|
Л.П. Найденова
В середине XIX в. русское
каноническое право оформилось как
научная отрасль гуманитарного знания.
Для развития и преподавания этой
науки в высшей школе требовались
исследователи, соединяющие в себе
широкую эрудицию, знание римского
права и исторических реалий русской
жизни. В это время появляется ряд
интересных трудов и учебных курсов по
каноническому праву.
М. А. Остроумов,
экстраординарный профессор
Харьковского университета, в 1893 г.
опубликовал труд под названием «Введение
в православное церковное право». В нем
автор предложил такую периодизацию
изучения и развития истории
церковного права в России:
1776–1814 гг. — «критико-экзегический
период»,
1814–1869 гг. — «богословский
период»,
1869–и далее — «юридический
период»1.
В середине XIX – начале ХХ в.
вышло несколько курсов по истории
церковного права. В них уделялось
место и церковному суду.
Курс М. П. Альбова — «Краткий
курс лекций по церковному праву» (CПб,
1882) — это лекции, прочитанные офицерам
Военной юридической академии в 1878 г. В
них автор обращает особое внимание на
Синодальный период истории Русской
Православной Церкви (принятие
Духовного регламента и Устава
консисторий), а также на
государственные и церковные
законодательные акты. Именно на этих
документах строит М. П. Альбов свое
повествование, делая небольшие
экскурсы в историю канонического
права. Он отмечает, что в XIX в. «церковно-дисциплинарная
власть по отношению к мирянам
ограничивается только преступлениями
нравственного характера и мерами
против церковных нарушений только
церковными. Лишение имущества,
свободы или гражданской чести ни в
коем случае не допускается»2.
Характеризуя положение лиц духовного
звания, он отмечает, что по русским
законам лица духовного звания
подлежали суду Церкви в делах о
нарушении ими обязанностей их звания,
правил благочиния и благоповедения не
только специальных, но и общих в тех
только случаях, когда дисциплинарный
проступок не соединен с преступлением,
подвергающим виновного наказанию,
соединенному с лишением или
ограничением его прав состояния. В
противном случае назначался суд
светский3 . Особые правила
судопроизводства по отношению к
священнослужителям и монашествующим
определялись статьями 1019–1029 Устава
уголовного судопроизводства. К
особенностям судопроизводства в
данном случае можно отнести то, что
судебный следователь о всех своих
действиях по преступлению духовного
лица должен уведомлять его
непосредственное начальство. По
окончании следствия все следственные
акты отсылались на рассмотрение того
же начальства, которое возвращало их с
изложением своего мнения. При
производстве судебного следствия
стороны, участвующие в процессе, могли
просить о прочтении на суде
заключения духовного начальства,
впрочем, заключение это не стесняло
уголовный суд в вынесении приговора
решением присяжных заседателей.
Приговоры, влекущие за собой потерю
или ограничение прав состояния
духовных лиц для снятия с осужденных
духовного сана, сообщались духовному
начальству с назначением срока, в
течение которого должно быть
доставлено уведомление о снятии с
осужденного сана.
Характеризуя церковные
наказания, автор подчеркивает, что
главная цель наказания — спасение,
вторая цель — предостережение от
соблазна. К общим церковным
наказаниям автор относил отлучение и
публичное церковное покаяние.
Церковные наказания могли налагаться
как «до исправления», когда они несли
воспитательную функцию, так и на
определенный срок, и тогда это
наказание носило характер возмездия.
Лица, исключенные из духовного
ведомства за пороки, не могли в
течение семи лет въезжать в столицы и
двадцать лет поступать на
государственную службу.
М. П. Альбов отмечает, что
судебная власть в XIX в. во всех видах
отделялась от административной и
только в духовном ведомстве все
функции церковной власти
сосредотачивались у епархиального
архиерея: власть обвинительная,
следственная и судебная.
На рубеже XIX – XX вв. большой
популярностью пользовался учебник
церковного права Н. С. Суворова,
выдержавший пять переизданий, причем
два после смерти автора (первое вышло
в свет в 1898 г., а пятое в 1913 г., )4 .
Автор, — крупный исследователь
канонического права, в свои труды
стремился привнести то новое, что
появлялось в науке. Третья глава курса
церковного права специально
посвящена истории церковного суда в
России, и сделано это в сравнении с
западным христианством. Это было
скорее рассуждение о роли церковного
суда, чем о его составе, истории,
организации и т.д. Н. С. Суворов
обращает внимание на то, что в Русской
Православной Церкви в соответствии с
тремя правительственными ступенями
церковной организации почти до XIX в.
существовали три судебные инстанции:
десятинная, или уездная в лице
архимандритов, десятильников,
закащиков, духовных дел управителей и
духовных правлений, вторая —
епархиальная в лице епископов, при
которых со времен Стоглавого Собора
действовали суды из архимандритов и
игуменов и суд из архиерейских бояр, в
XVII в. преобразованный в приказы,
третья инстанция — в лице митрополита,
позднее — патриарха с Cобором или без Cобора
епископов. При этом он замечает, что «древнерусские
памятники не дают возможности прийти
к выводу о существовании каких-либо
правил относительно
последовательного движения дел по
инстанциям»5 . Говоря о современном
ему состоянии дел в церковном
судопроизводстве, в чем-то
перекликаясь с М. П. Альбовым, Н. С.
Суворов отмечает: «Соответствие
церковного судопроизводства
светскому нарушилось со времени
издания судебных уставов императора
Александра II, которыми светское
судопроизводство решительно
преобразовано и улучшено во всех
своих частях, а церковное осталось без
всяких изменений, т.е. со всеми
недостатками дореформенных судебных
порядков»6 . Особое несовершенство
церковного суда он видел в том, что «дело
предрешается докладом, составленным в
канцелярии Консистории на основании
данных, добытых предварительным
следствием»7 .
Особого внимания
заслуживает также «Курс церковного
права»8 профессора Московского
университета, доктора церковного
права А. С. Павлова. Курс был издан
после смерти ученого в 1902 г. его
учениками и почитателями. Конечно, это
наложило некоторый отпечаток на книгу,
внести поправки в которую автор уже не
мог. Среди прочих заслуг А. С. Павлова
перед русской наукой можно назвать
собрание и публикацию документов по
истории древнейшего периода русского
канонического права, изданных как на
русском, так и на греческом языках9 .
Характеризуя «Курс», не будем
забывать и о том, что это — учебное
пособие, которое имеет своей целью
прежде всего изучение церковного
права, преподававшегося в высших
учебных заведениях, с тем, чтобы
познакомить читателя со всем спектром
проблем в этой сфере.
Павлов строил свое
изложение так же, как и Н. С. Суворов, на
сопоставлении православного и
католического канонического права.
Одно из главных его наблюдений
состояло в том, что область церковного
суда в России, вначале очень широкая,
постепенно сужалась. Особенно это
стало заметно в XVII в. Он отмечал, что
первоначально к ведению церковного
суда относились все вопросы, которые
не могли быть разрешены в гражданском
суде, например, спорные вопросы о
таинствах.
В России «все дела, в
которых так или иначе обнаруживалось
действие религии или которые имели
нравственный, неюридический характер,
отнесены в область суда церковного»10 .
«Несудимые грамоты» он считал
привилегией, которой добивалось
подсудное церковному суду население,
и причина таких просьб крылась во
мздоимстве судей. До 1625 г. духовенство
патриарших церквей и монастырей
судилось в Приказе Большого Дворца,
архиереи получали право судить
духовенство в тяжебных делах, но не
иначе, как по царским грамотам.
Последней попыткой восстановления
церковной юрисдикции в прежнем объеме
был Собор 1677 г.
В 1701 г. император
Всероссийский Петр I восстановил
Монастырский приказ, что положило
начало окончательному уничтожению
привилегированной гражданской
подсудности духовенства11 . По
действующему тогда законодательству
лица духовного звания подлежали
епархиальному суду только по
следующим делам, имеющим гражданский
характер: по взаимным спорам, могущим
возникнуть из пользования движимой
или недвижимой церковной
собственностью, по жалобам духовных и
светских лиц на духовных лиц в
нарушении бесспорных обязательств и с
просьбами о побуждении к уплате
бесспорных долгов.
А. С. Павлов обосновывал
необходимость существования церковно-криминальных
судов: «Предписывая правила внешней
деятельности для своих членов,
Церковь, естественно, имеет власть
наблюдать за исполнением этих правил
и, в случае их нарушения, применять
известные карательные меры против
существующего порядка»12 . При этом
он подчеркивал, что ни одно, самое
крайнее наказание церковное не может
быть исключительно карой преступника,
т.е. воздаянием злом за зло. Церковь
подчиняет преступную человеческую
волю закону Божию, исправляет ее, а не
уничтожает. При этом карательная
юрисдикция Церкви может
распространяться только на ее
действительных членов.
Понятие Церкви о преступном
деянии шире, чем то, которое принято в
уголовном праве. Церковь
рассматривает всякое преступление
как грех и признает грехом не только
нарушение непосредственно
божественных заповедей, но и каждого
человеческого закона, имеющего свое
основание в нравственной природе
человека13 .
По мнению А. С. Павлова, в
древнем русском праве заметно
преобладание принципа, по которому
юрисдикция определялась саном лиц14 .
В отличие от Н. С. Суворова, А. С. Павлов
намечает некоторую тенденцию
передачи дел по инстанциям: если
обвиняемый не сознавался в вине, то
его отсылали к епархиальному архиерею
с точной отпиской о его вине. Если же
архиерей отсылал обвиняемого к
уголовному сыщику с объявлением, что с
него снят духовный сан, то суд
проводился обычным порядком. В таком
виде, по мнению Павлова, духовный суд
просуществовал до императора Петра I.
Разъясняя, как и его коллеги,
сущность церковного суда, А. С. Павлов
отмечал, что «сущность духовных
наказаний состоит в том, что
нарушитель церковных канонов
лишается всех или только некоторых
благ, находящихся в исключительном
распоряжении Церкви. Отлучение может
быть полное, состоящее в совершенном
исключении преступника из числа
членов Церкви, или неполное, когда
виновный лишается только некоторых
прав и благ, находящихся в церковном
распоряжении, но кара не бывает
бесповоротной, она имеет целью
нравственное исправление преступника15 .
Далее автор перечисляет виды покаяния,
известные с IV в.: «плачущие» или «обуреваемые»,
стоящие вне Церкви, «слушающие», «припадающие»,
«стоящие вместе с верными» (но не
допускающиеся до Причастия).
Совершенное отлучение — «анафема».
Цитируя «Духовный Регламент»
императора Петра I, А. С. Павлов так
характеризует отлучение: «Оно состоит
в совершенном отсечении преступного
члена Церкви от ея тела, чрез анафему
человек делается подобно убиенному, а
отлучением и запрещением подобен
взятому под арест»16 .
М. Е. Красножен, профессор
Юрьевского университета, сообщает об
ограничениях, существующих для
отлученных от Церкви: они не имели
права быть свидетелями в суде или
выступать в суде в качестве
поверенных лиц17. Ученый опубликовал «Краткий
очерк церковного права» в Юрьеве в 1900
г., затем этот текст вошел в собрание
его сочинений. Курс перерабатывался и
переиздавался четыре раза. Последний
раз — в апреле 1917 г. Как и его
предшественники, автор отмечает, что
первоначально в России по делам
гражданским сфера церковного суда
была очень велика. И круг этих дел,
если судить по документам Большого
Московского Собора 1667 г., даже
расширился, включив в себя
утверждение завещаний Патриаршим
Разрядом и решение споров о
завещаниях, а также дела о наследстве
без завещания, об усыновлении и т.д.
Такая ситуация сохранялась до
петровских времен, когда император
Петр I оставил Патриаршему Разряду
только дела о сомнительных браках,
дела о браках, совершенных по
принуждению родителей или господ,
браках при живом муже или жене и дела о
расторжении браков или их прекращении.
В конце XIX – начале XX в.
бывали случаи двойного наказания —
как гражданского, так и церковного,
при этом церковное покаяние, за
исключением случаев отсылки в
монастырь по Высочайшему повелению,
практиковалось дома, под присмотром
духовного отца. Существовал и такой
вид наказания как отказ в погребении
на кладбище. Таким было, например,
наказание за самоубийство18 .
В своем курсе М. Е. Красножен
дает подробный перечень наказаний для
клириков: лишение священнослужителей
сана с исключением из духовного
ведомства, лишение сана с оставлением
в духовном ведомстве на нижних
должностях, временное запрещение в
священнослужении, отрешение от
должности на определенный срок с
определением в причетники, временное
запрещение в священнослужении без
отрешения от места, но с возложением
епитимьи в монастыре или на месте,
временное испытание в монастыре, на
месте или в архиерейском доме,
отрешение от места, исключение из
штата, усугубление надзора, пеня или
денежное взыскание, поклоны, строгий
или простой выговор, замечание.
Возвращаясь к вопросу о
структуре церковного суда в России,
отметим, что М. Е. Красножен считал его
с самого начала существования
двухстепенным: суды епархиальных
архиереев и митрополичьи, позднее
патриаршьи с Собором, последняя
инстанция была заменена Синодом19 .
Некоторым итогом «юридического»
периода в изучении истории церковного
суда в России может послужить книга,
которая, правда, не является учебным
пособием, но хорошо передает то
главное направление, которое в них
содержится. Речь идет о труде
иеромонаха Николая (Ярушевича) «Церковный
суд в России до издания Соборного
Уложения Алексея Михайловича (1649 г.)»,
который вышел в Петрограде в 1917 г.
В этом труде на богатом
фактическом, зачастую архивном,
материале рассматривается церковный
суд с юридической точки зрения:
церковное судопроизводство, судебные
доказательства, их виды — личное
признание подсудимого, свидетельские
показания, улики, очная ставка,
присяга, обыск, письменные документы,
жребий и поединок, пытка. Отмечается,
что личное признание имело силу
бесспорного доказательства, указаны
категории свидетелей: «пособники», «послухи»
и собственно свидетели — «видоки»20 .
Отмечается что в XIV–XV вв. в
церковном суде появляются такие
характерные для светского
византийского суда элементы, как
обвинительный и следственный суды —
особые должностные лица: «доводчики»,
«приставы», «недельщики», процесс
происходил в присутствии обвиняемого
с предоставлением ему слова21 .
Главным же оставалось то,
что «внутренний суд Церкви чужд каких
бы то ни было процессуальных
юридических норм, не имеет по своему
существу внешних принудительных форм,
основываясь на свободном подчинении
подсудимого власти духовного отца и
суду своей карающей совести»22 .
Это наблюдение Ярушевича делает
возможным предположить, что
относительная неразвитость
процессуальных судебных норм в
русском церковном суде и небольшой
интерес к ним исследователей XIX в.
связаны с особенностями характера
православного русского человека,
который справедливости Божиего суда
верил больше, чем суду земному, пусть
даже и церковному. Это отношение к
церковному суду косвенно отразилось и
в характере изложения истории
церковного суда и его реалий в учебной
богословской литературе конца XIX–начала
XX в.
1 Остроумов М.А. Введение в
православное церковное право.
Харьков, 1893. С. 18.
2 Альбов М.П. Краткий курс
лекций по церковному праву. СПб., 1882. С.
156.
3 См.: Там же. С. 172.
4 См.: Суворов Н.С. Учебник
церковного права. М., 1913.
5 Там же. С. 297.
6 Там же. С. 314.
7 Там же. С. 315.
8 См.: Павлов А.С. Курс
церковного права. М., 1902.
9 См.: Русская историческая
библиотека. М., 1880. Т.6.
10 См.: Павлов А.С. Курс
церковного права. М., 1902. С. 399.
11 См.: Там же. С. 406.
12 Там же. С. 407.
13 См.: Там же. С. 410.
14 См.: Там же. С. 412.
15 См.: Там же. С. 419.
16 Там же. С. 424.
17 См.: Красножен М.Е.
Сочинения: В 2 т. Юрьев, 1911. Т. 2. С. 202.
18 См.: Там же. С. 203.
19 См.: Там же. С. 208.
20 Николай (Ярушевич), иером.
Церковный суд в России до создания
Соборного Уложения Алексея
Михайловича (1649). Пг., 1917. С. 419.
21 См.: Там же. С. 552.
22 Там же. С. 10.
|
