в Дивногорском монастыре. В Покровском девичьем монастыре святитель учредил особую должность — казначеи, назначаемой по выбору сестер. В Успенском монастыре установил правильное распределение денежных доходов между братией. Святитель ходатайствовал пред царем об уменьшении государственных повинностей для некоторых обителей и ходатайства его имели успех: на время святого Митрофана падает большая часть жалованных грамот царя Петра Алексеевича монастырям Воронежской епархии. Чтобы оценить по достоинству значение этих ходатайств, должно помнить, что царь, ввиду напряжения производительных сил страны для удовлетворения государственных нужд, был мало склонен на пожалования такого рода.
Заботясь о процветании благочестия и добрых нравов среди насельников обителей воронежского края, святой Митрофан прежде всего стремился обуздать своеволие монашествующих, до сего времени почти не знавших епископского надзора. В этой связи поучительно дело Толшевского монастыря. В Толшевской Преображенской обители возникло возмущение против святителя после того, как он запретил торговать близ монастыря вином, потому что эта торговля сопровождалась бесчинием в самом монастыре. Недовольная распоряжением святителя часть братии, действуя под влиянием усманского кабацкого откупщика Фомы Годовикова и его отца, недавно постригшегося в Толшевском монастыре, старца Пимена, постановила «отписаться в Рязанскую епархию, а к Воронежской епархии не быть». Отдаленность Толшевского монастыря от Рязани, затруднявшая наблюдение над ним со стороны Рязанских владык, была очень удобна для монахов, желавших жить не по-монашески. Это открытое противление святительской власти сопровождалось таким бесчинием, что Толшевский монастырь в конце концов пришел в полное запустение: братия принуждена была уйти из него. Святой Митрофан, ввиду притязаний на Толшевскую обитель Рязанского митрополита Павла, не решился собственною властью положить конец им и обратился к патриарху Иоакиму. В ответ на это 22 ноября 1684 года грамотою патриарха Толшевский монастырь был причислен к Воронежской епархии.
При важных проступках монашествующих святитель не оказывал им снисхождения, наказывал по всей справедливости: или отдавал их на строгий суд светской власти, или подвергал наказаниям, порожденным тем суровым временем. Но при этом святой Митрофан считал необходимым и воздействие на совесть и на чувство провинившегося. В одном указе того времени игумении Покровского девичьего монастыря читаем: «тех колодниц, которые посланы в монастырь под начал (то есть на смирение) и которые сидят в цепях, также которые колодницы и впредь в тот монастырь посланы будут в смирение, велеть их к церкви Божией ко всякой Божественной службе приводить непрестанно».
Стремясь к искоренению нестроений и беспорядков в обителях епархии, святой Митрофан заботился и о том, чтобы направить жизнь иноков на путь, указанный монашескими обетами. Он действовал на иноков поучениями, в которых предлагал им уроки истинного подвижничества: указывал на то, чтобы церковные службы исполнялись в соответствии с требованиями устава, чтобы пение за богослужением было единогласное и немятежное, чтобы иноки без лености ежедневно посещали храм Божий, выполняли келейное правило, соблюдали посты и каждый пост говели, жили в мире между собою и не оставляли без необходимости своего монастыря. При поступлении в новый монастырь, дозволяемом лишь по нужде, монах должен был представить настоятелю «писание того монастыря начального, из которого он пришел». От настоятелей монастырей святитель требовал, чтобы они учили братию «Господним заповедям, преданию святых апостолов и отец» и подтверждали свое учение примером собственной жизни доброй и богоугодной.
Таковы были наставления иночествующим святого Митрофана, который и своей жизнью давал им пример истинного подвижничества. Влияние этих наставлений на иноков усиливалось чуткой отзывчивостью святителя к их нуждам. Записи приходно-расходных книг Воронежского архиерейского дома при святом Митрофане содержат указание на то, что при своих объездах по епархии он брал деньги для раздачи монахам и монахиням; по просьбе нуждающихся иноков давал средства то на покупку книги, то «на погорелое место», то «на пропитание», то вообще «на монастырское строение».
К белому духовенству своей епархии святитель Митрофан относился также: строго и справедливо и в то же время участливо и отзывчиво. Пламеневший духом пастырской ревности, он стремился зажечь ее огонь и в сердцах подчиненных пастырей, рассуждая, что «простец, согрешивший за свою едину душу, ответ даст Богу, а иерей — за многих паствы своей».
«Молением» и «наказанием» боролся святитель с недугами, которыми болели Воронежские пастыри. Среди них было много людей недостойных, подававших пастве дурной пример пьянством и «бесчинною» жизнью, обвинявшихся даже в воровских и разбойных деньгах, самовольно отлучавшихся от приходов, в которых долгое время не совершалось богослужения и не исправлялось треб. Виноватых в такого рода проступках святой Митрофан или «смирял» монастырским наказанием и снимал с них скуфью, то есть запрещал священнослужение, или даже лишал священства, отбирая ставленные грамоты, чтобы не была поругаема благодать Божия.
Для предупреждения таких печальных явлений в жизни духовенства святитель со строгим выбором относился к ставленникам на освободившиеся священнические места, причем и из других епархий принимал только тех священников, которые имели отпускные грамоты от своих епископов. Наряду с мерами прещения святитель обращался к пастырям и со словом назидания — внушал им «поучать непрестанно прихожан от Божественного Писания», наблюдать за благочестивым хранением ими святых дней Четыредесятницы, за исполнением христианского долга исповеди и приобщения Святых Таин.
Строго относившийся к порокам священно- и церковнослужителей святитель был отзывчив к их нуждам. Забитое и бесправное духовенство Воронежской епархии находило в своем епископе усердного защитника. В нередких случаях обид со стороны мирян он доносил о виновных в «озорничестве к священному чину» светской власти или же сам отлучал «ругателей» от входа в церковь и от святыни до тех пор, пока виновный придет в покаяние, попросит прощения и помирится со священником. Насколько сильно любил святитель тех из духовных лиц своей епархии, которые безупречно несли свое служение, видно из его духовного завещания. Здесь в словах, полных любви и смирения, он просит своего преемника на кафедре «не оскорбить и не утеснить» его ближайших помощников по управлению епархией, которые «подъяли труды великие».
Как заботился святитель Митрофан о спасении мирян, об этом, к сожалению, не сохранилось достаточных известий. Нет сомнения, что святитель был вынужден вести тяжелую и упорную борьбу с нравственными нестроениями, которые изобиловали среди его своевольной паствы. Но имеются сведения, правда отрывочные, лишь об усиленном стремлении святителя Митрофана укрепить семейную жизнь своих пасомых, в которой особенно заметно и особенно пагубно было уклонение от нравственного закона. Он поставил под строгое наблюдение Церкви основу семьи — брак, чтобы предотвратить широко распространенное в его сбродной пастве сожительство без церковного благословения или браки донских казаков с воронежскими жительницами без благословения родителей. Чтобы укрепить в пасомых мысль о святости брачного союза, святой Митрофан с особенною осмотрительностью давал разрешение на развод; между тем с просьбами о расторжении брака к святителю нередко обращались его пасомые, усвоившие на развод столь же легкомысленный взгляд, как и на сам брак.
Для лиц распущенных, осквернявших семейный очаг, святитель употреблял суровые меры наказания в духе того времени: развратный помещик, вытребованный святителем в духовный приказ, по его распоряжению был посажен «за пристава», а потом, закованный в цепи, отправлен в хлебопекарню Успенского монастыря. Но эти строгие наказания налагались святителем только в исключительных случаях, когда не было смягчающих вину обстоятельств, с которыми святой епископ всегда считался; так известен случай, когда он отменил именно на этом основании наказание, наложенное его судным приказом.
Заботясь о чистоте нравов своих пасомых, святой Митрофан вооружался против народных увеселений, носивших в то время безнравственный характер. Один указ его времени запрещает качанье на качелях, «бесовские игры», пляски и плескание руками, ибо эти богомерзкие дела противны нашему Спасителю и угодны супостату диаволу.
Без сомнения, много забот доставили святителю раскольники старообрядцы, поселившиеся в епархии и соблазнявшие к отступлению от Православной Церкви пасомых. Надо помнить, что в то время, после раскольничьего бунта 1682 года старообрядцы признавались не только заблуждающимися в вере, но и государственными преступниками. Отсюда понятно, почему святитель так строго судил о них. Раскольники, по его выражению «враги и развратители церквей Божиих и хульники истинной православной веры, враги Божии, други диавола». Они появляются в воронежском крае после Московского Собора 1667 года, отлучившего их от Церкви; затем, благодаря преследованиям правительства, число их быстро увеличивается. Они бежали в придонский край, здесь скрывались в лесах, в пустующих строениях, в погребах и подпольях и тайно отправляли богослужение.
Святой Митрофан поступал с ними по суровым законам того времени, отсылал противников Церкви «к градскому суду», но этим он не ограничивался. Он отбирал старопечатные книги и раздавал новые, предписывал священникам следить, чтобы их пасомые по-христиански проводили святые посты и говели, а также поучать их непрестанно в храмах Божиих чтением учительных книг; сам же он усердно произносил проповеди в храме. По разным селам Воронежской епархии при святом Митрофане возникли школы, учителями в которых являлись переселенцы из Малороссии, люди, часто грамотные и книжные. Школы эти помогали Церкви в борьбе с противниками. Защитниками раскольников были в то время донские казаки, и святитель Воронежский, по предписанию правительства, в 1688 году посылал в главный город войска Донского Черкасск двух священников для научения раскольников. Неизвестно, к сожалению, каким успехом сопровождались меры, предпринимавшиеся святителем.
Вероятно, лучшая защита Православной Церкви была в высокой личности самого воронежского епископа. Он был милосердный святитель. Борясь с недугами, пятнавшими чистоту веры и жизни Воронежской, святой Митрофан вместе с тем боролся и с недугами общественными — бедностью и нищетою, которые очень часто и бывают причиной порочной жизни. Ход государственных событий содействовал особенно сильному росту неимущих и обездоленных в Воронежской епархии в дни святителя Митрофана. Поэтому истинное значение его благотворительной деятельности вполне может быть понято и оценено лишь в связи с государственным положением придонского края в то время, в царствование императора Петра.
Святой Митрофан находился в Москве в тяжелый 1682год, когда десятилетний Петр вступил на престол. В первые дни царствования юного государя в Москве произошли бунты — стрелецкий и раскольничий, и от рук стрельцов погибло насильственной смертью несколько близких родственников царя. Тяжелый след пережитых ужасов на всю жизнь остался в душе государя в виде болезненной раздражительности и крайней суровости по отношению к тем, кого он считал за врагов своей царской власти, в ком видел нарушителя своей воли. В душе же святителя, тоже перенесшего много скорбей от происходивших в Москве смут, навсегда осталась любовь к гениальному царю, который уже в детском возрасте поражал своим умом.
До 1696 года отношения святителя-подвижника к молодому царю ничем не отличались от обычных отношений архиерея к государю. Но с этого времени обстоятельства меняются, и сама жизнь сближает святителя с царем.
Желая открыть России доступ к Азовскому и Черному морям, император начал войну с турками. Первый поход 1695 года на пограничный с Россиею турецкий город Азов был неудачен для русских, так как не было флота, который подкреплял бы действия русских войск с суши и препятствовал бы туркам сноситься морем с осажденной крепостью. Тогда Петр решил построить флот, а местом постройки избрал город Воронеж и его обильные лесами окрестности. Таким образом, город с ближайшими к нему по реке Воронеж городками превратился в обширную корабельную верфь, которую царь часто посещал.
Жизнь кафедрального города святителя Митрофана совершенно изменилась. Не только жители воронежского края были привлечены к корабельным работам: для этой цели были собраны сюда со всей России тысячи людей. Народ обременен был тогда многими повинностями, но эта повинность была особенно тяжела и по трудности и по новизне корабельного дела. К тому же начальники работ, по большей части люди нечестные, отличавшиеся подкупностью, заботились больше о своей наживе, и пришлый рабочий люд, лишенный необходимого приюта, вынужден был ютиться по берегу реки Воронеж. От этого развиваются среди рабочих заразные болезни — больные «лежали мостом»; а так как настоящего ухода за ними не было, то в большинстве случаев они умирали. До крайности тяжелое положение вызывало побеги рабочих целыми сотнями; их ловили, и арестованные за побеги и другие проступки переполняли тюрьмы.
Неумение русских строить корабли создавало нужду в иностранцах-мастерах, которые сотнями вызывались в Воронеж из-за границы; они образовали на берегу реки, близ верфи целую немецкую слободу, в которой были построены две кирхи. Многие, если не все, иностранцы, прибывшие в Россию, были люди, не сумевшие пристроиться у себя дома и покинувшие родину ради наживы. На вызов русского царя из-за границы явилось много «людей распутных, склонных к пьянству, насилиям и разным преступлениям». Будучи начальниками и сознавая свое превосходство в знаниях, мастера-иностранцы усвоили и вообще презрительное отношение к русским: осмеивали чуждые им обычаи и нравы, хотя бы в них и ничего не было предосудительного.
Как протестанты они позволяли себе открыто издеваться над русской верой — над почитанием святых, соблюдением постов, иконопочитанием. Среди окружающих их русских находились люди, которые, воспринимая знания, перенимали с ними и многое дурное, уклоняясь от добрых заветов отцов и даже от Православной Церкви. Но в большей части населения создавалось недовольство, особенно усиливавшееся, когда стали замечать близость императора Петра с иноземцами. Созданный веками и внедрившийся в умы образ императора Петра, как величавого и благочестивого хранителя преданий старины, неукоснительно соблюдавшего церковный устав, не мог примириться с образом царя-плотника, друга иноземцев, нередко пировавшего с ними, не соблюдавшего постов. Труды, направленные ко благу русского народа, последнему казались странными, непонятными. Он чувствовал только тяготы преобразований великого царя, не умея взглянуть на добрые плоды их в будущем: поэтому среди народа бродило глухое недовольство и носились темные слухи о самом правителе.
В это трудное время святитель Митрофан для царя-работника явился помощником, который всеми зависящими от него средствами поддерживал дело, предпринятое им. Петр хорошо понимал и высоко ценил ту могучую поддержку, какую он имел в «усерднежелательном радении» святителя «к государю и всему христианскому народу». В первый же приезд царь начал оказывать Воронежскому святителю знаки своего расположения.
В престольный праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 25 марта 1696 года государь присутствовал в кафедральном соборе за Литургией, которую совершал святой Митрофан, причем на правом клиросе пели государевы певчие. 12 апреля в соборе государь слушал Пасхальную утреню, за которой пели также его певчие; по приказанию царя, когда начали Пасхальный канон, производилась пушечная пальба с судов флота. В это время, вероятно, император пожаловал святителю два архиерейских облачения: одно белое «камчатое» с «золотными» травами, и другое «золотное» с серебряными и шелковыми разноцветными травами. Внимание государя настолько радовало святого Митрофана, что он сообщил патриарху в одной челобитной о «благоприятстве и милостивом жаловании».
Святой Митрофан любил и уважал Петра, своей жизнью осуществившего заповедь святителя (читаемую в его завещании): «употреби труд». Оказывать царю помощь святитель считал своим долгом. Тяготы, связанные с постройкой флота, раздражали народ, который выражал свое недовольство в поджогах и побегах. Святитель в церковных поучениях объяснял всю государственную необходимость и пользу предпринятого царем дела и вносил умиротворение во многие сердца. «Когда великий государь, — говорит один из первых историков императора Петра, — устрояя в Воронеже верфь корабельную, сооружал флот, к поражению турок и к отнятию у них Азова необходимо нужный, тогда сей архиерей от избытка, так сказать, усердия своего к государю и отечеству в простых, но сильно над сердцами народа действующих поучениях возносил хвалами намерения государевы и увещевал трудящихся в работах и весь народ к ревностному содействию отеческим попечениям монарха».
Но еще сильнее влиял святитель на бесприютную бедноту, поневоле собранную в Воронеж, своим поистине отеческим попечением о ней, проникнутым милосердной любовью. Бедные и несчастные были близки и дороги его сердцу как те самые малые, благодеяние которым Господь наш Иисус Христос вменяет как благодеяние Себе (см. Мф. 18, 10; 25, 36-40). Справедливо говорит один жизнеописатель святого Митрофана: «у святителя было всегдашним правилом жизни: ничего не оставлять себе, а все приобретения отдавать Богу, давшему все, и ближним, у которых нет ничего».
Все путешествия святителя по епархии были истинным праздником для нуждающихся. Намереваясь ехать по епархии, святитель берет «в келью архиерейскую казенных денег 100 рублей для раздачи в милостыню погорелым, и по тюрьмам, и по богадельням, и по приказам, и нищим, и убогим, и ссылочным, и всякого чину людям и в раздачу ж в шествие архиерейское мужских и женских монастырей монахам и монахиням, где архиерей епархии своей в городах бывает».
Еще более благодеяний и милостей святого Митрофана получали постоянные или пришлые обитатели Воронежа. «Дом его архиерейский, — говорит жизнеописатель святителя, — был домом прибежища всем скорбящим, странникам гостиница, болящим врачебница, убогим место упокоения». Святитель щедрой рукой выдавал странникам и неимущим из своей архиерейской казны одежду, белье, пособия деньгами; для нищих устраивал столы. Он благодетельствовал не только русским, но и иностранцам; посещал тюрьмы и колодничные избы, согревая словом участия озлобленные сердца вольных и невольных сидельцев и раздавая им милостыню.
Когда святитель состарился и не имел сил сам посещать тюрьмы, то присылал через близких лиц милостыню для раздачи по рукам, а также деньги на выкуп «влазного», то есть денежный взнос при вступлении в тюрьму за содержание в ней. Умиравших на чужбине безвестных тружеников, если не кому и не на что было похоронить их, святитель погребал на свои средства: в некоторые месяцы, вероятно, во время повальных болезней, у святителя делались расходы на десятки гробов; покупались саваны, а иногда и прямо выдавались деньги на погребение неимущих. Любовь святителя не оставляла их и за гробом: он и сам молился, и в соборный синодик велел внести для всегдашнего поминовения имена тех, которые при первопрестольнике преосвященном Митрофане скончались «без покаяния и без причастия».
В мае 1696 года царь выступил с построенным в Воронеже флотом под Азов, который и сдался ему 19 июля, конечно, не без молитвенного содействия со стороны святого Митрофана. Подробности об этой победе сообщил святителю дядька царя Петра Никита Зотов, в письме от 10 августа, писанном, вероятно, по поручению самого государя. Зотов просил келейных и соборных благодарственных молитв святителя за такое милосердие Божие и о здравии государя с воинством. Затем была получена грамота от государя на имя Воронежского воеводы; в ней сообщалось о взятии Азова и преосвященному Митрофану предписывалось совершить в соборе благодарственное молебствие в присутствии чинов.
По распоряжению государя в ноябре 1696 года из духовных и светских владельцев, имевших более 100 дворов (в вотчинах Воронежского архиерейского дома их было 196), создавались компании для постройки на их счет кораблей; каждая компания обязана была сначала устроить один, вполне снаряженный корабль, а затем построить по одному кораблю на две компании с вооружением нескольких галер, причем компании из духовных владельцев составляли 8000 крестьянских дворов, а из светских — 10 000 дворов. Святой Митрофан, как духовный владелец, входивший в компанию Рязанского митрополита, принимал участие в постройке двух кораблей и трех галер.
Весной 1699 года государь приехал в Воронеж для изготовления новой флотилии. Святитель Митрофан полагал, что, по примеру прежних лет, государь в престольный праздник после богослужения в соборе 25 марта посетит его; он озабочивается тем, чтобы принять как следует высокого гостя. Этой трогательной заботливостью проникнуто его письмо острогожскому полковнику Феодору Иоанновичу Куколю: «приходит праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, — пишет святитель, — а на Воронеже соборная церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Пожалуй, Феодор Иоаннович, к такому честному празднику и ради пришествия великого государя, прикажи промыслить свеженького осетрика да белужины свежей или хотя новосольной. А у нас на Воронеже взять и сомины негде». Государь, действительно, был у святителя на праздник Благовещения и в первый день Пасхи. В этот раз самодержец сделал щедрые пожертвования Воронежскому архиерейскому дому и епархии, выражая этим свое глубокое уважение к святому Митрофану. После Литургии в Благовещенском соборе 25 марта государь приказал приписать «ради малой Воронежской епархии и домовых всяких нужд» к архиерейскому дому святителя Даншинскую пустынь у реки Дона, в Елецком уезде, а к Воронежской епархии ряд городов от Рязанской и Белгородской епархий. Перед Литургией государь «для пополнения» Воронежской епархии пожаловал из Рязанской епархии свою волость Мокрый Боярок с приселками, а архиерейскому дому отдал в безоброчное владение принадлежавшую Белгородскому митрополиту мельницу на реке Сосне, в городе Острогожске.
Этими новыми пожертвованиями скудная средствами Воронежская епархия увеличила свои владения почти на одну пятую против прежнего: теперь разрешился в пользу святого Митрофана неприятный для него спор с Рязанским митрополитом из-за границ епархии: ранее неуступчивый и поддерживаемый патриархом, Рязанский митрополит Аврамий, получив царскую грамоту, тотчас отослал Воронежскому святителю окладные книги отчисленных уездов.
27 апреля 1699 года государь отбыл с флотом под Азов, сопровождая в Константинополь посла Украинцева, отправленного в Турцию для заключения мира, и пробыл на юге все лето. В это время престарелый святитель так сильно разболелся, что не думал уже встать. Готовясь к смерти, он решил облечься в схиму, о чем и сообщил 30 августа патриарху Адриану, прося его благословения. Патриарх ответил святителю грамотой от 2 сентября, в которой оставляет на добрую волю святителя исполнение его благочестивого желания; однако первосвятитель напоминает ему, что по церковным правилам епископ, принявший схиму, лишается архиерейской чести и правления врученной ему паствой, «да един ко единому Богу в безмолвии, кроме всяких церковных попечений, жительствует».
14 сентября государь возвратился в Воронеж и на другой день навестил больного святителя и «изволил» у него «кушать хлеб». Для приготовления обеда святителем были приглашены государевы повара и скатертник. Во время этого свидания император, которому святой Митрофан сказал о своем желании принять схиму, уговорил святителя отложить исполнение своего намерения. Весной следующего, 1700 года, царю Петру снова пришлось быть в Воронеже. 25 марта царь присутствовал за богослужением на храмовом празднике у святителя; потом обедал у него со всею свитой.
Один приезд царя в Воронеж в 1700 (или 1699) году ознаменовался столкновением святителя с государем, в котором архипастырь Воронежский обнаружил величие духа, свойственное отцам Церкви — Василию Великому, Амвросию Медиоланскому, Иоанну Златоусту и митрополиту Московскому Филиппу (Колычеву), безбоязненно обличавшим царей, и показал, что души вверенной ему паствы дороже собственной жизни, по завету великого Пастыреначальника, положившего душу Свою за овец Своих (Ин. 10, 15). Государь пожелал видеть у себя святого Митрофана и велел ему явиться во дворец. Святитель тотчас же отправился к царю пешком. Но, войдя во двор, ведущий ко дворцу, он увидел статуи греческих богов и богинь, поставленные в качестве украшения по царскому приказанию. Святитель сейчас же повернулся и пошел домой. Об этом доложили императору, который, не зная, почему святой Митрофан возвратился обратно, вторично отправил к нему посланного с приказанием явиться. Но святитель ответил: «Пока государь не прикажет снять идолов, соблазняющих весь народ, я не могу войти в его дворец». Разгневанный такими словами Петр приказал передать святому: «Если он не придет, то ослушанием предержащей власти подвергнет себя смертной казни». На эту угрозу епископ Митрофан отвечал: «В жизни моей государь властен; но неприлично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца».
Под вечер царь вдруг услышал благовест в большой соборный колокол; так как на другой день не было никакого праздника, то государь велел справиться у святителя о причине благовеста. «Понеже мне, — отвечал святой Митрофан, — от его величества сказана смерть, того ради я, яко человек грешный, должен пред смертию своею принесть Господу Богу покаяние и испросить грехов своих прощение соборным молением и для сего я назначил быть всенощному бдению».
Узнавши об этом, царь рассмеялся и сейчас же велел сказать святителю, что «он его прощает, и для того перестал бы он тревожить народ необыкновенным звоном»; а потом царь приказал убрать и статуи. Надо помнить, что Петр никогда не поступался своими нововведениями, и если здесь уступил он, то это показывает, какое великое уважение он питал к Воронежскому святителю. На другой день святой Митрофан явился во дворец благодарить государя.
Готовый до смерти стоять на вверенной ему страже душ христианских, святитель оберегал их «простые сердца» от соблазна, и особенно от вредного влияния иноземцев. Он признавал полезными приносимые ими знания, и в бытность игуменом Унженского монастыря был дружен с боярином Хитрово, горячим сторонником близких отношений России с Европой. Святитель оказывал помощь нуждающимся иноземцам, и не считал предосудительным пользоваться их знаниями. Но он сам чуждался иноземцев и поучал тому же паству, когда они выступали противниками Православной Церкви и добрых нравов, — как «враги Божии, ругатели церковные, злословящие нашу святую веру» и вносящие в среду православных «непотребные обычаи». Руководясь именно такими мыслями, святитель внес в свое духовное завещание резкое предостережение патриарха Иоакима против сближения с иноземцами.
Справедливое и законное в указанном смысле нерасположение святителя Митрофана к иноземцам могло, по-видимому, отдалить от него царя-преобразователя, особенно после столкновения из-за статуй. Но на самом деле этого не произошло: доброе расположение Петра, основанное на приязни к нему и уважении, с течением времени все более и более усиливалось, так что его кончина почувствовалась государем как невосполнимая потеря.
1700 год и последующие ознаменованы были продолжительной войной со Швецией, вести которую России было очень трудно по недостатку средств. Государь, уже готовившийся к войне, в это посещение святителя, быть может, сказал ему о недостатке в деньгах, и слова государя нашли живой отклик в душе святого Митрофана, который смотрел на войны православной России, как на борьбу «против неприятелей Креста святого». В казне архиерейского дома нашлось 4000 рублей, и святитель всю эту крупную для того времени сумму отдал «на жалованье ратным людям морского воинского флота на Воронеже». Своевременная жертва святителя, служившая красноречивым доказательством его любви к Родине и царю, была принята государем с искренней признательностью. Свои чувства он выразил 20 апреля в грамоте на имя святого Митрофана, заканчивавшейся такими словами: «И ты б, богомолец наш, преосвященный Митрофан епископ, сию нашу царского величества милость к себе за твое вышеупомянутое радение ведал; по тому ж и впредь имел надежду».
Война со шведами, сначала неудачная для России, истощила и без того небольшие средства, находившиеся в распоряжении царя, так что государь вынужден был переливать на пушки церковные колокола. Святой Митрофан опять пришел на помощь царю: в это тяжелое время он доставил в Воронежское адмиралтейство 3000 рублей на строение кораблей. За это он был пожалован другой благодарственной грамотой 18 мая 1701 года такого же содержания, как и первая.
Последнее свидание святителя и государя было в феврале 1702 года, когда царь, пользуясь перерывом в войне со шведами, прибыл в Воронеж. 28 февраля он со свитой посетил святого Митрофана и был принят с обычным гостеприимством. Государь знал, что святителю дороги успехи России, и 6 марта прислал ему в подарок «печатный чертеж о Слюсенбурхе», то есть изображение взятия русскими войсками (11 октября 1702 года) шведской крепости Нотебург, переименованной Петром Великим в Шлиссельбург — «ключ-город», так как она открывала России доступ к Балтийскому морю.
Более не суждено было увидеться на земле великому святителю и великому государю. Но и за гробом угодник Божий не прерывает общения с царем: молясь сам за его душу пред престолом Господним, святой Митрофан желает, чтобы и почитающие его память молились о царе Петре, об упокоении души его в селениях праведных. Однажды святой Митрофан явился одному своему почитателю и сказал: «Если хочешь быть мне угодным, молись об упокоении души императора Петра Великого».
Среди постоянных подвигов епископского служения престарелый святитель приблизился к своей праведной кончине. Прихварывал он давно, а за год до кончины стало изменять ему и зрение. 1703 год, когда святитель Митрофан достиг 80-летнего возраста, был последним годом его богоугодной жизни. 2 августа постигла святителя Воронежского тяжелая болезнь, от которой он уже не оправился. Но если поучительна многолетняя жизнь его, то не менее поучительна и поистине блаженная его кончина: это была кончина праведника — достойное завершение святой жизни.
Без печали оставлял святитель этот мир: не скорбел он о разлуке с земными радостями и утехами, которых было мало в его подвижнической жизни.
Со смирением истинного христианина и с надеждой на милосердие Божие возлег он на смертный одр. Духовное завещание, хотя и составленное святителем несколько ранее, между 1696 и 1699 годами, живо изображает то истинно христианское и высокопастырское настроение, с которым готовился святой Митрофан к концу, неизбежному для каждого человека. Оборачиваясь на продолжительный путь своей многотрудной жизни и свидетельствуя о бессмертии человеческой души, святитель прежде всего благодарит Бога-Творца и Промыслителя, благостью Которого и он родился «в мир сей». «Непобедимому благоутробию Премудрого Бога» святитель вручает свою душу и по разрешении ее «от союза плоти».
После этих вступительных слов завещания святой Митрофан обращается к своей возлюбленной пастве и прежде всего к ближайшим сотрудникам своим в вертограде Христовом — к «священному чину». Он умоляет их охранять себя от «всяких дел нечистых» и жить «по заповедям Господним», чтобы «непорочным встать» на Страшном судилище Христовом, когда от пастырей потребуется ответ не только за себя, но и за пасомых. С особенною силою останавливается святитель на последней мысли: учением Священного Писания, отцев Церкви и собственными увещаниями он убеждает пастырей свято исполнять свой долг. Это сознание великой ответственности, с которой связано пастырское служение, видимо, нарушало и его покой на пороге вечности. Он испытывал тревогу при мысли об ответе за врученный его водительству «народ христианский» и поэтому со слезами просил прощения «у всей Божией Церкви» и у своего преемника на Воронежском престоле. Усердно просил святитель у «освященного Собора и у всего православного народа» молитв, чтобы Господь сподобил его Царствия Небесного. С своей стороны святитель дарует благословение и прощение всей своей пастве, клиру и мирянам, разрешая запрещенных священнослужителей, а также мирян, наказанных епитимией. Оказывая милость согрешившим, святитель снова выражает надежду на милосердие Господа и к себе.
Расставаясь с паствой, святой Митрофан обращается и к ней с последним наставлением; привыкший руководить пасомыми при жизни, он не хочет оставлять их без назидания и по смерти. Здесь святитель дает увещания о вседушном хранении веры в ее целости и чистоте, о соблюдении правосудия. Наставление судьям проникнуто обычной для святителя любовью к сирым и угнетенным: «о правосудии в делах гражданских всячески судьи да попекутся и суд праведен да судят, ибо милость и любовь в том явят многу, зане зело неправда в суждениях и коварство в людех умножися, обидами же всяких чинов люди, и вдовицы, и сироты и немощни, во убожестве же люди зело во оскорблении мнози плачут, ибо суд Божий в людех всяко от неправды умножися». Затем, предостерегши паству от вредного влияния иноземцев, святитель заключает наставления, предлагая, как общее жизненное руководство, сохранение умеренности, трудолюбия, воздержания и любви к добру: «епархии нашея всякого чина люди имели бы по чину своему жити, во всяком опасстве и мерности (то есть в осторожности и умеренности), кому что должно и что кому прилично, во всяких неполезных делах не истощеватися и не приходити тем в последнюю скудость и убожество; излишнее бо все дело непотребно, по апостолу же, весьма несть полезно кому; глумления же и играния и многое питие каждому вредно и грешно есть». Затем приводятся наставления мудрых мужей всякому человеку, полезные для спасения, благополучия жизни и здоровья тела: «Употреби труд, храни мерность — богат будеши. Воздержно пий, мало яждь — здрав будеши. Твори благо, бегай злаго — спасен будеши».
За этими наставлениями в духовном завещании святого Митрофана следуют самые подробные распоряжения его относительно погребения. Оканчивается завещание следующими трогательными словами: «Все оставшиеся люди епархии нашей, всякого чина и возраста! От вас святые молитвы смиренно прошу и от всех вас прощения прошу, а вам благословение мое архиерейское оставляю; меня же грешного самого Божиему вручаю милосердию и непостыдному предстательству Госпоже моей Пресвятой Деве Богородице Марии и Ангелу своему хранителю и всех святых, благоугодивших Богу, молитвам, вопия и глаголя Богу, Отцу нашему Небесному: Отче, в руце Твои предаю дух мой, аминь».
Чрезвычайно поучительны и последние дни жизни святого Митрофана. Чувствуя, что болезнь, постигшая его в августе 1703 года, смертельна, святитель начал готовиться к кончине. Несмотря на присутствие в Воронеже врачей, иностранцев и русских, он не обращался к их помощи, но искал облегчения своим страданиям у небесного Врача: в течение болезни угодник Божий неоднократно прибегал к таинству елеосвящения и, конечно, приобщения Святых Христовых Таин. Нищелюбивый и милосердый святитель перед кончиной усилил свои заботы о нуждающихся: он посылает для раздачи щедрую милостыню в тюрьмы, по приказам, где также содержались арестанты, в богадельни; помогает ссыльным и иноземцам, прощает оброки. 10 августа болезнь усилилась, и в этот день святитель, по совершении над ним таинства елеосвящения, облекся в великий ангельский образ — принял пострижение в схиму, что было его давнишним заветным желанием. Пострижение в схиму совершал «черный священник» и, вероятно, не в храме, как происходило это обычно, а, ввиду тяжелой болезни святителя, у него дома. При пострижении в схиму святой Митрофан принял имя Макария, в честь преподобного Макария Унженского, в обители которого он был игуменом пред возведением на Воронежскую кафедру.
Еще в духовном завещании святитель сделал подробные распоряжения о своем погребении и поминовении. Так он просил положить его во гроб в схимонашеском одеянии, «архиерейскими же одеждами отнюдь не облачать». По дальности расстояния и по неудобству святой Митрофан не находит возможным «погребену быти» в Золотниковской пустыни, каково было его давнишнее обещание, и со смирением просит предать тело его земле «в приделе соборной церкви (во имя Архистратига Михаила), под церковию в исподней палате, а не в великой соборной церкви».
Не имея собственных келейных денег, он просит оставить половину денег, собираемых за год по окладным книгам, священникам, диаконам и причетникам всех храмов епархии «на сорокоустие и на поминок души». Он сделал распоряжение относительно отправления сорокоуста с беспрерывным чтением Псалтири и годичного поминовения по субботам в приделе соборного храма. Не имея «ни злата, ни сребра», святитель, как о милости молит, чтобы вознаграждение за поминовение выдавалось из домовой архиерейской казны. Для этого 10 августа святой Митрофан составил «духовную роспись», то есть роспись денег лицам, назначенным участвовать в богослужении при его погребении и поминовении.
Тогда же начали готовить для святителя гроб, который к 13 августа был уже окончен. В этот же день домовый архиерейский певчий был отправлен в Москву для покупки каменной гробницы, которую предполагалось поставить над церковным помостом, поверх могилы. К духовным властям в Москву посланы были известия о принятии святителем схимы и об отсутствии у него своих средств на погребение и поминовение. В ответ на это из монастырского приказа последовали две грамоты «Великого Государя» от 24 и 26 августа: в первой говорилось о том, чтобы «преосвященному епископу в схимонашеском чину из дому не исходить», то есть святитель мог носить одежду схимонаха только дома, а вне его должен был появляться в одеянии, присвоенном сану епископа; второй грамотой предписывалось: «на поминовение души преосвященного епископа раздать из казны архиерейской в сорокоустие и в милостыню денег семьсот рублей».
Так истинно по-христиански приготовившись к кончине, святитель мирно почил 23 ноября 1703 года. Свидетели кончины святого Митрофана не оставили нам ее описания. Наиболее полная запись современника о преставлении святителя не так подробна, как бы того хотело благочестивое чувство. В ней говорится лишь следующее: «В лето от Рождества Христова 1703, ноября 23 в шестом часу дня, во второй четверти, во вторник, между патриаршества, изволением всемогущего Бога он, преосвященный Митрофан, епископ Воронежский, а в схиме Макарий, отошел в вечное блаженство... А на престоле своем в Воронеже, в архиерействе был двадцать лет и восемь месяцев, всех же лет жития его восемьдесят лет и полмесяца».
По кончине святого Митрофана временное управление делами осиротевшей епархии перешло в руки казенного и судного приказов, находившихся, как видно из духовного завещания святителя, в ведении близких ему лиц: казначея архиерейского дома иеромонаха Тихона, бывшего и духовником святителя, и соборного диакона Филимона. Они, конечно, распоряжались и погребением.
Тело святителя было облечено в шелковую зеленого цвета мантию; поверх ее положена желтоватая епитрахиль из шелковой же материи, а сверх всего омофор из желтого атласа. На руках надеты были поручи из зеленого бархата с нашитыми крестами из серебряного глазета. Главу святителя покрывала схимонашеская шапочка из фиолетового бархата, а сверх ее клобук из тафты. На персях были положены Евангелие малого формата и небольшой четвероконечный сердоликовый крест. В туфли из простой черной кожи обуты были ноги; такой же кожей покрыта и подушка под главою святителя. По облачении тело святого Митрофана положили в дубовый, обитый черным сукном, гроб и перенесли в Благовещенский собор, где над гробом был поставлен тройной иконный складень.
На погребении святителя присутствовал сам царь Петр. Государь собирался в Воронеж на верфи, а получив донесение о смерти святителя, ускорил свой приезд. При погребении он оказал почившему архипастырю невиданные почести, по которым можно судить о том уважении, какое имел великий государь к смиренному святителю. Справедливо замечают, что такие почести едва ли оказывал кто-либо из русских государей архиерею. По личному распоряжению царя, погребение было отложено на двенадцатый день по кончине святого Митрофана — на субботу 4 декабря. Погребальное пение совершал архимандрит Воронежского Алексеевского монастыря Никанор «с прилучившимися игуменами и прочим освященным собором». Отпевание отправлялось по монашескому, а не иерейскому чину; пели певчие государя, который «со своим царским синклитом» присутствовал в храме. Когда, по окончании заупокойного богослужения, духовенство готовилось поднять гроб, государь, обратившись к свите, сказал: «Стыдно нам будет, если мы не засвидетельствуем нашей благодарности благодетельному сему пастырю отданием ему последней чести. Итак, вынесем его тело сами».
Так обычно погребали до 1773 года всех архиереев. С этими словами государь первый взялся за гроб и нес его до усыпальницы, находившейся под помостом соборного придельного храма. После панихиды царь вместе с вельможами и офицерами вновь подняли гроб и опустили в землю. При этом, обращаясь к своим приближенным «и иноземцам», государь громко сказал: «Не осталось у меня такого святого старца».
Эти справедливые слова любви и благодарности в устах труженика-царя были лучшей речью над могилой труженика-святителя. Царя и епископа связывала любовь к Отечеству, и оба они, хотя и на различных путях, трудились на благо дорогой Родины.