5 февраля – третья годовщина кончины архимандрита Иоанна (Крестьянкина)
Как бы человек ни молился – сам или по
молитвослову, – главное, как учит Церковь, чтобы он делал это
систематически, со вниманием и благоговением. Примером такого
отношения к молитве может послужить «Келейная книжица» архимандрита
Иоанна (Крестьянкина).
С келейником отца Иоанна архимандритом Филаретом (Кольцовым) и
письмоводителем батюшки Татьяной Сергеевной Смирновой побеседовала
журналист Екатерина Степанова.
– Как появилась эта книжица?
Архимандрит Филарет: В советское время купить книги было
трудно, особенно духовные, тем более сборники молитв. Отцу Иоанну
его чада со всей страны привозили духовную литературу, жития святых,
сборники проповедей, писем – все, что могли достать. Со временем у
батюшки собралось довольно большое собрание книг дореволюционного
издания, которые он вскоре подарил Псково-Печерскому монастырю, и
сам брал из братской библиотеки. Если во время чтения отец Иоанн
встречал какие-то молитвы, которые приходились ему по душе и
которыми он хотел бы поделиться со своими чадами, он их выписывал
отдельно в небольшой блокнотик. Эти молитвы батюшка каждый день
прочитывал дополнительно к своему монашескому молитвенному правилу.
Со временем батюшка установил и соблюдал порядок чтения этих молитв
по дням недели. Этот блокнотик отец Иоанн называл «келейная
книжица», за 25 лет в нем были собраны 27 любимых батюшкиных молитв,
написанных аккуратным почерком на 82 страницах.
Татьяна Смирнова: Незадолго до своей смерти отец Иоанн
подарил мне этот блокнот. Весной 2007 года мы его издали.
– Батюшка учил молиться? Как он сам молился, когда оставался
один?
Татьяна Смирнова: Это один Господь и знает, как он молился,
когда оставался один, больше никто. Могу только сказать: у него в
келье не был заведен большой свет. Он молился в полумраке. На
столике стояли два ночника, перед иконами горели лампады. Один он
оставался только ночью. Все остальное время с раннего утра до самого
вечера занимали посетители и послушания. Но батюшка умел молиться и
без особых условий, он молился постоянно, несмотря на суету вокруг,
и молитва его была очень действенная. Бывало, прибежишь к нему с
какой-то бедой, он прочитает один только тропарь перед Казанской
иконой – и все налаживается! А нас он учил: «Каждый день обязательно
садись в креслице или на диванчик и посиди, и подумай – просто под
Богом посиди». Не спешить читать быстро, а думать о своем,
помолчать, «перед Богом побыть». Но при этом батюшка говорил, что
правило все-таки всегда остается правилом и оставлять его нельзя:
«Неужели ты лучше выдумаешь, чем Василий Великий или Иоанн
Златоуст?».
У батюшки была очень хорошая память, память сердца. Он помнил людей
и их скорби. Все уж и думать забыли, стерлось все из головы, полгода
прошло, а он все носит в сердце каждого человека, кто к нему
обращался, молитвенно на руках носит. Когда ему записки передавали с
просьбой молитв, он обязательно сначала дома, а потом и в храме всех
поминал. Отец Иоанн любил раздавать краткую молитву митрополита
Антония Сурожского: «Боже, Ты знаешь все, и любовь Твоя совершенна;
возьми же эту жизнь в Твою руку, сделай то, что я жажду сделать, но
не могу». И он еще добавлял: «и в жизни этого человека», или «моего
ребенка», или «моей дочери».
– А где он эти молитвы брал? Тоже выписывал из святых отцов или
что-то сам придумывал?
Татьяна Смирнова: У батюшки была целая «аптека», как мы
ее называли, высказываний святых отцов, молитв и иконочек. Батюшка
записывал себе на бумажку вопросы, которые ему задавали чада, и
потом искал на них ответы у святых отцов. Много было выписок из
писем святителей Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника. Такие
ответы у нас накопились в «аптеке» практически на любые вопросы. Они
были тематически разложены по коробочкам и лежали здесь в келье, под
кроватью. Иногда он просто сам что-то читал, а потом говорил мне:
«Выпиши то и то, вот с такой страницы, положи в такую тему».
– Вы говорите, что батюшка много читал. А какие он читал книги?
Выписывал ли прессу?
Татьяна Смирнова: Он был очень образованным человеком, причем
не только в духовном, но и в широком смысле слова. Он много читал,
но когда он это делал, я не могу сказать. Наверно, ночью, днем это
было решительно невозможно. Все книги были у него пронумерованы,
сложены в архив, даже картотека была в отдельных ящичках.
Про наше
время он говорил, что теперь книг стало больше, чем хлеба! Вот какое
время настало! А прессы нам никакой и не надо было, ни радио, ни
телевизора. Все нам привозили, приносили, рассказывали. Батюшка
говорил: у нас самая верная информация! Потому что в прессе политика
примешана, а здесь живой человек со своей болью – самая четкая и
достоверная информация.
– Что батюшку радовало, а что печалило?
Татьяна Смирнова: Жизнь его радовала! Он очень любил
жизнь! И никогда не жаловался.
Архимандрит Филарет: Он был искренний, живой и, конечно, имел
дар любви, дар рассуждения, и к любому человеку он равнодушным не
оставался. Поэтому его так любили все. Он родился в той,
православной, императорской России. Он говорил: «Мы – николаевские».
Говорил: «Я помню до сих пор аромат того ладана». Представляете,
того – дореволюционного ладана! Батюшка все традиции знал, видел,
через себя пропускал, впитывал, и потом он все это передавал нам.
– А какие-то чудеса после смерти батюшки сейчас происходят?
Архимандрит Филарет: Чудес батюшка никогда не искал, он
не любил эти чудеса.
Татьяна Смирнова: Еще он говорил: самое большое чудо, что мы
в Церкви и что мы должны увидеть себя такими, какие есть. Вот это
чудо. А батюшка всегда: «Не нам, не нам, но имени Твоему, Господи,
даждь славу».
Нескучный сад
|