Д.Ф. Полознев
XVII век в истории России
отличался бурной социальной
динамикой. Религиозные движения в это
время заняли значительное место.
Наиболее известным явлением из этого
ряда — старообрядчеством — не
исчерпывается проблематика освоения
религиозного опыта и церковно-обрядовой
практики различными слоями русского
общества. Вторая половина столетия
отличалась высокой соборной
активностью епископата, что имело
прямую связь с обострением внимания
общества к проблемам религии и Церкви.
Характерное для XVII в. усложнение
социальной структуры общества
вызвало к жизни реакцию духовенства в
отношении церковных порядков, которые
стали предметом внимания широких
слоев населения. Разрешение
умножавшихся и усложнявшихся
конфликтных ситуаций неизбежно вело к
развитию практики церковного
судопроизводства.
В Православной Церкви
судебной властью над своей паствой
наделен епископ. Над епископом
судебную власть имеет Собор епископов.
Основные судебные полномочия и
предмет епископского суда изложены в
Правилах святых апостолов. В практике
Русской Православной Церкви
нормативной базой церковного суда
стали сборники церковного права —
номоканоны, или кормчие книги. Они
содержали апостольские правила,
правила Вселенских Соборов, сочинения
отцов Церкви, выдержки из
византийского церковного и
гражданского права, чины богослужений,
толкования церковно-правовых текстов.
До издания в 1650 г. печатной Кормчей1
на практике бытовали рукописные
тексты кормчих, служившие основным
пособием для духовенства в решении
церковных споров.
В XVII в. в России, как и в
прежние времена, не существовало
четкого разделения между гражданским,
уголовным и собственно духовным
законодательством и
судопроизводством. Юрисдикция Церкви
определялась сословным статусом лиц,
подлежащих суду2 . Соответственно
лица духовного звания, а также
зависимые от церковных феодалов люди
подлежали ведению церковного суда по
всем делам гражданского, уголовного и
церковного права за исключением особо
тяжких уголовных преступлений (например,
убийств), которые относились к
светскому суду. Судебные функции
отправляли те или иные церковные
начальники — епископы и настоятели
монастырей — лично или через своих
уполномоченных лиц, архиерейских
чиновников. При патриаршем и
архиерейских домах существовали
судные приказы, но их компетенция не
была четко определена, там ведали не
только дела судебного характера. По
подсудности дела разделялись на
церковные и светские. В случаях
нарушений церковных правил духовными
или светскими лицами суд в лице
епископа с архимандритами и игуменами
устанавливал сам факт того или иного
нарушения, прилагал усилия к
приведению провинившегося к
повиновению и отказу от его неверных
поступков, а затем устанавливал то или
иное церковное наказание в
зависимости от тяжести проступка и
степени раскаяния подсудимого. Дела
же светского характера — гражданские,
незначительные уголовные
преступления духовенства, семейно-брачные
— рассматривались светскими
архиерейскими чиновниками (святительскими
боярами и десятильниками). В состав
этого суда входили и священники. В
особых случаях суд вершил Церковный
Собор, созываемый специально для
рассмотрения конкретного дела3.
Важно подчеркнуть, что в XVII
в. в ходе так называемого «дела
патриарха Никона» епископат, кажется,
впервые всерьез обратился к
процедурным вопросам. Своеволие
Никона, поставленное ему в вину за
самоличное наказание духовенства (например,
извержение из сана и ссылка епископа
Коломенского и Каширского Павла),
вызвало к жизни рассуждение о составе
и полномочиях церковного суда. Само
рассмотрение «дела Никона» стало едва
ли не первым осознанным с точки зрения
процедуры, содержания и полномочий
суда мероприятием.
Рассматриваемый период
отличается заметными изменениями
судебной практики на протяжении
столетия. В первой половине века
церковный суд, совершался в русле
устоявшейся средневековой традиции.
Но в 1649 г. согласно новому
законодательному кодексу — Соборному
Уложению — был учрежден Монастырский
приказ, ведению которого были
переданы все дела как гражданского
характера, так и дела по уголовным
преступлениям духовенства и
зависимого населения духовных вотчин.
Исключение было сделано только для
патриарха лично и для населения
патриарших владений. Патриарх
выступал судьей всех своих подданных
духовного и недуховного звания.
Патриарха же мог судить только
Церковный Собор. Преступления против
духовенства согласно нормам Уложения
подлежали светскому суду. На практике
церковная юрисдикция
распространялась на гражданские дела
не только духовенства, но и мирян.
Духовенство постоянно и решительно
выступало против Монастырского
приказа, и в 1677 г. он был упразднен.
Церковный Собор 1675 г. специально
рассмотрел взаимоотношения в среде
высшего духовенства с церковно-правовой
точки зрения. В 1650–1690-х гг. ряд Соборов
определенно носил судебный характер,
так как они были посвящены
разбирательству острых церковных
конфликтов.
На сегодня мы имеем весьма
ограниченные данные о практике
церковного суда в России XVII в. на «нижних
этажах» социальной лестницы. Более
известны — в силу состояния
источников — случаи судебных дел на
уровне епархиальных архиереев,
патриарха и Церковных Соборов. Это,
как правило, особые случаи,
отличавшиеся значительностью самого
предмета разбирательства, участием в
событиях множества лиц, сложностью
юридической стороны дела,
неоднозначностью оценок хода и
результатов суда современниками. Наше
представление о высшем церковном суде
позволяет предполагать, что в рядовой
церковно-судебной практике имела
место более простая процедура,
сводившаяся к единоличному
разбирательству того или иного
проступка или гражданского дела
духовного лица или мирянина
вышестоящим духовным начальником на
основе сложившейся традиции и
имевшихся в распоряжении судьи книг.
Вместе с тем, есть основания
утверждать, что и такая судебная
практика, если и имела место, то не
была весьма распространенной. На это
предположение наводят широко
известные в литературе обращения
приходских священников к царю с
призывами ввести или ужесточить
наказания нарушителям церковного
благочиния, а также ответные
директивы патриарха духовенству
укрепить церковную дисциплину4 .
Если бы практика регулярных и
последовательных судебно-карательных
мер имела место, то мы, несомненно,
располагали бы достаточным
количеством документальных
подтверждений тому. Впрочем, их
ограниченность вселяет некоторую
надежду на то, что такие источники еще
могут быть выявлены.
Из известных нам примеров
церковного суда в епархии интересным
случаем представляется
разбирательство митрополитом
Ростовским и Ярославским Ионой (Сысоевичем)
нарушений церковных правил мирянами,
жителями посада г. Ростова. Описание
этого дела может служить
сравнительной моделью для дальнейших
исследований темы. Речь идет об
известном в литературе «деле Силки
Богданова с учениками» 1657 г.5 Хотя
обвиняемые по делу проходят как
приверженцы старообрядчества, это
дело можно рассматривать вне прямой
связи с расколом, который наложил свой
отпечаток на всю практику отношений
господствующей Церкви со
сторонниками старых обрядов. Дело
рассматривалось в течение января–августа
1657 г., когда размежевание между
сторонниками и противниками
обрядовой реформы еще не приобрело
последующей остроты6. В
высказываниях обвиняемого имеют
место мотивы как религиозно-обрядового,
так и социального характера, что
придает событиям особый интерес с
точки зрения обвинения и хода
судебной процедуры. Разбирательство и
суд над Силкой Богдановым и его
учениками носили, бесспорно,
показательный характер, а значит,
совершение суда должно было опираться
на некоторую устоявшуюся и понятную
вероятной аудитории и участникам
практику.
Преступление Силки
Богданова согласно документам
обвинения состояло в том, что он
отказался приходить к церковным
службам, а в своих публичных
высказываниях поставил под сомнение
подлинность чудотворных мощей
святого митрополита Филиппа,
канонизированного в июле 1652 г.,
обличал иерархов Церкви, отрицал
новые церковные обряды. Одно из
обвинений утверждало, что Силка
Богданов употреблял «поносные слова»
в отношении государя, что переводило
его преступление в область уголовной
ответственности.
Из источников не ясно, кто
непосредственно был инициатором
возбуждения дела. Но, надо полагать, им
стал сам ростовский митрополит Иона,
которому «ведомо учинилось» о
появлении на посаде «церковных
развратников». По поручению
митрополита Силка был приведен к нему
протодиаконом Григорием — вероятно,
служителем архиерейского дома — для
допроса. Известно, что на
митрополичьем дворе был Судный приказ,
куда, вероятно, первоначально и был
доставлен обвиняемый. Там 3 января 1657 г.
состоялся первый допрос Силки
Богданова митрополитом. Содержание
его из дела не ясно. Очевидно только,
что встреча ни к чему не привела.
Митрополит назначил обвиняемому
явиться на следующий день в соборный
храм города. Судя по всему сначала
Иона рассчитывал при личной встрече
некоторым образом вразумить «заблудшую
душу» в соответствии с духом и буквой
своего «Окружного послания к пастве»
1652 г.7 Но услышав от Силки только «неистовые
слова», решил призвать его в храм
выполнить церковные обряды, которые
должны были засвидетельствовать либо
его раскаяние, либо сделать явным
неповиновение. На литургии в тот день
присутствовали воевода, земские
старосты, гости и «многие люди».
Митрополит потребовал от отступника
приложиться к образам и помолиться. Но
Силка Богданов отказался выполнить
требования митрополита, тем самым
явственно обозначив свою позицию
перед лицом церковных и светских
властей. Митрополит кропил Силку
святой водой, на что тот ответил
бранными словами в адрес патриарха и
митрополита. Так же поступил и ученик
Силки Богданова Федка Логинов — сын
Голицына, отказавшись подойти ко
кресту, за что митрополит отправил его
«под начал» в Богоявленский монастырь.
Этой меры оказалось достаточно, чтобы
Федка вскоре подал «сказку», где
признался в нарушении им церковных
правил и обязался впредь их исполнять.
Силка Богданов, напротив, был
подвергнут теперь уже официальному
допросу митрополичьими чиновниками.
Его показания, как и «сказка» Федки
Голицына, были включены в дело и
послужили материалом дальнейших
расследований. Вскоре митрополит
отослал обвиняемых и снятые у них
показания в Москву, где уже 13 января их
делом по поручению царя занялись
боярин А. Н. Трубецкой и думный дьяк
Алмаз Иванов. После ряда допросов и
разбирательств по решению царских
чиновников все участники дела были
сосланы в Кандалакшский монастырь
Кольского уезда.
Таким образом, собственно
церковный суд состоял в том, чтобы
установить факт явного и осознанного
нарушения посадскими людьми
церковных правил и привести их к
повиновению. Затем последовала
передача их светским властям, которые
собственно уже и определили меру
реального наказания для виновных.
Поскольку в деле фигурировало
оскорбление царя, это обстоятельство
как бы «перекрыло» остальные
провинности Силки Богданова с
учениками и процедура церковного суда
не была доведена до логического конца,
так как началось выяснение
антигосударственного преступления.
Оно не получило надежного
подтверждения в ходе московского
следствия, в результате наказанием
для обвиняемых стала ссылка в
монастырь на исправление. Видимо,
именно так дело могло завершиться и в
ходе митрополичьего суда в Ростове.
Дело Силки Богданова по-своему
уникально, так как отложилось в
архивах и сохранилось до наших дней.
Вероятно, это произошло потому, что
оно вышло за рамки собственно
церковного преступления и стало
предметом уголовного разбирательства.
Можно предположить, что подобного
рода дела в епархиях могли иметь место
и чаще. Судя по тому, что в ходе
ростовского разбирательства к Силке
практически не применялась сила, что
он оказывал явное сопротивление
митрополиту в попытках принудить его
к исполнению обрядов, что действовал
он довольно открыто и практически
безбоязненно — все это позволяет
предположить, что подобного рода
выступления были, если и не частым, то
все-таки довольно ординарным явлением.
И для их пресечения судебной и
исполнительной власти местного
архиерея было достаточно.
Более сложную судебную
практику мы находим в делах, связанных
с деятельностью высшего духовенства.
Здесь острее накал борьбы, труднее
юридические коллизии, сложнее
переплетение юридических,
религиозных и политических
составляющих дела. На протяжении XVII
столетия мы встречаем несколько
случаев сведения с престолов
патриархов по решению Церковных
Соборов. В 1605 г. по требованию царя-самозванца
Лжедмитрия Церковный Собор уволил
патриарха Иова, якобы по причине его
физического нездоровья. В 1606 г. после
свержения Лжедмитрия был низложен его
ставленник патриарх Игнатий, Собор
епископов признал его действия в
период патриаршества преступными. В
основе обоих решений судебного
характера лежали политические
причины. Исход Соборов был предрешен
заранее.
Совершенно особый случай
имел место в знаменитом «деле
патриарха Никона». Здесь, как никогда
прежде, едва ли не центральное место
заняла судебная процедура. Ее
рассмотрению было посвящено не меньше
внимания, чем собственно обвинению
Никона. Путь церковной реформы,
начатой в целях унификации
богослужебной практики по инициативе
царя Алексея Михайловича и проводимой
в жизнь патриархом Никоном и всем
епископатом Русской Православной
Церкви при участии греческого
духовенства, неизбежно вел к тому,
чтобы и нарушения церковных правил
стали рассматриваться по правилам.
Предполагалось, что суд должен был
теперь стать более строгим с точки
зрения процедуры расследования,
определения существа обвинения,
рассмотрения свидетельств «за» и «против»,
вынесения решения и осуществления
наказания. «Делу Никона» посвящено
много литературных произведений,
поэтому мы не будем пересказывать
существа дела в надежде, если не на
общеизвестность основных фактов, то
на возможность читателю обратиться к
соответствующим публикациям8 .
Напомним лишь, что «дело Никона»
началось с самовольного оставления им
патриаршего престола в июле 1658 г. и
удаления в подмосковный
Воскресенский Ново-Иерусалимский
монастырь. Мы постараемся показать
именно судебно-правовые аспекты этого
дела, так как в силу состояния
источников по рассматриваемому
периоду в целом именно оно дает
наиболее полное представление о
церковном суде в XVII в. С некоторой
долей осторожности, учитывая
уникальность «дела Никона», отметим
однако, что на этом материале мы
получаем представление о том, каким
могло быть тогда церковное
судопроизводство, но отнюдь не
утверждаем, что так было всегда и во
всех случаях. На ход «дела Никона»
существенным образом повлияло
присутствие ученых греков,
участвовавших в московской книжной
справе. Именно они привнесли особое
внимание процедурным моментам
судопроизводства.
Суд над патриархом проходил
в несколько этапов. Решающими в нем
были два Церковных Собора — 1660 и 1666 гг.,
которые были созваны специально для
рассмотрения этого дела и определенно
носили судебный характер. Сложность «дела
Никона» состояла в нескольких
моментах. Во-первых, чрезвычайным был
сам факт самовольного оставления
действующим патриархом престола. При
этом Никон не сделал никакого
формального заявления о своем
поступке, его показания и показания
свидетелей отречения расходились.
Суду предстояло выяснить подлинные
мотивы и причины ухода Никона и,
исходя из этого, дать оценку действиям
патриарха. В дальнейшем количество
обвинений в адрес Никона возросло, и
все они стали предметом рассмотрения
соборного суда. Во-вторых, Никон
заявил, что, покидая патриарший
престол, он сохранил благодать
Святого Духа, и потому является
действующим архиереем, оставляя за
собой право вернуться на
патриаршество и принимать участие в
церковной жизни. Он также считал, что
только он один имеет право на
поставление нового патриарха. Собору
предстояло выяснить вопрос,
соответствуют ли эти утверждения
канонам. В-третьих, Собору надо было
решить, каким составом судить
патриарха. Сам Никон настаивал на суде
константинопольского или всех
восточных патриархов. И наконец, в-четвертых,
исходя из доказанности вины, суд
должен был определить меру наказания
бывшему патриарху.
«Дело Никона» тянулось в
общей сложности более 8 лет. За это
время менялись сопутствующие делу
политические обстоятельства, состав
участников событий и накал страстей,
вызванных экстраординарным поступком
патриарха. Обвинения против Никона
вылились в несколько объемных
сочинений, на которые подсудимый
ответил в свою очередь собственным
огромным трудом. Но уже изначально в
развитии событий обозначилась
тенденция осуждения патриарха.
Подлинной причиной его опалы стали
деятельное участие Никона в
государственной политике, реализация
собственной политической программы,
нацеленной на усиление личной власти
патриарха и епископата в целом.
Поэтому позиции представителей
духовных и светских кругов, русского и
греческого духовенства, самих главных
участников конфликта — царя и
патриарха — значительно расходились
между собой и менялись по ходу дела.
История Никона оказалась в поле
пересечения разнонаправленных
политических интересов внутри страны
и за рубежом. Поэтому для русских
властей было особенно важно придать
суду над бывшим патриархом все
признаки законного правосудия.
Собор 1660 г., проходивший в
период с 16 февраля по 14 августа, был
весьма представительным. Судя по
подписям под соборным решением, на нем
присутствовало 16 архиереев, 29
архимандритов, 13 игуменов, 5
протопопов и старец Епифаний
Славинецкий9. Сам Никон на Собор
вызван не был. Следственная комиссия
из царских чиновников и духовенства
собрала свидетельские показания об
обстоятельствах оставления Никоном
патриаршего престола и представила их
участникам Собора для ознакомления.
Рассмотрев эти материалы, Собор
признал факт самовольного оставления
престола Никоном. Тогда царь
предложил Собору изложить церковно-правовые
основы дальнейшего рассмотрения дела.
Избранная Собором комиссия
подготовила заключение, которое
говорило в пользу избрания нового
патриарха, но умалчивало о судьбе
бывшего. Возникли вопросы о
возможности избрания преемника. Царю
они были изложены в записке, автором
которой считается Епифаний
Славинецкий. В этой же записке
высказывался ряд соображений в пользу
Никона: о том, что на основании 9
правила Халкидонского Собора он
подлежит суду только
Константинопольского патриарха, что
он может быть возвращен на престол,
что в случае лишения его
патриаршества он, тем не менее,
сохраняет архиерейство. Дальнейшие
изыскания в области церковного права
привели к противоположным выводам:
одни говорили в пользу осуждения
Никона, другие — против. При дворе
сложились две партии: русское
духовенство и придворное окружение
царя выступали против Никона,
греческое духовенство — в его
поддержку. По поручению царя греками
было предпринято новое изучение
законов. Они собрали свидетельства в
пользу осуждения Никона, но при этом
заявили, что вопрос может быть решен
по воле царя, если тот считает
необходимым возвращение Никона на
престол. Сами греки в свою очередь
ходатайствовали в пользу Никона,
отмечая его ревность в отношении веры.
Окончательным стало решение Собора о
лишении Никона патриаршества и
архиерейства на основании 16-го
правила двукратного Собора («безумно
убо есть епископства отрещися,
держати ж священства») и толкования
Матфея Властаря («который архиерей
отречется престола своего и стада
своего, да обнажится абие и священства
своего»)10. Соборное деяние было
представлено на утверждение царя и по
его повелению было скреплено
подписями на церемонии в Успенском
соборе.
Однако Епифаний
Славинецкий, решив проверить
подлинность указанного соборного
правила, не обнаружил его вовсе, о чем
немедленно доложил царю и отказался
от своей подписи под соборным
решением. Вослед ему архимандрит
полоцкого Богоявленского монастыря
Игнатий Иевлевич заявил, что нельзя
судить Никона, не вызвав его на суд и
не выслушав его показаний. Кроме того,
он отметил, что патриарх подлежит суду
не местных епископов, а
Константинопольского патриарха с
Собором. Не признал законности Собора
1660 г. и сам Никон, заявив, что Собор был
созван в нарушение канонов, то есть
царем, а не патриархом, и его решения
не имеют законной силы. Все эти
демарши привели к отказу царя от
исполнения соборного решения и
приостановке рассмотрения «дела
Никона» на неопределенное время.
Новый этап разбирательства
наступил в 1662 г., когда к составлению
обвинения против опального патриарха
подключился прибывший в Москву
газский митрополит Паисий Лигарид.
Теперь обвинение Никону
выстраивалось иначе, чем на Соборе 1660
г. Боярин Симеон Стрешнев предложил 30
вопросов, касающихся разных поступков
Никона. Лигарид написал на них ответы11 ,
которые по сути составили
обвинительный акт патриарху не только
за оставление престола, но и за еще
множество других его действий, в том
числе и за неправый суд, который он
вершил, будучи у власти. Кроме того,
Паисию было поручено осуществить
ревизию решения Собора 1660 г. и
высказанных в связи с ним мнений
Епифания Славинецкого и Игнатия
Иевлевича. Выполнив это, Паисий
Лигарид рекомендовал царю пригласить
для суда над Никоном восточных
патриархов. Пример Паисия подвиг
вятского епископа Александра на
создание аналогичного вопросам-ответам
Стрешнева-Лигарида сочинения против
Никона, которое было подано царю в
конце 1664 г.12 Таким образом, к
этому времени определенно сложился
влиятельный круг противников Никона,
и царь принял решение о созыве Собора
с участием восточных патриархов,
которые своим авторитетом должны были
исключить любые сомнения в
тенденциозности и предвзятости суда.
Не сразу и не все патриархи
откликнулись на предложение русского
царя. Но во избежание обострения
отношений с ним, а также из симпатий к
Никону они ответили на приглашение
соборным определением о власти царя и
патриарха, которые русские власти
могли применить к делу Никона
самостоятельно.
Казалось бы, царское
решение соответствовало требованиям
самого Никона, но вряд ли он
рассчитывал на реальность его
осуществления. Когда же перспектива
вселенского соборного суда стала
вероятной, Никон предпринял попытку
возвращения на престол и примирения с
царем. Напомним, что такую возможность
предполагал Собор 1660 г. В декабре 1664 г.
патриарх приехал в Москву и попытался
встретиться с царем. Придворные
сорвали их встречу, и Никон ни с чем
вернулся в Воскресенский монастырь. В
связи с приездом Никона имело место
разбирательство и церковный суд над
ростовским митрополитом Ионой, о чем
будет сказано ниже.
Находясь в добровольном
изгнании в ожидании суда, Никон
написал пространное сочинение в свою
защиту: «Возражение или разорение
смиреннаго Никона, Божиею милостию
патриарха, противо вопросов боярина
Симеона Стрешнева, еже написа
Газскому митрополиту Паисию
Лигаридиусу и на ответы Паисиовы»13 .
Судя по тому, что вопросы-ответы
Стрешнева-Лигарида стали известны
Никону, они уже распространялись в
списках. Таким образом, еще до суда
возникла определенная полемика,
рассчитанная на выяснение позиций и
обработку мнений вероятных
сторонников и противников. Сочинение
Никона заслуживает самостоятельного
разбора, в том числе и в связи с
вопросом о церковном суде. Но его
рассмотрение увело бы нас далеко в
сторону. Реального практического
значения и прямых последствий
накануне, во время и после суда его
рассуждения не имели. Поэтому мы
ограничимся лишь указанием на то, что
основным тезисом Никона
применительно к рассматриваемой теме
выступает утверждение о
неподсудности патриарха суду
подчиненных епископов, которое Никон
обосновывает всей своей богословской
эрудицией.
Суд над Никоном состоялся в
декабре 1666 г. вскоре по прибытии в
Москву Антиохийского патриарха
Макария и Александрийского патриарха
Паисия. Константинопольский и
Иерусалимский патриархи от участия в
Соборе отказались. На первом
досудебном заседании 28 ноября царь
изложил перед собравшимся
духовенством и царским синклитом
существо дела об оставлении Никоном
патриаршего престола и призвал
будущий Cобор рассудить вопрос на
основании церковных законов. Было
решено пригласить на суд самого
Никона. За ним трижды отправляли
посольство, после чего подсудимый
прибыл в столицу. За время до его
приезда восточные патриархи изучили
мнения по «делу Никона» местных
архиереев, в том числе решение Собора
1660 г., а также мнения восточных
патриархов о власти царя и патриарха.
На предсудебных заседаниях
фактически было принято решение об
осуждении Никона и отлучении его от
патриаршества. Предстоящий суд
становился формальностью. Но именно
формальностям было придано большое
значение. На первом официальном
заседании суда было подробно
определено, кто должен идти к Никону,
чтобы призвать его на суд, может ли
Никон идти на суд с преднесением
креста, где он должен сидеть и т.д. Если
Никон откажется явиться в судебное
заседание, было решено судить его
заочно.
В течение первой половины
декабря 1666 г. состоялось несколько
заседаний, часть из них была закрытой,
или тайной, без участия Никона. На
первом заседании 1 декабря 1666 г. с
обвинительной речью выступил царь.
Затем патриархи и царь стали задавать
Никону разные вопросы, касающиеся
обвинения: об оставлении им престола,
о понесенных от царя обидах, о
высказываниях Никона против государя
и проч. Были также предъявлены и
другие обвинения из состава вопросов-ответов
Стрешнева-Лигарида. Никон отвечал на
некоторые из обвинений. На втором
заседании, которое состоялось 3
декабря и куда Никон приглашен не был,
суд рассмотрел ряд документов и
эпизодов дела, свидетельствующих
против патриарха. На третьем
заседании 5 декабря вновь состоялся
допрос Никона по поводу предъявленных
ему обвинений. 8 декабря на тайном
заседании царя с патриархами было
определено наказание для Никона (низложение)
и процедура этого действа. 12 декабря
было составлено официальное соборное
определение по «делу Никона»14 . В
тот же день оно было прочитано Никону
по-гречески и по-русски в церкви,
примыкавшей к патриаршей крестовой
палате. Там же с Никона были сняты
знаки архиерейского достоинства —
клобук и панагия. Бывшему патриарху
было объявлено, чтобы впредь он не
именовал себя патриархом, а назывался
простым монахом и оставался смиренно
жить в монастыре. Тотчас после Собора
Никон был отправлен в ссылку.
Сам Никон и в ходе судебного
заседания и после свершения суда,
будучи в ссылке, не признал за собой
вины. Но доказать свою невиновность
ему, конечно, не удалось.
«Дело Никона» определенно
носило политический характер, и
соборный суд был призван лишь
санкционировать царское решение.
Вместе с тем, сам факт судебного
разбирательства имел большое
значение, так как на место царского
произвола ставил некоторый порядок
разрешения конфликта. История «дела
Никона» отчетливо показала, что в
обществе народились силы, способные
так или иначе противостоять
укреплявшемуся царскому абсолютизму.
Историками
рассматриваемого периода не раз был
подчеркнут тот факт, что вскоре после
завершения суда над патриархом на
Соборе развернулись острые прения о
пределах власти царя и патриарха,
которые по сути дела были вызваны к
жизни именно фактом осуждения Никона.
Личная неприязнь многих русских
архиереев к Никону на время заслонила
для них проблему взаимоотношений со
светской властью, но когда враг был
повержен, они обнаружили, что царь
отныне получил преобладающее влияние
в церковных делах, что никак не могло
устраивать епископат. Дело дошло до
того, что два архиерея отказались
подписать соборное определение по
делу Никона, за что были наказаны.
Прения завершились компромиссным
постановлением о взаимном
невмешательстве духовной и светской
власти в дела друг друга. Но в
дальнейшем их взаимоотношения
определялись реальным раскладом
политических сил.
В литературе обычно
указывается, что главные уроки из «дела
Никона» извлекла светская власть,
взяв курс на ограничение власти
духовенства и ликвидацию института
патриаршества. Это утверждение
следует дополнить тем, что уроки
извлек и епископат. Раздоры и
разногласия внутри высшего
духовенства, которые способствовали
низвержению Никона, постарался
устранить патриарх Иоаким на Соборе
1675 г., который был специально посвящен
взаимоотношениям в среде епископата.
О том, что те или иные
проступки архиереев становились
предметом судебного разбирательства,
свидетельствуют дела митрополита
Сарского и Подонского (Крутицкого)
Питирима 1662 г., митрополита
Ярославского и Ростовского Ионы 1664 г.,
архиепископа Коломенского и
Каширского Иосифа 1675 г. и митрополита
Смоленского и Дорогобужского Симеона
(Милюкова) 1685 г. Два первых дела
оказались тесно связаны с делом
Никона.
Крутицкий митрополит
Питирим присутствовал в Успенском
соборе в тот день, когда патриарх
Никон оставил престол. В ходе
следствия он дал наиболее
неблагоприятные для последнего
показания об отречении патриарха от
престола. Это обстоятельство, а также
давняя неприязнь Никона к Питириму
привели к тому, что во время своей
добровольной ссылки Никон предал
Питирима церковному проклятию.
Питирим обратился за заступничеством
к царю с просьбой созвать Церковный
Собор и решить вопрос о действенности
данного проклятия. Царь не пошел на
созыв Собора, но обратился к ряду
архиереев с письмами, чтобы рассудить
конфликт. Архиереи вынесли решение в
пользу Питирима, признав проклятие
недействительным. А сам факт
наложения Никоном проклятия на
действующего архиерея без церковного
суда был поставлен ему в вину. Таким
образом, в этой истории открываются
новые аспекты церковного суда
рассматриваемого периода. Суд и
наказание патриарха в отношении
архиерея признаются незаконными, так
как были осуществлены без санкции
Церковного Собора. А признание
действий патриарха незаконными
осуществляется как бы заочным судом
архиереев. Правда, в дальнейшем
обвинение по этому поступку Никона
было предъявлено ему вместе с другими
обвинениями в ходе соборного суда15.
В декабре 1664 г. Никон
приехал в Москву в надежде на
примирение с царем. Так случилось, что
он явился в Успенский собор Кремля во
время службы, которую отправлял
местоблюститель патриаршего престола
ростовский митрополит Иона.
Местоблюститель подошел под
благословение опального патриарха,
чем подал пример остальным участникам
службы. Этого оказалось достаточно
для возбуждения против Ионы дела. Для
рассмотрения обстоятельств
случившегося была создана
следственная комиссия, в задачу
которой входило установление
истинной роли митрополита Ионы: имел
ли он определенный умысел, принимая
благословение Никона. Комиссия
исходила из того, что Собор 1660 г.
осудил патриарха, а значит общение с
ним означало серьезный проступок
архиерея. Собрав все необходимые
свидетельства, следствие решило, что
Иона не имел предварительного сговора
с патриархом и поступил так от
растерянности ввиду внезапности
происшедшего. Данное обстоятельство
смягчило наказание Ионе, но не
избавило от признания за ним вины.
Церковный Собор узкого состава осудил
ростовского митрополита и лишил его
местоблюстительства16.
Осенью 1675 г. на имя
патриарха Иоакима (Савелова) поступил
донос слуги коломенского
архиепископа Иосифа о том, что
архиерей произносил бранные слова в
адрес царя и патриарха. При этом Иосиф
необычайно хвалебно отзывался о
собственных достоинствах. Донос также
содержал указания на жестокость
архиепископа в отношении
подчиненного духовенства и слуг.
Скорее всего в данном случае имело
место болезненное состояние Иосифа, а
не политическое выступление или
сознательное нарушение церковных
правил. На это, в частности, указывают
быстрое и без широкой огласки
рассмотрение дела Иосифа (вероятно,
даже в ходе Собора 1675 г.) и
сравнительно мягкий характер
наказания. Его сослали в новгородский
монастырь Рождества Богородицы, где
он пробыл до 1678 г. Затем Иосифа
определили служить при Архангельском
соборе Кремля, как это было принято в
отношении архиереев, по тем или иным
причинам сведенных со своих кафедр17 .
Дело смоленского
митрополита Симеона интересно тем,
что он открыто поддержал царский
проект административно-территориальной
реформы Церкви 1681–1682 гг., в то время,
как епископат дружно выступил против
и провалил его в ходе Собора 1682 г.
Кроме того, Симеон проповедовал
равенство епископов, считая, что
епископ, архиепископ, митрополит по
своему архиерейскому достоинству
равны патриарху. В апреле 1685 г. Собор
приговорил смоленского митрополита к
ссылке в Ростов, но тот не подчинился
решению. И лишь в январе 1686 г. был все-таки
сослан в Троице-Сергиев монастырь18 .
Собор, рассмотревший «дело
Никона», как известно, продолжил свою
работу в 1667 г. Он был посвящен
церковной реформе и рассмотрел
множество вопросов обрядности,
церковного управления и суда. После
издания Кормчей книги как свода
церковных правил в 1650 г. регулирование
церковной жизни осуществлялось на ее
основе, а также на основании указов
царя и патриарха и решений Соборов.
Соборы 1650-х гг. были посвящены
преимущественно обрядовым вопросам и
не касались специально судебной
практики, хотя на них и выносились
судебные решения в отношении лиц,
отказавшихся принимать к исполнению
новые обряды. Так, на Соборах 1656 г., а
также на Соборе 1667 г. были допрошены
все духовные лица, в отношении которых
были сомнения по поводу их
приверженности новым обрядам. Все, кто
не присягнул на верность новым
церковным правилам, были преданы
анафеме.
Нарастание
старообрядческого движения поставило
перед епископатом проблему выработки
церковно-правовых норм для борьбы с
ним. Развитие светского
законодательства вело к постепенному
разделению компетенции гражданского
и духовного судов. Все это требовало
той или иной реакции церковной власти.
Поэтому в решениях Соборов и в указах
патриархов все больше внимания
уделяется порядку судопроизводства.
Самым важным стало решение Собора 1667 г.
о неподсудности духовенства
светскому суду. На него впоследствии
не раз давались ссылки в
соответствующих указах19 . Далее
Собор подробно расписал статьи о
духовных и уголовных преступлениях
духовенства20 . В них был подробно
определен порядок расследования и
рассмотрения преступлений
совершенных духовным лицом. При этом
предприняты меры для защиты от
судебного произвола светского суда:
рассмотрение дел в отношении лиц
духовного сана обязательно должно
было проходить в присутствии
представителя архиерея, которому
подчинен подследственный;
следователи («сыщики») должны были
тщательно испытать свидетелей; в
случае отказа от дачи показаний
духовные лица отсылались для
дальнейшего расследования и суда к
своему архиерею. Вместе с тем,
соборные статьи давали право «сыщикам»
строго наказывать действительно
виновных. Светскому же суду
предавались по этому закону и
святотатцы, покусившиеся на кражу
священных церковных вещей. Ряд других
статей определил принадлежность тех
или иных дел, в том числе судебных,
патриаршему разряду. Среди них
значительное место занимают дела
гражданского характера, связанные с
семейными отношениями21 .
Особую роль в разработке
норм церковного права сыграл Собор 1675
г. К сожалению, его документы
опубликованы не полностью, а история
Собора еще недостаточно полно
представлена в литературе22. Но даже из
доступных исследователям материалов
видно, какое внимание уделяли
патриарх Иоаким и епископат
урегулированию отношений внутри
Церкви. Необходимость рассмотрения
этих вопросов была вызвана ростом
старообрядчества. Архиереи должны
были все больше внимания уделять
борьбе с ним. Одновременно шло
ограничение власти духовенства со
стороны государства. Чтобы ответить
на вызовы времени, епископат должен
был снять противоречия в своей среде.
Собор регламентировал целый ряд
административных, фискальных и
обрядовых вопросов во
взаимоотношениях между патриархом и
архиереями и между архиереями. Собор
вновь принял решение об отмене
Монастырского приказа, который
реально был упразднен в 1677 г., принял
решение о неподсудности духовных лиц
светским властям, постановил ведать
духовные дела только судьям духовного
звания, а не мирянам. Собор ограничил
превышение епархиальными архиереями
их прав. Наглядным примером такого
решения стало наказание коломенского
архиепископа Иосифа «за безмерное
мздоимство и неправды»23 .
Согласно решению Собора все
епархиальные архиереи лишались прав
духовного управления и cбора
церковных даней в отношении церквей и
монастырей, которые находились в
архиерейских вотчинах, расположенных
в других епархиях. Эти права
передавались местному архиерею, а за
архиереем-владельцем вотчины
оставалось ведение «внешних мирских
дел». Аналогичное решение было
принято и в отношении патриарших
церквей, расположенных в других
епархиях, за пределами патриаршей
области. Архимандритов же и игуменов в
патриаршие монастыри, расположенные в
других епархиях, назначал сам
патриарх, но при этом он мог поручить
местному архиерею ведать духовные
дела этого монастыря. Собор изменил
порядок подачи исков светских лиц к
лицам духовного звания. Если раньше
все иски подавались патриарху в
Москве и там же должны были
разбираться, то теперь предписывалось
подавать иск тому архиерею, которому
принадлежит ответчик. В столице же
рассматривались только те дела,
решения по которым не удовлетворили
стороны. Исключение было сделано для
дел, касающихся «московского чина
людей», которые имели владения в
разных епархиях, а по обстоятельствам
службы не могли ехать за судом к
местному архиерею. Эти дела брался
рассматривать патриарх.
Вероятно, соборные решения
в отношении церковного суда
проводились в жизнь с большим трудом.
И патриарх Иоаким уделял этому
вопросу особое внимание. При нем в
Москве, а затем и в епархиях были
учреждены Приказы церковных дел,
наделенные судебно-полицейскими
функциями, призванные заменить
традиционно существовавшие казенный
и судный приказы24 . В 1686 г. патриарх
разослал повсеместно грамоты о
неподсудности духовенства
гражданским властям, тогда же
подтвержденные царской грамотой, в 1688
г. послал аналогичную грамоту
митрополиту Новгородскому и
Великолуцкому Корнилию25 .
В 1700 г. царь Петр I создал
комиссию для подготовки нового
государственного уложения, которым
предполагалось уничтожить привилегии
Церкви; в уложение должны были войти
вышедшие после 1649 г. указы. Инициативе
светской власти патриарх Адриан
противопоставил «Статьи о судах
святительских», где были собраны
постановления Номоканона, уставы и
узаконения русских князей, ярлыки
монгольских ханов относительно
авторитета церковной власти и
неприкосновенности церковных
имуществ. Однако к концу жизни
патриарха из-за его физической немощи
и в результате нескольких конфликтов
с царем его личное влияние на события
было сведено на нет. Кончина патриарха
Адриана развязала руки Петру для
проведения собственной церковной
реформы, в которой церковный суд
приобрел уже другие черты.
При общем взгляде на церковный суд в
России в XVII в. обращают на себя
внимание заметные изменения
нормативной базы судопроизводства.
Развитие церковного права
происходило через принятие соборных
решений, издание указов патриарха и
царя. Существенное влияние на этот
процесс оказало принятие Уложения 1649
г., усилившее вмешательство
государства в дела Церкви. Однако
судебная практика не была столь
изменчива. Её отличала
неразделенность вопросов собственно
церковного, гражданского и уголовного
права, а также сословная
подведомственность церковному суду
лиц духовного звания и населения
духовных вотчин. Но и эта практика
подверглась изменениям, связанным
главным образом с попытками светской
власти ограничить судебную власть
духовенства. Отношения епископата с
царской властью протекали под знаком
борьбы за право осуществлять суд
лицам духовного звания, а не светским
чиновникам. В ходе осуществления
разбирательств по конкретным
судебным делам церковный суд усилил
внимание к процедуре
судопроизводства и документированию
материалов следствия и суда.
Количественный рост судебных дел
вызвал к жизни соответствующие
полемические сочинения, посвященные
церковно-правовым вопросам. Ведущей
тенденцией в истории русского
церковного суда в XVII в. стало усиление
внимания высшего духовенства к
регламентации судопроизводства.
1 Это издание было
предпринято по инициативе патриарха
Иосифа и высшего духовенства в ответ
на принятие Уложения 1649 г.,
существенно ограничившего
феодальные привилегии Церкви. Часть
тиража Кормчей книги, отпечатанной в
1650 г., была задержана с выпуском. С
приходом на патриаршество Никона в
1652–1653 гг. к ней были сделаны
допечатки, усилившие идейную
направленность издания как
памятника церковного права. Позднее
Кормчую 1650 г. иногда стали называть «Кормчей
патриарха Иосифа», а Кормчую 1653 г. — «Кормчей
патриарха Никона». См. об этом:
Калачов Н. О значении Кормчей в
системе древнего русского права. М.,
1850; Петров Н. О судьбе вена
Константина Великого в Русской
Церкви // Труды Киевской духовной
академии. Киев, 1865. Декабрь. С. 471–498.
2 См.: Цыпин В.А.
Церковное право. М., 1996. С. 389.
3 См.: Развитие русского
права в XV – первой половине XVII в. М.,
1986. С. 215–221.
4 См.: Челобитная
нижегородских попов в лето 7144 //
Чтения в Обществе истории и
древностей российских (далее: ЧОИДР).
1902. Кн. 2. Отд. 4. С. 18–31; Память тиуну
Манойлову и поповскому старосте,
Никольскому попу Панкратию, о
прекращении в московских церквах
разного рода бесчинств и
злоупотреблений // Акты, собранные в
библиотеках и архивах Российской
империи Археографической
экспедицией Академии наук (далее: ААЭ).
СПб, 1836. Т. 3. № 264. С. 401–405.
5 См.: Барсов Е.В. Дело о
ростовских раскольниках Силке
Богданове с учениками // ЧОИДР. М., 1882.
Кн. 3. Отд. 5. С. 3–13; Дело о ростовских
раскольниках Силке Богданове с его
учениками // Барсов Е.В. Новые
материалы для истории
старообрядства XVII–XVIII веков. М., 1890. С.
3–13; Выпись Посольского приказа из
отписки ростовского митрополита
Ионы патриарху Никону о «расколоучителе»
Силе Богданове с учениками; Выпись
Посольского приказа из расспросных
речей Силы Богданова в Ростове //
Румянцева В.С. Народное
антицерковное движение в России в XVII
веке. М., 1986. С. 223–225.
6 При этом само
выступление Силки Богданова могло
произойти не ранее декабря 1655 г.,
когда церковным Собором было решено
осуществлять обряд освящения воды
только в сочельник праздника
Богоявления. Осуждение этого решения
звучит в его обличениях.
7 См.: Акты исторические,
собранные и изданные
Археографической комиссией (далее:
АИ). СПб., 1842. Т. 4. № 62. С. 172–177.
8 См.: Субботин Н. Дело
патриарха Никона. М., 1862; Макарий, митр.
История Русской Церкви. 2-е изд. М., 1996.
Кн. 7; Гиббенет Н. Историческое
исследование дела патриарха Никона.
СПб., 1882–1884. 2 т.; Известие о рождении и
воспитании и о житии святейшего
Никона, Патриарха Московского и всея
России, написанное клириком его
Иоанном Шушериным. М., 1871; Дело о
патриархе Никоне. Издание
Археографической комиссии по
документам Московской Синодальной (бывшей
Патриаршей) библиотеки / Изд. под
наблюд. Г.Ф. Штендмана и при участии А.
И. Тимофеева. СПб., 1897; Каптерев Н.Ф.
Патриарх Никон и царь Алексей
Михайлович. Сергиев Посад, 1909–1912. 2 т.:
Зызыкин М.В. Патриарх Никон. Его
государственные и канонические идеи.
Варшава, 1931–1938. 3 т.
9 См.: Каптерев Н.Ф.
Патриарх Никон и царь Алексей
Михайлович. Т. 2. С. 256–257. Наличие
подписи не всегда свидетельствует о
личном присутствии ее владельца на
Соборе. Нередко имела место практика
подписания соборных документов
позднее, по прибытии того или иного
лица в Москву. На деле наличие
подписи означало согласие с решением
Собора.
10 Там же. С. 262.
11 См.: Гиббенет Н.
Историческое исследование дела
патриарха Никона. Т. 1. С. 120–134.
12 См.: «Обличение на
патриарха Никона» вятского епископа
Александра 1662 г. / Публ. Д.Ф.Полознева
// Сообщения Ростовского музея.
Ростов, 1996. Вып. 9.
13 См.: Patriarch Nikon on Church and State.
Nikon’s «Refutation». / Edited, with Introduction and Notes by
Valerie A. Tumins and George Vernadsky. Berlin; New Jork; Amsterdam,
1982. (Slavistic printings and reprintings. 300).
14 См.: Собрание
государственных грамот и договоров.
СПб., 1828. Т. 4. № 52–53.
15 См.: Полознев Д.Ф. Письма
русских архиереев царю Алексею
Михайловичу 1662 г. (К истории
внутрицерковной борьбы в связи с «делом
Никона») // Проблемы истории и
культуры. Ростов, 1993. С. 61–80.
16 См.: Дело о патриархе
Никоне. № 40.
17 См.: Титов А.А. Иосиф,
архиепископ Коломенский. (Дело о нем
1675–1676 гг.). М., 1911.
18 См.: Попов Н.П. Соборы
патриарха Иоакима на митрополита
Смоленского Симеона // Смоленская
старина. Смоленск, 1909. Вып. 1. С. 313–343.
19 См.: АИ. № 135. С. 233–234.
20 См.: Соборные статьи о
духовных чинах, впавших в уголовные и
другие преступления, и о прочем // ААЭ.
Т. 4. С. 212–214.
21 См.: Соборные статьи о
мироварении, о делах, подведомых суду
патриаршу, и о других распоряжениях,
касающихся до определения и
перемещения разных духовных лиц, и о
прочем // ААЭ. Т. 4. С. 205–207; Цыпин В.А.
Церковное право. М., 1996. С. 388.
22 См.: Чиновник
архиерейского священнослужения. М.,
1677; Соборное определение об
отношении по духовным делам
епархиальных архиереев к патриаршим
и владычным домовым церквам,
монастырям и вотчинам, в их епархиях
находящимся; о неподведомстве
духовных лиц светскому суду; о
непосылании владычных дворян и детей
боярских в города и уезды по делам и
для сбора церковной дани; о
непризывании впредь на Москву на суд
к патриарху духовных лиц других
епархий, и о прочем // ААЭ. Т. 4. С. 259–263;
Определения Московского Собора 1675 г.
// Православный собеседник,
издаваемый Казанской духовной
академией. Казань, 1864. № 2. С. 416–446.
23 Доброклонский А.
Руководство по истории Русской
Церкви. Вып. 3. Патриарший период
1589–1700 г. М., 1889. С. 121.
24 См.: Там же.
25 См.: АИ. № 135. С. 233–234; № 167. С. 294–295.
|