|
Александр Михайлович Гренков, будущий старец Амвросий, родился 23
ноября 1812 года в селе Большая Липовка Тамбовской губернии (ныне
территория Воронежско-Липецкой епархии), в семье пономаря Михаила
Феодоровича и его жены Марфы Николаевны. Александр был шестым
ребенком. Воспитание его было строго религиозным. По праздникам отец
брал отрока в храм, где он читал и пел с ним на клиросе.
Учиться его отдали поздно. Окончив Духовное училище, Александр в
числе лучших учеников назначен был для поступления в Тамбовскую
Духовную семинарию. Он успешно окончил курс семинарии и некоторое
время был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем
преподавателем Липецкого Духовного училища. Обладая живым и веселым
характером, добротой и остроумием, Александр Михайлович был любим
своими товарищами и сослуживцами.
В последнем классе семинарии ему пришлось перенести опасную болезнь,
и он дал обет уйти в монастырь, если выздоровеет. По выздоровлении
он не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его
исполнение, «жался», по его выражению. Но чем больше проходило
времени, тем мучительнее становились укоры совести. Однажды он, стоя
на берегу ручья, явственно расслышал в его журчании слова: «Хвалите
Бога! Храните Бога!..»
Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молил Богородицу
просветить ум и направить его волю. Изнемогая от своей
нерешительности, Александр Михайлович отправился за советом к
проживавшему в той местности известному подвижнику Илариону
Троекуровскому. «Иди в Оптину, — сказал ему старец, — ты там нужен.»
Александр послушался. Осенью 1839 года он прибыл в Оптину пустынь,
где был ласково встречен старцем Львом.
Вскоре Александр принял постриг и был наречен Амвросием, в память
святителя Медиоланского, затем был рукоположен во иеродиакона и
позднее — во иеромонаха. К этому времени подвижник уже являлся
келейником старца Макария Оптинского, помогал ему в издательской
деятельности. Чтение готовившихся к изданию творений святых отцов
имело для старца Амвросия весьма важное воспитательное значение в
жизни духовной.
Скоро после своего рукоположения он заболел. Болезнь была настолько
тяжела и продолжительна, что навсегда подорвала здоровье иеромонаха
Амвросия и почти приковала его к постели. Вследствие своего
болезненного состояния он до самой своей кончины не мог совершать
Литургии и участвовать в длинных монастырских богослужениях.
Постигшая отца Амвросия тяжелая болезнь имела для него, несомненно,
промыслительное значение. Она умерила его живой характер,
предохранила его, быть может, от развития в нем самомнения, укрепила
молитвенное состояние. Недаром же впоследствии старец говорил:
«Монаху полезно болеть. И в болезни не надо лечиться, а только
подлечиваться!» Иеромонаху Амвросию было около 34 лет, когда по
ходатайству игумена Оптиной пустыни Моисея и старца Макария он
получил от Калужского преосвященного Николая назначение помогать
старцу Макарию в духовничестве.
Отец Амвросий обладал необыкновенно живым, острым и проницательным
умом, просветленным и углубленным постоянной сосредоточенной
молитвой. По благодати Божией его проницательность переходила в
прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал
в ней, как в раскрытой книге. Со всеми качествами своей богато
одаренной души отец Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и
хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность. Стяжав от Господа
дар прозорливости, старец не имел обыкновения прямо и резко обличать
кого-либо пред людьми, но делал это так искусно, что, несмотря на
множество народа, понятно было лишь обличаемому. Старец не делал
никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог
говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор
университета и столичная модница. По кончине старца Макария
иеромонах Амвросий, будучи уже схимником, оставил свои
затворнические правила и тесную келью и перешел в корпус вблизи
скитской ограды. До отъезда своего в Шамординскую женскую общину
почти тридцать лет ободренно стоял на Божественной страже, всею
своею любящей душой предавшись служению ближним, входя во все
человеческие скорби, печали и немощи, помогая словом, делом и
дарованиями духовными.
С какими только просьбами, жалобами, с какими только горестями и
нуждами не приходили к старцу люди! Приходит к нему молодой
священник, год тому назад назначенный, по собственному желанию, на
самый последний приход в епархии. Не выдержал он скудости
приходского существования и пришел к старцу просить благословения на
перемену места. Увидев его издали, старец закричал: «Иди назад,
отец! Он один, а вас двое!» Священник, недоумевая, спросил старца,
что значат его слова. Старец ответил: «Да ведь диавол, который тебя
искушает, один, а у тебя помощник — Бог! Иди назад и не бойся
ничего; грешно уходить с прихода! Служи каждый день Литургию — и все
будет хорошо!» Обрадованный священник воспрянул духом и, вернувшись
на свой приход, терпеливо повел там свою пастырскую работу и через
много лет прославился как второй старец Амвросий.
Наружное обращение старца вполне соответствовало его внутреннему
благодатному любвеобильному настроению души. Он подавал каждому то,
что тот мог вместить по своему душевному устроению. Люди, которые не
нуждались в его духовных советах, а обращались к нему по какому-то
делу, говорили: «Очень умный человек!» Зато с теми, кто нуждался в
помощи, он был совсем другим.
Лев Толстой после беседы с отцом Амвросием радостно сказал: «Этот
Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и
отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь,
то чувствуешь близость Бога».
Другой писатель, Евгений Погожев (Поселянин), говорил: «Меня
поразила его святость и та непостижимая бездна любви, которые были в
нем. И я, смотря на него, стал понимать, что значение старцев —
благословлять и одобрять жизнь и посылаемые Богом радости, учить
людей жить счастливо и помогать им нести выпадающие на их долю
тягости, в чем бы они ни состояли».
Давая советы в житейских делах, старец порой выказывал глубокие
познания в самых различных областях человеческой деятельности,
однако по возможности старался скрыть свою прозорливость. «Например,
— как рассказывает архимандрит Агапит, — батюшка благословил вам
начать какое-нибудь дело, и ему хочется назвать полезного для этого
дела человека, о котором вы ему не говорили. «Ну, а как же, —
начинает батюшка — ведь тебе одному не управиться, тебе надо
понятливого человека». «Ах да», — вспоминаете вы… и в нескольких
словах определяете этого человека. «Ну, вот-вот, — подхватывает
радостно батюшка, — его-его! Ты говоришь, он расторопный (а вы,
может быть, еще и не успели этого сказать) — такого сюда и надо».
Внешняя жизнь старца в Оптинском скиту протекала следующим образом.
День его начинался часа в четыре утра (когда силы уменьшились, а
наплыв посетителей возрос — в пять утра). В это время он звал к себе
келейников, и читалось утреннее правило. Оно продолжалось более двух
часов, после чего старец, оставшись один, предавался молитве и
готовился к своему великому дневному служению. С девяти часов
начинался прием посетителей и длился до обеда. Часа в два ему
приносили скудную еду, после которой он час-полтора оставался один
или, если был в силах, диктовал письма. Затем читалась вечерня, и до
ночи возобновлялся прием. Часов в 11 совершалось вечернее правило, и
не раньше полуночи старец оставался, наконец, один.
Так, в течение более тридцати лет, изо дня в день старец Амвросий
совершал свой духовный подвиг. В последние десять лет своей жизни он
взял на себя еще одну заботу: основание и устройство женской обители
в Шамордине, в двенадцати верстах от Оптиной пустыни. К концу жизни
старца здесь была почти тысяча монахинь, имелись приют и школа для
девочек, богадельня для старух и больница. Старец приезжал сюда
каждое лето на неделю-полторы и ежедневно обходил и объезжал
обширное хозяйство общины.
1891 год был последним в земной жизни старца. По Промыслу Божию все
лето этого года он провел в Шамординской обители, как бы спеша там
все закончить и устроить. Неоднократно отец Амвросий назначал день
своего отъезда, но ухудшение здоровья, слабость заставляли его
откладывать свой отъезд. И хотя душа болела по оптинским духовным
чадам, он оставил попытки уехать в Оптину. Так протянулось дело до
осени. Между тем пришло известие, что преосвященный Виталий,
желавший повидаться со старцем и требовавший, чтобы он выехал в свой
монастырь, недовольный медлительностью старца, собирается приехать в
Шамордино и увезти его. Старец Амвросий слабел с каждым днем. И вот
— едва преосвященный успел проехать половину пути до Шамордина и
остановился ночевать в Перемышльском Троицком монастыре, как ему
подали телеграмму, извещающую о кончине старца. Преосвященный
изменился в лице и смущенно сказал: «Неисповедимы судьбы
Господни!..» Весьма удивлен был владыка Виталий, когда узнал, что
старец Амвросий скончался именно в то самое время, когда он садился
в экипаж, чтобы выехать из Калуги. «Это старец пригласил меня на
отпевание», — сказал он. Был вечер 10 октября. Преосвященному
советовали на другой день вернуться в Калугу, но он ответил:
«Простых иеромонахов епископы не отпевают, но этот старец так велик,
что его непременно должен отпеть епископ».
Был сделан запрос в Святейший Синод, в какой из обителей должно быть
погребено тело усопшего. Ответ был: в Оптиной пустыни. Похоронили
преподобного старца рядом с часовней его любимого наставника
преподобного Макария.
|
