|
24 мая – день Ангела Святейшего Патриарха Московского и всея Руси
Кирилла
Сегодня мы
публикуем воспоминания Его Святейшества о своей жизни, которыми он
поделился в фильме «Митрополит», снятом в 2001 году.
Родился я в первый послевоенный год в Ленинграде. Отец в то время
был инженером на военном заводе, мать – учительницей немецкого языка
в средней школе.
Через год после моего рождения в семье произошли очень большие
перемены: отец стал священником. В то время это было довольно
неожиданным поворотом в судьбе человека. Но у всего этого была своя
предыстория. Дед (по оцовской линии) был человеком глубокой веры,
сильный духом. В послереволюционные годы он оказался на Соловках.
Дед около 30 лет провел в тюрьмах и ссылках, имея семью в 8 человек
детей. И конечно, он очень сильно повлиял на всю семью и на моего
отца.
Папа с мамой познакомились в храме Киевского подворья в Ленинграде
(они оба пели в хоре). А за несколько дней до свадьбы отца
арестовали и отправили на Колыму. Получилось так, что и он прошел
путем деда... После армии отец закончил институт и стал военным
инженером. В 1947 году Владыка Григорий его рукоположил, направив в
храм Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище,
находящемся неподалеку от нашего дома. Мы жили на Васильевском
острове.
У папы и мамы было трое детей – старший Николай, я и младшая сестра
Елена. Все мы выбрали путь служения Церкви. Отец наш был книголюбом.
Мы жили очень скромно, в коммунальной квартире, но папа сумел
собрать прекрасную библиотеку. Она насчитывала более трех тысяч
томов.
Я учился – и неплохо – в образцовой школе. По всем статьям должен
был стать пионером. Но не считал это возможным. Помню, меня
пригласила для разговора директор школы. А я сказал ей: «Если вы
согласны с тем, чтобы я в галстуке ходил в церковь, то готов его
повязать». Она, конечно, ответила: «Нет». Я все время находился в
состоянии постоянной готовности ответить – почему этого не сделал...
Атмосфера в нашей семье была удивительной. Я почти не помню, чтобы
папа с мамой ссорились. Это был очень счастливый брак. Думаю, что и
атмосфера, царящая дома, и ситуация в школе, сопровождающаяся некоей
конфронтацией, все это и привело меня к принятию решения стать
священником.
Уже в 15 лет у меня были четкие убеждения и представление о будущем.
В этом возрасте я ушел из дома и стал жить самостоятельно. Не
потому, что было что-то не так. Я не мог, чтобы родители все время
заботились обо мне материально. Испросив у них благословение, я
поступил работать в Ленинградскую комплексную геологическую
экспедицию. Одновременно продолжал учиться в вечерней школе. Я
оказался в среде глубоко верующих людей. Это была петербургская
интеллигенция, давшая мне достаточно много. Эти люди приучили меня к
серьезной музыке. Мы часто ходили в Мариинский театр, в филармонию.
Общение с ними усилило мой интерес к поэзии и к художественной
литературе.
…Помню троллейбус № 1, который шел по всему Невскому проспекту.
Никогда не забуду этого момента – я ехал и отсчитывал остановки. С
трепетом священным вошел я в здание духовной семинарии на Обводном
канале. Здесь тогда размещалась епархия. Владыка Никодим ютился в
маленьких комнатках. Войдя в кабинет и увидев его, я очень
поразился. Было впечатление, что он меня уже давно-давно знает. А я
как будто с другом встретился. Помню этот
пронзительно-проницательный взгляд. Передо мной был очень сильный
человек, с невероятной силой воли и ума. Поскольку я хотел вначале
пойти учиться в университет, то спросил его: «Как мне поступить,
Владыка?». Он задумался и сказал: «Знаешь, я бы тебе не
рекомендовал. Физиков очень много в нашей стране, священников мало.
Поступай прямо в семинарию». Никогда-никогда я не жалел о том, что
послушался.
Семинарию и академию готовили к закрытию. Осуществлялся довольно
жесткий отбор студентов. Делалось это при активном вмешательстве
властей. И начиная с 1960 года в семинарию брали очень мало
слушателей. Причем принимали людей низкого интеллектуального уровня.
А те, кто учился в академии и заканчивал ее, были молодые, здоровые,
симпатичные, развитые люди. И эта граница воспринималась мною
видимым образом. Входишь, бывало, на трапезу: за столами «гудят»
полные академические курсы: 4-й, 3-й, 2-й. 1-й – уже поменьше. А за
семинарскими столами – мрак и уныние. Мне было очень тяжело.
Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы опять-таки не Владыка
Никодим. Пока он был жив, мы не чувствовали давления власти, о
котором поговаривали все. Владыка всех нас защитил от этих холодных
ветров. Мы были как в оранжерее с очень доброжелательной атмосферой,
благоприятствующей нашему росту. Когда он умер, эта атмосфера в
мгновение разрушилась. И я почувствовал не просто дуновение, а
штормовой удар этих ветров. Только тогда понял, чем был Владыка
Никодим...
В 1974 году меня назначили ректором Ленинградской духовной академии
и семинарии. Я пришел в очень трудное время. Практически все
профессора духовной академии, столпы наши, сошли… Отблески былой
славы, конечно, присутствовали в жизни академии 60-х годов. И по ним
мы могли понять, что такое Петербургская богословская школа. Она
была более миссионерской, а значит, и более открытой. Если смотреть
с точки зрения диалога цивилизаций, Петербург – это интересное
место. Здесь русское Православие лицом к лицу встретилось с
западно-европейской культурой, с этим мощным партнером. Что могло
произойти? А то, что западная культура, кстати и инославие,
присутствовавшее в Санкт-Петербурге, могли если не раздавить
Православие, то оттенить или оттеснить, показать ему его место. А
ведь ничего подобного не произошло. Православие соединилось с этой
культурой. И оно не изменилось, не перестало быть русским. Стало
ясно, что Православие – это вселенское явление, не привязанное к
одной культуре или одному народу. Это вселенская вера, Вселенская
Церковь, которая может работать, действовать и оплодотворять любую
культуру, – вот опыт Петербурга.
Я был ректором 10 лет. А перевели в Смоленск в один день. Это,
конечно, была отставка. Сейчас из архивных источников стало
известно, что инициаторами моего внезапного перевода из Ленинграда в
Смоленск были светские власти.
В Смоленске, в соборе, особенно возле чудотворного образа Одигитрии,
я многое понял. Все мое существо охватил тогда какой-то духовный
трепет. Я подумал: «Господь меня привел сюда совсем не случайно». Я
вспомнил, как в детстве стоял перед чудотворным образом Смоленской
иконы Божией Матери – на левом клиросе храма Смоленской иконы Божией
Матери на Смоленском кладбище в Ленинграде… Тогда у этой иконы я
обратил свои первые молитвы к Богу. Рядом стояла мама. Помню отца,
совершающего Литургию...
Словом, то, что во всем была рука Божия, я почувствовал буквально с
первого дня своего пребывания в Смоленске. Благодарю Бога за то, что
Он провел меня через этот опыт архиерейства в бедной епархии. Через
все это надо было пройти...
Отдел внешних церковных сношений был создан в 1945 году, когда перед
Россией и Церковью встала задача возродить и вернуть русское
православное влияние в мире. Возглавивший отдел митрополит Крутицкий
Николай взял на себя, скажет историк, труднейший подвиг и нес его,
не сгибаясь.
А вот когда Владыка Никодим возглавил отдел, начался рост
учреждения. Ведь отделу нужно было в первую очередь защитить Церковь
перед властью. Он оказался в этой пограничной сфере
церковно-государственных отношений. В основном оборона на
общецерковном уровне осуществлялась именно из этих «окопов». Главной
задачей епископов 60-х годов было остановить гонения. Люди были
отчасти разных взглядов и убеждений. Одни – больше традиционалисты,
другие более динамичны в своей миссии и в диалоге с миром, но это
была группа единомышленников, и благодаря этому мы выжили.
Мы живем в эпоху фактической секуляризации сознания людей. Церковь
даже религиозными людьми нередко оттесняется на периферию. Для
многих Церковь – это только храм, в который они ходят раз в неделю,
в лучшем случае. Некоторые, считая себя верующими людьми, приходят
сюда иногда раз в месяц, раз в год, даже раз в жизни… И сейчас
обращение к людям должно быть уже иным. Нужно исцелять сознание,
человеческие сердца. Церковь должна открыть себя навстречу этим, во
многом духовно больным, людям. В другую эпоху мы живем.
…Один очень мудрый ленинградский священник отец Евгений Амбарцумов,
Царствие ему Небесное, который преподавал у нас в духовной академии,
узнав, что я подал прошение о монашестве, сказал мне:
– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделал?
– Да, но не до конца.
– Ты же решил судьбу не только за себя, двадцатидвухлетнего
мальчика. Ты сказал «да» и за тридцати-, и сорока-, и
пятидесятилетнего мужчину. И за шестидесятилетнего, и
семидесятилетнего старика. Ты за всех за них сказал «да». А не может
получиться так, что вот этот семидесяти-, шестидесятипятилетний
будет потом плеваться на тебя?
– Не знаю. На это у меня нет ответа.
Тогда я отдал себя в руки Божии. Как бы проведя черту, сказал себе:
«27 марта 1969 года – это тот день, когда я должен решить. Если к
этому времени не женюсь, принимаю монашество». Получилось так, что
не женился и принял монашество. Конечно, человек остается человеком,
но все зависит от стиля жизни. Владыка Никодим меня учил: «Ты
никогда не справишься со своими проблемами, если у тебя будет много
свободного времени. Сделай так, чтобы у тебя его никогда не было». У
самого Владыки не было, и у меня с тех пор свободного времени нет...
…В детстве, а это было во время причастия, я немного потерял
ориентир и случайно прошел через Царские врата. Мама, конечно,
ахнула, взяла меня за руку, повела после Литургии к настоятелю и
сказала: «Батюшка, произошло что-то невероятное. Вот сыночек вышел
из Царских врат на солею». Отец на меня так посмотрел, улыбнулся,
замахал руками и сказал: "Архиереем будет...".
27 мая 2009 года в
историческом здании Святейшего Правительствующего Синода
Санкт-Петербурга под председательством Святейшего Патриарха
Московского и всея Руси Кирилла состоялось заседание Священного
Синода Русской Православной Церкви.
Предстоятель Русской Церкви обратился к присутствующим с
приветственным словом, в котором, в частности, сказал: «Сегодня мы
открываем рабочую сессию в этих исторических помещениях, под
сводами, которые были свидетелями самых важных решений, принимаемых
церковным священноначалием в течение XIX – начала XX века.
Сопрягаются исторические эпохи: через катаклизмы, через разрушения,
через скорби, через кровь Церковь наша и народ наш выходят на тот
уровень исторического бытия, который высвечивает явную
преемственность с прошлыми временами, а преемственность в жизни
страны и в жизни Церкви – это непременное условие процветания,
дальнейшего продвижения по пути развития духовной и национальной
жизни.
|
