—
Клавдия Петровна!.. — на наш зов из глубины комнаты вышла маленькая,
седенькая женщина в очках.
— Попьем чай и тогда побеседуем о папе, — предложила она. На
готовность помочь согласилась, предложив взять в шкафу чашку с
блюдцем и розетку для меда. — Мед гречишный. Очень полезно — я по
ложечке ем и это меня поддерживает. И лимонный сок.
Хозяйка достала из холодильника пол-литровую баночку с лимонными
дольками.
Мы в гостях у Клавдии Петровны Шмариной — дочери священномученика
Уара, первого епископа Липецкого.
11 сентября 1935 года, ровно 70 лет назад, Клавдия Петровна в
последний раз видела своего отца.
— В 1935 году брат Николай сообщил, что папу арестовали: «Приезжайте
проститься». Все родственники собрались. И папа стал со всеми
прощаться. «Не плачьте и не переживайте, — сказал он нам. — Живите,
как жили. Живите честно. За меня не мстите. Главное — прожить жизнь
достойно. Дочка, не плачь обо мне. Я не единственный, который так
страдаю… Страдает почти все духовенство… Ты работай. Работай честно
и в сердце своем не имей ни мести, ни злобы». Он благословил меня,
поцеловал. Все плакали.
Папе дали 8 лет тюремного заключения. Больше мы с ним не виделись…
— Каким был Ваш отец как человек? Мягкий,
строгий, требовательный? Какая в нем самая главная черта?
— Главное — принципиальность. Он никогда не
поступался своими взглядами, своими убеждениями. Папу очень часто
арестовывали, его забирали, но быстро отпускали. Как он рассказывал,
никаких издевательств не было, но предлагали снять сан. Он отвечал,
что никогда на это не пойдет. Сильный был в этом отношении человек…
«У вас большая семья, вам будет очень трудно в новых условиях, —
говорили сотрудники ОГПУ, — снимите сан. Вы человек
высокообразованный, нам такие люди нужны. Мы строим сейчас новое
государство, и нам нужны образованные люди. Мы вам дадим хорошую,
престижную работу, квартиру, обеспечим вас всем, у вас не будет
никаких забот. Единственной помехой, чтобы все это вы получили,
является ваш сан. Снимите его — и вы все получите».
На все эти уговоры и приводимые ими аргументы папа всегда и
неизменно отвечал: «Того, чего вы от меня требуете, — этого вы
никогда не добьетесь. Уж я такой человек: во что верую — тому
никогда не изменю, так что напрасны все ваши усилия».
От папы исходило такое спокойствие. Он благословит нас — и идет в
тюрьму.
Доброта к людям. Духовность. Папа был бессребреником — он не
придавал совершенно никакого значения материальной стороне жизни. И
мы все были в этом духе воспитаны. Я до сих пор равнодушна к
роскоши: что есть — то и есть, слава Богу! Как-то сама жизнь привела
к мысли: к чему все это?
Мы все потеряли, когда эвакуировались из Финляндии — забрали только
детские вещи. Папа собрал большую библиотеку — полное собрание
сочинений всех классиков, духовная литература. Он знал все
религиозно-философские течения того времени и был сведущ в вопросах,
которые горячо обсуждались тогда в образованном обществе. У папы
были обширные познания в области медицины и собрана большая
библиотека по специальным медицинским вопросам. Он никогда не
обращался к помощи врачей и нас лечил сам, за исключением случаев
чрезвычайных, когда требовалось хирургическое вмешательство. К нему
за медицинской помощью обращались крестьяне всех окрестных селений.
Папа очень любил детей, и не только своих. Он никогда на нас не
сердился. Мама занималась хозяйством (в семье шестеро детей), а папа
или беседовал с нами, или играл и пел — у него был хороший тенор. Мы
разучивали песни, у нас дома было пианино. Мы чувствовали, что папа
нас любит.
И к вечерне, и к заутрене всегда ходили. Мама с тетей нас возили в
храм, часто причащали. Папа служил благоговейно. Настрой был такой
молитвенный…
— Клавдия Петровна, Вы — третий ребенок в
семье Шмариных…
— До 10 лет я жила в семье. Папа служил в
Финляндии, на острове Манчинсаари, потом — в местечке Мустамяги,
неподалеку от Выборга.
Когда после революции Финляндия отделилась от России, наша семья и
все родственники переехали в Петроград. Папа отвез нас (а нас к тому
времени было уже шестеро) с мамой к себе на родину, в Тамбовскую
губернию, село Ново-Ситовка, а сам остался в Петрограде. Осенью и
весной, как и везде, свирепствовал тиф. Мы все переболели, а после
нас заразилась мама и умерла. Мне только исполнилось 8 лет. Приехала
бабушка (мамина мать) и нас повезли в Лебедянь. Папа приехал из
Петрограда, но маму в живых уже не застал — ее похоронили. Ему дали
приход в десяти километрах от Лебедяни, в селе Тютчево. Вскоре
приехала тетя, мамина сестра Мария Георгиевна, и забрала меня к себе
в Полтаву. Только раз в год меня привозили на каникулы, и тогда я
папу видела. В 1926-м он принял монашество и его назначили
епископом.
— Как Вы отнеслись к тому, что Ваш папа —
монах?
— Спокойно. К этому времени мне исполнилось 17
лет и я понимала, что папа уже давно вдовец; он часто ездил в
Москву, в Ленинград, он все время был на виду. Меня не особенно это
удивило, и тетя говорила: «Он по духовной иерархии поднимается…»
— А что в Вас от отца?
— Я отстаивала всегда свою позицию, вступала в
полемику. Бывало, начну свою линию гнуть, а бабушка стукнет по лбу:
«Батя». Василий Михайлович Алленых, последний иподиакон Владыки Уара,
признался: «Когда я к Вам ехал, думал, вряд ли это она… Все
сомневался. А увидел: Вы — копия епископа Уара!»
У меня, наверное, характер папин. Если я видела несправедливость,
никогда не молчала и выступала, может, и в ущерб себе. Вы знаете,
это самое трудное — оставаться самим собой.
Папа был оптимист. Я тоже. Теперь, когда вспоминаешь — как я все
пережила? Смерть мамы, трех братьев, отца… Голод, с войной пришли
все беды… Я никогда не жаловалась. И просить никогда не могла.
Я сейчас вам расскажу один урок из детства, который я запомнила на
всю жизнь.
Папа никогда пальцем нас не тронул, но очень строг был, знал, что
баловство может привести к нехорошим последствиям.
В детстве, помню, всегда в компании с мальчишками была. Раз
«подбила» за забор, к соседям, за яблоками слазить. Соседи пришли и
сказали, что вместе с мальчишками была и ваша дочь. Папа стал их
расспрашивать. Те говорят:
«А нам Кланя сказала».
Он — ко мне. Я начала отпираться. Папа посмотрел на меня строго и
сказал:
— А тебя я сильно накажу — ведь ты неправду сказала.
Он поставил меня в угол и до вечера я говела.
— Запомни, дочка: всегда надо говорить правду. Никогда не надо
кривить душой. Пусть тяжела правда, но зато душа будет всегда
спокойна.
— Как Вы узнали, что Ваш отец — святой?
— Мне сообщил об этом иеромонах (теперь он
игумен) Дамаскин из Москвы. Он сказал, что на Архиерейском Соборе
2000 года мой папа, епископ Липецкий Уар, причислен к лику святых.
Сказать откровенно, я опешила. В голове не укладывалось: как это
может быть? Не ошибка ли это? Ведь папы давно уже нет на свете…
Потом получила приглашение из Липецка на молебен священномученику
Уару в Христо-Рождественский собор, где в 20-е годы служил мой отец…
— Что Вы чувствовали?
— Вроде и папа, и уже не папа — что-то святое,
высокое и недосягаемое… Отец Андрей, настоятель собора, сказал, что
теперь надо молиться ему как святому. А когда мы увидели большую
написанную икону... Благоговейная радость и что-то еще такое —
возвышенное...
— В прошлом году, накануне дня памяти
священномученика Уара, митрополит Воронежский и Борисоглебский
Сергий пригласил Вас в свою резиденцию. О чем Вы беседовали?
— Владыка Сергий произвел на меня впечатление
умного, общительного и доброжелательного человека. Я как-то
почувствовала себя в родной стихии — повеяло детскими
воспоминаниями. В нашем доме всегда было много людей. В Манчинсаари,
где служил папа, а это неподалеку от Валаамского монастыря, к нам
часто приезжали валаамские монахи: отец Варсонофий, отец Исаакий,
архимандрит Сергий. Осталось впечатление, что они как святые, как с
иконы сошли... Запомнилась их серьезность. Мы, дети, немного робели…
И когда папа служил в Тютчеве, много священников приезжало к нам —
они уединялись в папином кабинете и подолгу беседовали. Как правило,
все были несколько моложе папы — они ехали к нему за советом.
Владыка Сергий очень интересовался, как я живу, подарил мне картину
и тарелку с изображением святителя Митрофана. Пожелал здоровья и
сказал: «Дай Бог дожить до таких лет и сохранить нормальное
сознание». Это мне запало в душу. Владыка благословил меня.
— Что Вам дает опору в этой непростой жизни?
— Надо всегда надеяться на то, что, Бог даст,
будет лучше… Все уладится, все образуется. Не надо падать духом и
унывать. Голенький «ох», а за голеньким — Бог… Если бы люди
придерживались основных евангельских заповедей, то и жизнь была бы
человечнее… Важно чувствовать плечо, что рядом стоящий поможет… Вот
это — духовное родство.
— О чем Вы просите в своих молитвах папу?
— Самое главное, чтобы он дал здоровье и помогал
родственникам. О себе что — будет так, как Бог даст…
Мы прощаемся. Клавдия Петровна проводит меня в
свою комнату.
— Эта икона — моя ровесница — говорит Клавдия Петровна, показывая на
иконочку своей небесной покровительницы — великомученицы Клавдии.
Она висит на грядушке ее кровати. — «Мамино благословение». Это
тетя, Царство ей Небесное, сохранила.
Над головой — икона священномученика Уара — ее отца. Чуть ниже —
образ священномученика Уара и Страстная икона Божией Матери.
— А это — подарок Владыки Никона. В прошлом году, 23 сентября, были
в Липецке на праздновании памяти моего отца. Служили молебен, и
Владыка мне подарил — она с Афона…
6 ноября Клавдии Петровне исполнится 96 лет.
Здоровья Вам, дорогая Клавдия Петровна, крепости сил душевных и
телесных.
|