Адмирал Российского флота, святой праведный Феодор Ушаков родился 13
февраля 1745 года в селе Бурнаково Романовского уезда Ярославской
губернии. Происходил он из небогатого, но древнего дворянского рода.
Родителей его звали Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, были
они людьми глубоко верующими.
В те послепетровские времена юношей-дворян обыкновенно определяли в
гвардию, служил в ней и отец будущего адмирала, и ему даже пришлось
повоевать с турками в войну 1735-1739 годов, но после рождения
третьего сына он был уволен от службы с пожалованием сержантского
чина лейб-гвардии Преображенского полка. Возвратившись в родное
село, Феодор Игнатьевич сменил военную службу на хозяйственные
хлопоты и воспитание детей.
День появления на свет Божий будущего адмирала Российского флота
приходится между празднованием памяти двух воинов-великомучеников:
Феодора Стратилата и Феодора Тирона (8 и 17 февраля), а вся жизнь
российского флотоводца, от младенчества до самой смерти, прошла под
благотворным влиянием его родного дяди, преподобного Феодора
Санаксарского — великого воина в духовной брани.
Преподобный Феодор родился и вырос в том же сельце Бурнаково, отсюда
ушел в свое время служить в столичную лейб-гвардию и Преображенский
полк, но затем, после необыкновенных обстоятельств и желая стяжать
звание воина Царя Небесного, бежал из столицы в пустынный лес для
подвигов поста и молитвы. Затем он был разыскан и велением
императрицы принял монашеский постриг в Александро-Невской Лавре
Санкт-Петербурга в 1748 году, — это исключительное для семейства
Ушаковых событие, вкупе с последующими известиями о его монашеском
служении Богу, было на слуху и у подраставшего Феодора, послужив ему
назиданием.
Члены большого семейства Ушаковых являлись прихожанами храма
Богоявления-на-Острову, находившегося в трех верстах от Бурнаково на
левом берегу Волги. В храме этом Феодора крестили, здесь же, при
мужском Островском Богоявленском монастыре, где была школа для
дворянских детей, он обучался грамоте и счету. Феодор Игнатьевич и
Параскева Никитична, будучи очень набожными, почитали главным
условием воспитания детей развитие высоких религиозных чувств и
строгой нравственности. Эти чувства, возбужденные примерами всего
семейства и особенно его родного дяди-монаха, глубоко напечатлелись
в сердце возраставшего отрока, сохранились и стали господствующими
во всю его последующую жизнь.
В шестнадцать лет Феодора представили в герольдмейстерскую контору
для второго смотра, и в феврале 1761 года он был зачислен в Морской
кадетский корпус.
Ко времени поступления Феодора Ушакова Морской корпус представлял
собою еще не настроившееся для правильной учебной жизни заведение.
Науки преподавались достаточно хорошо, чтобы образовать исправного
морского офицера, но внутреннего порядка, присмотра за детьми,
должного наблюдения за нравственностью не было. Но неблагоприятные
школьные условия не отразились на юноше; добрые свойства его
характера, принесенные им в корпус из родной семьи, оградили его от
порчи. Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и нравственностью,
прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность
проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет
успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил офицерский
чин и был приведен к присяге, которой не изменял всю жизнь.
После выпуска из Морского корпуса Феодора Ушакова направили на флот
Балтийского моря. Северные моря редко бывают спокойными, и для
молодого офицера это была хорошая морская школа. Первые годы службы
на флоте прошли в интенсивной учебе под руководством опытных
моряков. Пытливый ум и природная смекалка молодого мичмана Феодора
Ушакова быстро выдвинули его вперед по сравнению с другими
сверстниками. Он был переведен на юг, в Азовскую флотилию. Здесь и
произошло первое знакомство будущего адмирала с местами, где
состоялись затем события, на века прославившие его имя.
С давних времен история России была тесно связана с Черным морем,
выход к которому был утрачен в XVI веке. Через него проходил
знаменитый торговый путь «из варяг в греки». В конце ХVII – начале
ХVIII века в Российском государстве особо выдвинулась задача
возвращения к побережью Черного моря. Для успешной борьбы с турками
не хватало более мощного военного флота.
При императрице Екатерине II было принято решение о создании на
Черном море линейного флота. В 1778 году в тридцати верстах выше
устья Днепра, недалеко от урочища Глубокая пристань, было устроено
адмиралтейство, основаны порт и город Херсон, ставший центром
кораблестроения в Причерноморье. Во главе предприятия стоял князь
Григорий Александрович Потемкин. Застучали топоры, закипела работа
по сооружению эллингов под корабли. Однако строительство затянулось.
Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на
строившиеся корабли.
В августе 1783 года в Херсон прибыл и капитан второго ранга Феодор
Ушаков. Вскоре он стал заметно выделяться среди других командиров
своей настойчивостью и умением организовать дело.
В это же время в городе началась эпидемия чумы. В Херсоне установили
карантин. Все команды были выведены в степь. Не хватало врачей, их
обязанности принимали на себя командиры. И Феодор Ушаков, со
свойственным ему серьезным отношенем к делу, стал твердо
устанавливать особый карантинный режим. В результате энергичных
действий капитана Ушакова в его команде чума исчезла на четыре
месяца раньше, чем в других. За умелые действия и проявленные при
этом старания он был произведен в капитаны первого ранга и награжден
орденом святого князя Владимира 4-й степени.
А тем временем Екатерина II, желая иметь порт на Черном море, весной
1783 года повелела командующему Азовской флотилией обследовать
Крымские берега. Оказалось, что Ахтиарская бухта превосходна для
стоянки в ней кораблей. Тогда же был издан указ об устройстве на
южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было
выстроить и «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где
должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и
военное селение». В августе 1785 года в Севастополь прибыл капитан
Феодор Ушаков. Здесь начинается одна из ярчайших страниц жизни
великого русского флотоводца.
11 августа 1787 года Турция объявила России войну. Вскоре произошла
первая «генеральная нашего флота баталия». Турецкий капудан-паша
(командующий турецким флотом), получив известие о выходе в море
севастопольской эскадры, двинулся ей навстречу. К этому времени он
получил значительное подкрепление из Константинополя, и его флот
насчитывал 17 линейных кораблей и 8 фрегатов. В русской эскадре,
авангардом которой командовал капитан бригадирского ранга Феодор
Ушаков, было всего два линейных корабля и 10 фрегатов. Турецкий флот
всей мощью своей линии стал спускаться на русские корабли. И тут
авангардный отряд Ушакова, «употребив старание и искусство»,
прибавил парусов и решительным маневром лишил возможности «крокодила
морских сражений» Эски-Гассана охватить русские корабли и взять их
на абордаж. Вместе с тем Ушаков отрезал от основных сил два
передовых турецких корабля. Те, в свою очередь, обнаружив свое
гибельное положение, не дожидаясь никакого сигнала, бросились
спасаться бегством «с великой поспешностью». Напрасно капудан-паша
палил им вслед, вскоре он и сам, не выдержав атаки русских фрегатов,
вынужден был пуститься вдогонку своим кораблям. Примеру флагмана
последовали и остальные турецкие суда. Победа была за русской
эскадрой.
Это было началом конца турецкого морского владычества на Черном море
и вместе с тем началом расцвета русского военно-морского искусства.
Пришло время, когда успех стал зависеть от инициативы флотоводца.
Закончился первый год войны, и молодой Черноморский флот нанес
ощутимые удары турецким морским силам, одержав при этом полную
моральную победу, приведя Порту «в чрезвычайный страх и ужас».
Феодор Ушаков, получив чин контр-адмирала, был назначен в начале
1790 года командующим Черноморским флотом. Князь Потемкин писал
императрице: «Благодаря Богу, и флот и флотилия наши сильней уже
турецких. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков.
Отлично знающий, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет
помощник». А в боевой инструкции князя Потемкина Феодору Ушакову
говорилось: «Требуйте от всякого, чтоб дрались мужественно или,
лучше скажу, по-черноморски; чтоб были внимательны к исполнению
повелений и не упускали полезных случаев... Бог с вами! Возлагайте
твердую на Него надежду. Ополчась верою, конечно, победим. Молю
Создателя и поручаю вас ходатайству Господа нашего Иисуса Христа!» С
таковым напутствием служил православный воин, умножая славу
любезного Отечества.
В начале июля 1790 года недалеко от Керченского пролива произошло
очередное сражение, в котором эскадра Ушакова вновь одержала победу,
заставив турецкий флот удирать сломя голову. Русские моряки поняли:
где Ушаков — там победа!
После поражения при Керчи разбросанный по всему морю турецкий флот
вновь стал собираться в единую эскадру. Гуссейн-паша жаждал реванша.
Своей решимостью сразиться с ненавистным и страшным Ушак-пашою, как
называли нашего адмирала турки, он убедил султана в скором поражении
российских морских сил. Султан Селим III для верности дал в помощь
своему другу и родственнику (Гуссейн был женат на сестре султана)
опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий в
пользу Турции. Но одно дело намерения, а другое — встреча лицом к
лицу с русским православным воинством. Утром 28 августа турецкий
флот стоял на якоре между Гаджибеем (будущая Одесса) и островом
Тендра. И вдруг со стороны Севастополя Гуссейн обнаружил российский
флот, идущий под всеми парусами в походном ордере трех колонн.
Появление русской эскадры Ушакова привело турок в чрезвычайное
замешательство. Несмотря на превосходство в силах, они спешно стали
рубить канаты и в беспорядке отходить к Дунаю. Ушаков, справедливо
полагая, что в нравственном отношении половина победы на его
стороне, приказал нести все паруса и, подойдя к противнику на
дистанцию картечного выстрела, обрушил всю мощь бортовой артиллерии
на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова
«Рождество Христово» вел бой с тремя кораблями противника, заставив
их выйти из линии. Российские суда храбро следовали примеру своего
предводителя. Начавшееся сражение поражало своей грандиозностью.
Замешательство турок возрастало с каждой минутой. Теснимые русскими
судами передовые неприятельские корабли принуждены были пуститься в
бегство. Флагманский корабль Саид-бея, 74-пушечный «Капудания»,
будучи сильно поврежденным, отстал от турецкого флота. Русские
корабли окружили его, но он продолжал храбро защищаться. Тогда
Ушаков, видя бесполезное упорство неприятеля, направил к нему
«Рождество Христово», подошел на расстояние 30 сажен и сбил с него
все мачты; затем встал бортом против носа турецкого флагмана,
готовясь к очередному залпу. В это время «Капудания» спустил флаг.
Когда русские моряки сняли с объятого пламенем «Капудания» капитана,
его офицеров и самого Саид-бея, корабль взлетел на воздух вместе с
оставшимся экипажем и казной турецкого флота. Взрыв огромного
флагманского корабля на глазах у всего флота произвел на турок
сильнейшее впечатление и довершил победу, добытую Ушаковым при
Тендре.
Феодор Феодорович ясно понимал: победы русскому православному
воинству дарует именно Господь, и без помощи Божией все умение
человеческое ничтоже есть. Знал, что в Санаксарской святой обители
возносит молитвы о нем старец Феодор, в этот год приблизившийся к
исходу от земного своего бытия. По возвращении в Севастополь
командующий флотом Феодор Ушаков дал приказ, в котором говорилось:
«Выражаю мою наипризнательнейшую благодарность и рекомендую
завтрашний день для принесения Всевышнему моления за столь счастливо
дарованную победу; всем, кому возможно с судов, и священникам со
всего флота быть в церкви святителя Николая Чудотворца в 10 часов
пополуночи и по отшествии благодарственного молебна выпалить с
корабля «Рождества Христова» из 51 пушки».
А в следующем, 1791 году, в завершение русско-турецкой войны,
контр-адмирал Феодор Ушаков одержал блистательную победу у мыса
Калиакрия. Это был год, когда Турция намеревалась нанести
решительный удар по России, чтобы принудить ее к заключению
выгодного для Турции мира. Султан призвал на помощь флот из
африканских владений, прославившийся под предводительством алжирца
Саит-Али. Тот, будучи тронут вниманием султана, хвастливо пообещал
ему, что, встретясь с русскими, пойдет он со всеми своими кораблями
на абордаж и либо погибнет, либо возвратится победителем, а самого
виновника недавних поражений — Ушакова — приведет в Константинополь
в цепях. Предстояло дело генеральное и решительное; это сознавалось
всем нашим флотом. «Молитесь Богу! — писал князь Потемкин Ушакову. —
Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и
произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с Вами!»
Тридцать первого июля на подходах к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил
турецкий флот, стоявший в линии на якоре под прикрытием береговых
батарей. В это время часть турецкой команды вместе с командирами
праздновали на берегу мусульманский курбан-байрам. Появление русской
эскадры было для них полной неожиданностью — их охватила паника.
Несколько кораблей, не справившись с управлением на крутой волне при
порывистом ветре, столкнулись друг с другом и получили повреждения.
Ушаков, будучи на ветре и пользуясь неразберихой в стане неприятеля,
принял изумительное по находчивости решение, поведя свой флот между
турецкими кораблями и беспрестанно палящей береговой батареей,
отрезая корабли от берега. Бой разгорелся с потрясающей силой.
Боевая линия турок была разбита, а их корабли настолько стеснены,
что били друг в друга, укрываясь один за другого.
Турецкий флот был «совершенно уже разбит до крайности» и бежал с
поля боя, его разбросало по морю. Большая часть экипажей погибла, в
то время как на русских кораблях потери были незначительны.
Так благодаря славному воину Феодору закончилась кровопролитная
Русско-турецкая война. 29 декабря 1791 года в Яссах подписали мирный
договор. Российское государство, укрепив свои позиции на юге,
«твердою ногою встало на завоеванных им водах Черного моря».
Начались относительно спокойные годы; командующему Черноморским
флотом надлежало теперь упрочить морскую мощь государства и стоять
надежным стражем от посягательств со стороны Босфора. Еще в начале
войны Феодор Ушаков принял главное начальство над портом и городом
Севастополем, но в первое время, отвлекаемый военными действиями, не
мог сделать много. По заключении мира он немедленно приступил к
починке кораблей, постройке разных мелких судов; по его
распоряжениям и при неустанном личном участии на берегах бухт
строились пристани, в выломах скал — склады. Трудно было с
размещением на берегу матросов и прочих нижних чинов: они жили в
хижинах и казармах, находившихся в низменных местах бухты, где от
гнилого воздуха, исходящего от болот Инкермана, люди часто болели и
умирали. Феодор Феодорович, как и в период борьбы с чумой в Херсоне,
стал принимать самые решительные меры к прекращению болезней. В
удобных, возвышенных и наиболее здоровых местах построены были
казармы, госпиталь. Он заботился и об устройстве дорог, рынков,
колодцев и вообще снабжении города пресной водой и жизненными
припасами; учредил перевоз через бухты на вольнонаемных гребных
судах... Небольшая соборная церковь святителя Николая, покровителя
мореплавателей, была им перестроена и значительно увеличена. Бывало,
что из казенных сумм, определяемых на содержание Черноморского
флота, те или иные поставлялись несвоевременно или же вовсе ощущался
в них недостаток — тогда Ушаков выдавал из собственных денег по
несколько тысяч в контору Севастопольского порта, чтобы не
останавливать производства работ; «он чрезвычайно дорожил казенным
интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым,
а в казенных скупым, — и правило сие доказывал на деле».
Освободясь на время от ратных дел, прославленный адмирал, который «к
вере отцов своих оказывал чрезвычайную приверженность», имел теперь
возможность более предаваться молитве: сохранилось драгоценное
свидетельство о его жизни в Севастополе, когда он «каждый день
слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не
занимался рассматриванием дел военно-судных; а произнося приговор,
щадил мужа, отца семейства многочисленного; и был исполненный
доброты необыкновенной».
В начале 1793 года императрица вызвала его в Петербург. Екатерина II
пожелала видеть героя, стяжавшего себе такую громкую славу, и
«встретила в нем человека прямодушного, скромного, мало знакомого с
требованиями светской жизни. Строгий адмирал, созданный для моря,
вполне носил на себе отпечаток этого призвания и далеко не всегда
мог выражаться столь же метко и красноречиво, как заставлял говорить
орудия в батареях своих кораблей». За заслуги перед престолом и
Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты
золотой складень-крест с мощами святых угодников. В том же году
Феодору Ушакову пожалован был чин вице-адмирала.
Европу тем временем потрясали трагические события. Революционная
Франция, поправ законы Божеские и человеческие и умертвив монарха,
«обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав».
Революционные события во Франции напугали все имперские дворы
Европы. В России начались сборы 50-тысячной армии. На Балтике
собралась эскадра для посылки в Северное море. Вице-адмирал Ушаков
получил приказ привести в боевую готовность Черноморский флот.
Агрессия Франции развивалась: завладев Ионическим архипелагом,
Наполеон взял и остров Мальта. В начале августа 1798 года, находясь
вблизи Севастопольского рейда с вверенной ему эскадрой, Феодор
Ушаков получил Высочайшее повеление «тотчас следовать и
содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений
Франции, яко буйнаго народа, истребившего не токмо в пределах своих
веру и Богом установленное правительство и законы; но и у
соседственных народов, которые по несчастию были им побеждены или
обмануты вероломническими их внушениями...». Взяв курс на
Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и
одного этого оказалось достаточно, чтобы Порта немедленно объявила
войну республиканской Франции.
Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно: «Весь народ
Константинополя прибытием вспомогательной эскадры безподобно
обрадован, учтивость, ласковость и доброжелательство во всех случаях
совершенны»,— докладывал Феодор Ушаков императору Павлу I. И облик,
и весь дух православного воинства были удивительны туркам.
Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8 сентября,
«дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины», она снялась с
якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к
месту соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами
назначен был вице-адмирал Ушаков. Турки, на собственном опыте зная
его искусство и храбрость, полностью доверили ему свой флот, а
капудан-паша Кадыр-бей именем султана обязан был почитать
российского вице-адмирала «яко учителя». Таким образом, между
Империей Всероссийскою и Оттоманской Портой заключен был Союзный
оборонительный договор, «во Имя Господа Всемогущего» подписанный в
Константинополе. Удивительное это было событие! Случалось ли еще
когда в мировой истории подобное? «В один миг взаимные опасения
исчезли, вековая вражда была забыта, и Европа увидела с изумлением,
что в то время, когда не заживлена была рана, нанесенная Турции
отторжением от нее Крыма, когда свежи были развалины некогда
грозного Очакова и не замолкли рассказы о кровопролитных штурмах
Измаила и Анапы, два народа, бывшие почти в безпрерывной между собою
вражде, и разнствующие один от другого и правилами Веры, и языком, и
обычаями, вступили между собою в тесный союз против нарушителей
общаго спокойствия.»
Так началась знаменитая Средиземноморская кампания вице-адмирала
Феодора Ушакова, в которой он показал себя не только как великий
флотоводец, но и мудрый государственный деятель, политик и дипломат,
христианин-милосердец и благодетель освобожденных им народов.
Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов,
расположенных вдоль юго-западного побережья Греции, главный из
которых — Корфу, имея и без того мощнейшие в Европе бастионы, был
еще значительно укреплен французами и считался неприступным. Феодор
Ушаков поступил мудро: он прежде всего обратился с письменным
воззванием к жителям островов, призывая их содействовать в
«низвержении несносного ига» безбожников-французов. Ответом была
повсеместная вооруженная помощь населения, воодушевленного прибытием
русской эскадры. Как ни сопротивлялись французы, русский десант
решительными действиями освободил остров Цериго, затем остров
Занте...
Когда французский гарнизон на острове Занте сдался, то «на другой
день главнокомандующий вице-адмирал Ушаков, вместе с капитанами и
офицерами эскадры, съехал на берег для слушания благодарственного
молебна в церкви во имя святителя Дионисия, чудотворца. Звоном
колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда
приближались к берегу; все улицы украсились выставленными в окнах
русскими флагами — белыми с синим Андреевским крестом, и почти все
жители имели такие же флаги в руках». На пристани вице-адмирал
принят был духовенством и старейшинами. То же было и при взятии
острова Кефалония.
10 ноября 1798 года Феодор Ушаков в донесении пишет: «Благодарение
Всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все
прочие острова от рук зловредных французов освободили». Теперь,
собрав все силы при Корфу, главнокомандующий начал осуществлять
блокаду острова и подготовку к штурму этой мощнейшей в Европе
крепости. Блокада, вся тягость которой пала на одну русскую эскадру,
проходила в условиях для наших моряков самых неблагоприятных. Прежде
всего последовали значительные перебои с поставкой продовольствия и
амуниции, также и материалов, необходимых для текущего ремонта
судов, — все это по договору обязана была делать турецкая сторона,
однако сплошь и рядом возникали несоответствия, происходящие от
злоупотреблений и нерадения турецких чиновников. Эскадра была «в
крайне бедственном состоянии». Затем опять же турецкие должностные
лица, которые обязаны были предоставить в срок десантные войска с
албанского берега общим числом до 14 тысяч человек и даже «столько,
сколько главнокомандующий от них потребует», в действительности
собрали лишь треть обещанного. Помимо неурядиц с союзниками блокада
осложнялась также и упорным сопротивлением французов, да еще зима в
тот год была необыкновенно сурова на юге Европы. Сам адмирал,
поддерживая дух своих моряков, подавал пример неутомимой
деятельности: «день и ночь пребывал он на корабле своем в трудах,
обучая матросов к высадке, к стрельбе и ко всем действиям
сухопутного воина», — пишет участник тех событий капитан-лейтенант
Георгий Метакса. Все до мельчайших деталей продумано было адмиралом,
в том числе им разработаны были 132 сигнальных флага для управления
кораблями и десантом. Наконец все готово для штурма, и на общем
совете положено исполнить это при первом удобном ветре. Войскам дана
была боевая инструкция, которую вице-адмирал Феодор Ушаков закончил
словами: «...поступать с храбростию, благоразумно и сообразно с
законами. Прошу благословения Всевышняго и надеюсь на ревность и
усердие господ командующих».
Благоприятный ветер подул 18 февраля, и в 7 часов пополуночи начался
штурм. Первоначально удар был обрушен на остров Видо, с моря
прикрывавший главную крепость. В решительных случаях Феодор Ушаков
подавал собою пример, так и теперь сам подошел вплотную к берегу
против сильнейшей батареи французов и через короткое время сбил эту
батарею, у которой «в печах было множество приготовленных каленых
ядер», и она ими палила. В то же время на флагманском корабле
«Святой Павел» подняли сигнал к высадке десанта, заблаговременно
посаженного на гребные суда. Под прикрытием корабельной артиллерии
десант утвердился между вражескими батареями и пошел к середине
острова. К двум часам пополудни остров Видо был взят. А на следующий
день, 19 февраля 1799 года, пала и крепость Корфу.
Это был день великого торжества адмирала Феодора Ушакова, торжества
его военного таланта и твердой воли, поддержанных храбростью и
искусством его подчиненных, их доверием к своему победоносному
предводителю и его уверенностью в их непоколебимое мужество. Это был
день торжества русского православного духа и преданности своему
Отечеству. Узнав о победе при Корфу, великий русский полководец
Суворов воскликнул: «Ура! Русскому флоту! Я теперь говорю сам себе:
зачем не был я при Корфу хотя мичманом?»
27 марта, в первый день Святой Пасхи, адмирал назначил большое
торжество, пригласив духовенство сделать вынос мощей угодника
Божиего святителя Спиридона Тримифунтского. «Народ собрался со всех
деревень и ближних островов. При выносе из храма святых мощей
расставлены были по обеим сторонам пути, по которому пошла
процессия, русские войска; гробницу поддерживали сам адмирал, его
офицеры и первые чиновные архонты острова; святые мощи обнесли
вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась
ружейная и пушечная пальба... Всю ночь народ ликовал».
Резонанс столь славной победы был очень силен. Со всех сторон
доходили до Феодора Ушакова «великие похвалы». Император Павел I за
победу при Корфу произвел его в адмиралы. Впрочем, это была
последняя награда, полученная им от своих государей.
Воздав благодарение Богу, адмирал продолжил выполнение возложенных
на него задач. Требовалось образовать на освобожденных островах
новую государственность, и адмирал Ушаков, как полномочный
представитель России, в сложнейшей политической обстановке, когда
необходимо было учитывать интересы многих, сумел, не поступившись
своими христианскими убеждениями, создать на Ионических островах
такую форму правления, которая обеспечила всему народу «мир, тишину
и спокойствие». «Люди всех сословий и наций, — обращался он к
жителям островов, — чтите властное предназначение человечности. Да
прекратятся раздоры, да умолкнет дух вендетты, да воцарится мир,
добрый порядок и общее согласие!..» Феодор Ушаков, будучи верным
слугой царю и Отечеству, ревностно отстаивал интересы русской
политики на Средиземном море и Балканах; однако, как христианин, как
человек «доброты необыкновенной», он движим был искренним желанием
дать греческому населению, как друзьям России, как единоверцам,
недавним соратникам в освобождении островов «от зловредных и
безбожных французов», — спокойствие и благополучие. Так родилась
знаменитая Ионическая конституция 1799 года и образовалась
Республика Семи Соединенных Островов — первое греческое национальное
государство.
И в то же время, попущением Божиим, пришлось Феодору Феодоровичу
претерпеть великие нравственные страдания. Прежде всего некоторые
турецкие военачальники, тот же Али-паша, печально известный своей
лютостью, и другие, разгневанные строгими мерами русского адмирала,
решительно пресекавшего жестокости и безобразия турок, доходивших до
кощунств, когда это необузданное войско «грабило церкви, разоряло
иконостасы», — начали клеветать на Ушакова, обвиняя его перед
русским посланником в Константинополе В. С. Томарой в том, что
адмирал неправильно распределяет между союзными эскадрами призовые,
полученные за победу деньги, к тому же присваивая их себе. Честный и
нестяжательный Феодор должен был объясняться. Со скорбью пишет он
посланнику: «Я не интересовался нигде ни одной полушкою и не имею
надобности; Всемилостивейший Государь мой Император и Его Султанское
Величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу
роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и еще уделяю бедным, и
для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в
военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня
капудан-паша».
Было и другое: когда лучшие качества Феодора Ушакова как
воина-христианина, например, его милосердие к пленным, входили в
конфликт с интересами высшей государственной политики, сколько
сердечной боли должен был испытывать адмирал, которого
вышеупомянутый В. С. Томара называет «наш добрый и честный Феодор
Феодорович» и вместе с тем препровождает к нему секретное
распоряжение, в котором, «при изъявлении душевного почтения к
полезным и славным трудам» адмирала, ему разъясняется, «что
намерение Высочайшего Двора есть стараться чем можно более
раздражить взаимно Порту и Францию; следственно, соблюдая с вашей
стороны в рассуждении французов правила войны, вообще принятые, не
должно понуждать турков к наблюдению их. Пущай они что хотят делают
с французами, а вам обременяться пленными не следует и невозможно».
И сколько было случаев, подобных этому!
И наконец, положение самой русской эскадры, которой необходимо было
продолжать военные действия против французов, оставалось во многих
отношениях тяжким. Прежде всего, продовольствие, поставляемое
турками из Константинополя, было весьма нехорошего качества да и
поставлялось не вовремя; эти «и прочие разные обстоятельства, —
писал адмирал, — повергают меня в великое уныние и даже в
совершенную болезнь. Изо всей древней истории не знаю и не нахожу я
примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без
всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся...
Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только служители наши,
столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с
голоду». Эти его слова, полные скорби и недоумения от происходящего,
многого стоят.
Что же помогло устоять русским морякам против стольких испытаний?
Несомненно, их православный дух, их верность царю и Отечеству,
великий пример главнокомандующего и их всеобщая любовь к нему —
«батюшке нашему Феодору Феодоровичу». Он всегда учил своих офицеров:
«запомните непреложное правило, что командир над кораблем почитается
защитителем других и отцом всего экипажа».
Между тем миссия его в Средиземном море еще не закончилась. В
Северной Италии в грандиозных сражениях русские чудо-богатыри под
предводительством славного Суворова громили «непобедимую» армию
французов. Суворов просил адмирала Ушакова с юга оказывать ему
всемерную поддержку. И вот, находясь в теснейшем взаимодействии, они
били французских республиканцев на суше и на море. Два великих сына
России — они показали всему миру, что такое русское воинство. Отряды
кораблей с десантом стремительными передвижениями по Адриатике и
вдоль юго-западных берегов Италии наводили панику на французские
гарнизоны. Но и тут не обошлось без козней: интриговали англичане, а
их знаменитый контр-адмирал Горацио Нельсон всячески пытался
досаждать Ушакову; слава русского флотоводца не давала ему покоя. В
переписке со своими друзьями он заявлял, что Ушаков «держит себя так
высоко, что это отвратительно». Спокойная учтивость русского
адмирала раздражала Нельсона: «Под его вежливой наружностью
скрывается медведь». И наконец, уже с полной откровенностью: «Я
ненавижу русских». Тем временем русские моряки и десантники взяли
города Бари, Неаполь, а затем 30 сентября 1799 года вошли в Рим.
Неаполитанский министр Мишуру, бывший при нашем отряде, с изумлением
писал адмиралу Ушакову: «В промежуток 20 дней небольшой русский
отряд возвратил моему государству две трети королевства. Это еще не
все, войска заставили население обожать их».
Предстояло еще взятие Мальты, но тут в очередной раз вмешалась
политика — и на исходе 1799 года адмирал Феодор Ушаков получил
приказ императора Павла I о возвращении вверенной ему эскадры на
родину, в Севастополь. Жители Республики Семи Островов прощались с
адмиралом Феодором Ушаковым и его моряками не скрывая слез,
благодаря их и благословляя. Сенат острова Корфу назвал адмирала
«освободителем и отцом своим». На золотом, осыпанном алмазами мече,
поднесенном ему, была надпись: «Остров Корфу — адмиралу Ушакову», на
золотой медали от жителей острова Итака — «Феодору Ушакову,
российских морских сил главному начальнику, мужественному
освободителю Итаки».
26 октября 1800 года эскадра адмирала Феодора Ушакова вошла в
Севастопольскую бухту.
Вскоре непобедимый адмирал был переведен в Санкт-Петербург. В 1804
году он составляет подробнейшую «Записку...» о деятельности своей в
служении Российскому флоту, в которой как итог есть такие слова:
«Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю
бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением
Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными
ни один человек из наших служителей неприятелю не достался».
Но обострялись болезни, усиливались душевные скорби великого
адмирала, который, однако, не забывал заботиться о ближних своих. В
его дом в Петербурге часто приходили за помощью. Одних он снабжал
деньгами, одеждой, за других, особенно нуждающихся, ходатайствовал
перед более имущими господами.
Продолжая нести службу в должности главного командира Балтийского
гребного флота, а кроме того еще и начальника Петербургских флотских
команд и председателя квалификационной комиссии «по производству в
классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков
Балтийских и Черноморских портов», образованной при Морском
кадетском корпусе, адмирал Феодор Ушаков старался и эти обязанности
исполнять с ревностью и усердием, однако здоровье его было уже
подорвано.
19 декабря 1806 года он подал императору прошение об отставке.
«Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил и здоровья,
Богу известны — да будет воля Его святая.» Душа адмирала, от
младенчества взыскавшая Господа, просила покоя, уединения, молитвы.
Он принимает решение, исполненное глубокого смысла: избирает для
жительства тихую деревню Алексеевка в Темниковском уезде, вблизи
Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря, где во все
прошедшие годы его ратных подвигов молился о нем его родной дядя —
преподобный Феодор. Нам неизвестно, встречались ли они при жизни, но
что молитвенное их общение никогда не прерывалось — это несомненно.
Потому и устремилась сюда, к святой обители, душа адмирала, что
здесь подвизался о Господе и упокоился самый духовно близкий ему
человек на земле. Монах и моряк — они оба были воинами Христовыми,
оба делали одно дело: ревностно служили Господу на том поприще, на
которое Он их благословил.
В 1810 году, перед тем как окончательно покинуть столицу, Феодор,
«памятуя час смертный с каковою незапностью оный приключается»,
составил завещание. Никогда не имевший своей семьи и своих детей, он
все небогатые владения передал в собственность племянникам, «которых
почитаю я вместо детей моих и о благе их стараюсь как собственный их
отец». Начался завершающий период его жизни.
Сохранилось свидетельство тогдашнего настоятеля монастыря иеромонаха
Нафанаила: «Адмирал Ушаков, сосед и знаменитый благотворитель
Санаксарской обители, по прибытии своем из Санкт-Петербурга, вел
жизнь уединенную в собственном своем доме, в деревне Алексеевке,
расстоянием от монастыря через лес версты три, который по воскресным
и праздничным дням приезжал для богомолья в монастырь к службам
Божиим во всякое время. В Великий пост живал в монастыре, в келье,
для своего пощения и приготовления к Святым Таинам по целой седмице
и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал
неопустительно и слушал благоговейно. В послушаниях же монастырских
ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего
обители значительные благотворения; так же бедным и нищим творил
всегдашние милостивые подаяния и вспоможения».
А в Отечестве вновь было неспокойно. На юге шли ожесточенные бои с
турками. С запада нависла угроза Наполеоновского нашествия.
На борьбу с французами поднялся весь народ. В Тамбовской губернии,
как и по всей России, создавались ополчения для защиты Отечества. На
губернском собрании дворянства, в котором Феодор Феодорович не смог
принять участие по болезни, он был избран большинством голосов
начальником внутреннего тамбовского ополчения. В ответ он написал:
«За благосклонное, доброе обо мне мнение и за честь сделанную
приношу всепокорнейшую мою благодарность. С отличным усердием и
ревностию желал бы я принять на себя сию должность и служить
Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью
здоровья принять ее на себя и исполнить никак не в состоянии и не
могу». Но между тем вместе с темниковским соборным протоиереем
Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых, вложив деньги
на его содержание. Две тысячи рублей внесено им на формирование
Первого Тамбовского пехотного полка. Все, что имел, отдавал «на
воспомоществование ближним, страждущим от разорения злобствующего
врага...» Еще в 1803 году им внесены были 20 тысяч рублей в
Опекунский совет Санкт-Петербургского воспитательного дома; теперь
он всю сумму с причитающимися на нее процентами передал в пользу
разоренных войной. Со страдальцами, лишившимися имущества, делился
он тем, что имел; обремененных скорбью и унынием утешал
непоколебимой надеждой на благость Небесного Промысла. «Не
отчаивайтесь! — говорил он. — Сии грозные бури обратятся к славе
России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к престолу
восторжествуют. Мне немного остается жить; не страшусь смерти, желаю
только увидеть новую славу любезного Отечества!»
Остаток дней своих, по словам иеромонаха Нафанаила, адмирал провел
«крайне воздержанно и окончил жизнь свою, как следует истинному
христианину и верному сыну Святой Церкви, 2 октября 1817 года и
погребен по желанию его в монастыре подле сродника его из дворян,
первоначальника обители сия иеромонаха Феодора по фамилии Ушакова».
Отпевал усопшего адмирала в Спасо-Преображенском храме города
Темникова протоиерей Асинкрит Иванов, который перед тем, в праздник
Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, принимал его последнюю
исповедь и причащал Святых Таин; когда гроб при большом стечении
народа был вынесен на руках из города, его хотели положить на
подводу, но народ продолжал нести его до самой Санаксарской обители.
Положили его у стены соборного храма, рядом с родным ему преподобным
старцем, чтобы быть им отныне вместе навеки.
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси и
Священного Синода Русской Православной Церкви 5 августа 2002 года
состоялось обретение мощей и канонизация праведного Феодора Ушакова
для общецерковного почитания.
|