|
Е.В. Белякова
С 1448 г. начался новый период
в истории Русской Церкви - ее
автокефальное существование. Захват и
покорение турками славянских
государств и Константинополя
способствовали дальнейшему
обособлению Московской митрополии от
церковного центра, служившего для
Русской Церкви почти 500 лет основным
источником церковных законов.
Независимость Русской
Церкви от Константинопольского
патриарха изменила положение главы
Московской митрополии. Отныне он
попадал в большую зависимость от
великого князя. Это проявлялось, во-первых,
во влиянии великого князя на избрание
митрополита. Как отмечал Е. Е.
Голубинский, «три первые после
святого Ионы митрополита - Феодосий,
Филипп и Геронтий были каноническим
образом избираемы Соборами, но с
четвертого, Зосимы, избрание
превращается в простую формулу,
утверждающую назначения, делаемые
самим великим князем. С третьим после
святого Ионы митрополитом Геронтием у
великого князя Иоанна Васильевича
возникли такие недоразумения и
установились такие отношения, что
государь весьма желал бы удалить
митрополита с кафедры, и однако он не
решился на это. А шестого после
митрополита Варлаама великий князь
Василий Иоаннович прогнал с кафедры
совершенно так, как он прогонял от
себя неугодных ему бояр. За первым
прогнанием непосредственно следовали
второе и третье прогнание
митрополитов Даниила и Иоасафа (произведенным,
правда, не государем, а боярами, но по
примеру, показанному государем)»1 .
Во-вторых, начались попытки
секуляризации церковных земель
великими князьями. Первой была
конфискована половина земель у
новгородского владыки и новгородских
монастырей. Как сообщает летопись под
1478 г., «и князь великии велел бояром
молвити им “взяти ми половину всех
волостей владычних да и монастырских,
да новоторжские, чьи ни буди”»2 .
В-третьих, великие князья
стремились ограничить церковно-судебный
иммунитет. Это прежде всего касалось
вопроса о предоставлении судебного
иммунитета монастырям. В грамотах,
которые монастыри получали от князей,
утверждалась их независимость от
судебной власти епископа. Как образец
можно привести жалованную грамоту 1455
г. дмитровского князя Юрия
Васильевича Кириллову монастырю на
монастырский двор в Дмитрове: «А
наместници мои Дмитровские и их тиуны
к тем людям к монастырским не всылают
ни по что и не судят их ни в чем, опрочь
душегубства, а ведает и судит тех
людей монастырских игумен сам или их
приказщик, а случится суд смесной тем
людям монастырским с городскими
людьми, и наместници мои Дмитровские и
их тиуны тех людей монастырских судят
в разбое и в татбе с поличным а их
прикащик монастырской с ними судит»3.
Характерно, что и епископ
мог выдать грамоту монастырю,
освобождавшую монастырь от
епископского суда (такова, например,
жалованная грамота Ростовского
архиепископа Трифона Кириллову
монастырю)4, поскольку суд в первую
очередь рассматривался в качестве
источника доходов. Грамота
митрополита Киприана и великого князя
Василия Дмитриевича говорит о разделе
доходов в том случае, когда суд
совершался митрополичьими и
великокняжескими чиновниками
совместно («а будет суд смеснои, ино
прибыток наполы»5).
С. М. Каштанов отметил
особое значение грамоты Иоанна III 1492 г.
Троице-Сергиеву монастырю: «Особое
значение имела статья,
устанавливавшая подсудность игумена
великому князю в исковых делах. Этим
Иоанн III по существу отменял
юрисдикцию митрополита в отношении
Троице-Сергиева монастыря. Курс на
отрыв монастырей от церковной
иерархии в области суда и усиление их
правовой зависимости от великого
князя приобретал программный
характер, ибо Троицкий монастырь был
крупнейшим. Проведение этого курса
означало раскол единой церковной
организации и противопоставление
одних ее частей другим»6.
Значительные изменения
произошли в сфере церковного
управления. В этот период
окончательно исчез собор клирошан у
епископов и митрополитов и
архиерейский суд превратился из
духовного в светский7. Изменения в
области церковного управления
начались, по-видимому, с момента
переезда митрополитов в Москву,
однако очевидными они стали в
рассматриваемый период.
Архиерейский суд и
управление священниками
осуществлялись и в митрополии и в ее
епархиях при помощи светских лиц -
бояр, поступивших на службу к архиерею.
Это были бояре-наместники, тиуны,
десятинники («десятильники» - от «десятины»,
части епархии), а также недельщики и
доводчики (в обязанности последних
входило доставлять виновных в суд и
следить за исполнением приговора).
О деятельности наместника и
его судебных функциях известно из
грамоты митрополита Ионы 1451 г. Тем, что
этим наместником выступает духовное
лицо, объясняется особое положение
литовских епархий, где сохранялись
традиции управления, идущие еще от
киевского периода (с участием
клирошан и духовных лиц). В грамоте
протодиакону Михаилу на
наместничество в Вильне, Новогородке
и Гродне митрополит Иона писал: «Учинили
есмо наместником в своей митрополии
сего своего старца и протодиакона
наше место держати ... и оправдания вся
церковная и суды и дела духовная
приказали есмо ему оправляти»8. Из
грамоты митрополита Ионы верейскому
князю Михаилу Андреевичу известно об
убийстве вышегородскими попами
десятинника Юрия конюшенного: «Десятилникъ
мой, Юрьй конюший, по моему жалованью,
поехал по десятине, да приехал въ
Вышегород, и стал на подворье у попа (имярек):
и тът поп, с теми с твоими городскыми
людьми пришед, того моего боярина Юрья
конюшаго самого убили в улог, а дворян
моих перебили; а били, сказывают, на
смерть...»9. 7-й вопрос Стоглава
объясняет, что могло послужить
причиной убийства десятинника: «А
десетинники попов по селом продают
без м(и)л(о)сти и дела сставливают с
ябедники. И ц(е)ркви от десетинников и
от их великих продаж стоят многие
пусты...»10
Как отмечал исследователь Н.
Ф. Каптерев, «все духовенство, как
белое, так и черное, подчинено было во
всех гражданских и уголовных делах
суду светских архиерейских
чиновников, которые под высшим
надзором святителей и судили «опричь
духовных дел» все епархиальное
духовенство: о делах же последнего
рода они только обязаны были «всегда
безурочно» доносить архиерею и
немедленно представлять виновных на
самоличный святительский суд - самим
же вмешиваться в духовные дела им
строго запрещалось... но в большинстве
случаев оно (это правило) не
соблюдалось чиновниками, которые
самовольно вторгались в ... область
собственно церковного суда»11. В
церковном управлении существовала та
же система кормлений, как и в светском,
чиновники получали не жалованье, а
доходы с тех должностей, на которые
они назначались на определенный срок.
Наличие светских слуг у архиереев
давало возможность государственной
власти смело вмешиваться в церковные
дела, так как эти чиновники не
подлежали архиерейскому суду12.
Известен протест
ростовского попа Георгия Скрипицы
против использования архиереями
светских людей для управления
священниками: «Ино, господа мои,
разсудите, от кого то зло состалося в
нашей земли, не от вашего ли нерадиниа
и небрежениа, что злых не казнили, ни
отлучпли от священства, ни сами, ни
священникы избранными дозираете, а во
грады и в селы не посылаете опытывати,
како кто пасеть Церковь Божию,
назираете Церковь по царьскому сану
земнаго царя, бояры и дворецкими,
неделщики и тиуны, своих деля
прибытковь, а не по достоянию
Небеснаго Царя воиньству»13. Это
послание было помещено среди
официальных посланий в июльском томе
Четьих Миней митрополита Макария14, и
Стоглавый Собор попытался отменить
злоупотребления в суде.
Одним из первых примеров
борьбы за церковные каноны явилась
попытка митрополита Феодосия
установить порядок среди священников
в Москве. Как сообщает летопись,
митрополит «восхоте попов и диаконов
нужею навести на Божий путь: нача их на
всяку неделю сзывати и учити по святым
правилом, и вдовцом дияконом и попом
повеле стричися, а иже у кого
наложници будут, тех мучити без
милости и священсьтво съимая с них и
продаваше их»15. Однако эти меры
привели к тому, что, оставшись без
священников, люди стали проклинать
митрополита, и он покинул митрополию.
Судебные дела XV в. как
массовый источник не дошли до нас (в
отличие от судебных дел XVII в.). Можно
говорить лишь об отдельных случаях
функционирования церковного суда.
Два примера митрополичьего
суда связаны с вопросом о посте в
канун Богоявления. Первый из них
состоял в том, что митрополит Иона
хотел лишить сана вышеупомянутого
Феодосия, тогда Ростовского
архиепископа, за нарушение устава в
этот день, но Феодосия спасло
заступничество великой княгини Марьи.
Сохранилась повинная грамота
Феодосия 1455 г.16. Второй пример: в
правление митрополита Геронтия
чудовский архимандрит Геннадий (впоследствии
архиепископ Новгородский) разрешил
после обедни братии есть, а вечером
пить богоявленскую воду. Когда это
стало известно Геронтию, он «посла по
нем и веле его привести к себе. Он же
убеже к великому князю. Митрополит же
сам шед взя его и повеле его в ледник
всадити, реч(е) сам ты не знаешъ и ты бы
ся о себе м(у)др не ставил, да меня бы ся
еси въпросил, как смел еси тоу воду
обезчестити, дадши пити, а еже с(вя)тии
о(т)ци заповедаша преж доры пити еа, аз
году на год однова с(вя)щаю... и уже не
хощеши применити устава, что ядши с(вя)щати
велена». Оба эти случая описаны в
Кормчей Нифонта Кормилицына, сначала
игумена Волоцкого монастыря, а затем
митрополита Крутицкого17. Митрополит
рассматривал нарушение устава не как
спорный случай (празднику Богоявления
должен предшествовать пост, но поста
не может быть в субботу или
воскресенье), а как сознательное
отступление от устава. Только
заступничество великого князя
заставило митрополита простить
Геннадия.
Великие князья играли самую
активную роль и в других случаях суда
митрополита. Тот же архиепископ
Геннадий был вынужден оставить свою
кафедру из-за неудовольствия великого
князя: «И обыскав то князь велики и
митрополит и сведоша его с престола на
Москву»18. Немаловажным было влияние
великого князя и в конфликте между
архиепископом Новгородским
Серапионом и Иосифом Волоцким. Этот
конфликт возник из-за того, что Иосиф
перешел в юрисдикцию великого князя,
не получив на то разрешения у своего
архиепископа. Архиепископ Серапион
отлучил Иосифа, но великий князь
собрал в Москве Собор, который снял
запрещение с Иосифа и отлучил
Серапиона. Такое решение вызвало
протест даже среди сторонников
Волоцкого игумена. В житии Серапиона
приводится текст его послания к
митрополиту Симону, в котором он
упрекает митрополита в несоблюдении
канонов: «Вы же, господине, се ли есте в
Моноканоне по законам изыскали? ...Се
ли естя изобрели в канонех святых
отець или святых апостол? Сия ли ваша
правда неправда воистину... А меня
грешнаго преже суда от Церкви
отлучили есте, и сан сняли и
заключению предали есте, и манатию
владычню сняли...»19 . Великий князь
Василий III повелел митрополиту Симону
отменить отлучение Серапиона от
Церкви и выразил желание, чтобы и
Иосиф «бил челом» Серапиону. (В 1559 г.
Серапион был канонизирован как
местный святой20).
Представление о судебном
процессе дают «судные дела» Вассиана
Патрикеева, Исака Собаки и Максима
Грека, состоявшиеся при митрополите
Данииле. Процессы носили
обвинительный характер, судьей и
обвинителем выступал митрополит. На
процессе присутствовали епископы и
архимандриты. Обвиняемым
предоставлялись свидетельские
показания и делались очные ставки.
Весь процесс протоколировался, как и
обвинительный приговор. Однако
исследователи считают, что до нас
дошли не подлинные протоколы судебных
процессов, а обработанные литературно-публицистические
памятники21.
Одним из главных обвинений,
выдвинутых против Вассиана
Патрикеева на суде, было создание им
Кормчей. Вассиан расположил в своей
Кормчей правила в порядке Указателя XIV
титулов, в связи с чем поместил не все
каноны, значительно сократил он и
дополнительные статьи Кормчей и
включил в нее «Собрание некоего
старца» - трактат о несоблюдении
монахами предписанных им правил о
нестяжании22. Именно систематизация
правил вызвала протест у митрополита
Даниила, обвинившего Вассиана в
искажении их текста. Даниил считал,
что Вассиан не имел права заниматься
систематизацией канонов и сокращать
состав сборника, в чем он и обвинил
Вассиана на суде: «А преже тобе, отнеле
же християнъская проповедь
апостольскими вещании по всей
вселенней распростреся и святыми
богоносными отци уставивь, никто же от
тех ото всех тако деръзнул есть на
Божественныа соборы и правила, яко же
ты деръзнул еси и разарил. Почто и чьто
ради? Ни ты апостол, ни ты святитель, ни
ты священьник. Како смел еси на
таковое деръзнути? Возбранно бо есть
Святыми Писании и Божественными
правилы простым человеком, иноком и
мирскым на Божественная и свящанныа
правила, на уставы же и чины, на законы
и на престолы учителей наскокати,
святей, велицей, Божественней
Соборней и Апостольстей Церкви
преданныа поколебати и учити...»23.
Митрополит Даниил высказал по меньшей
мере два новаторских положения: о
недопустимости систематизации
Кормчей и о запрете такой работы для
мирян. Нужно отметить, что в последнем
утверждении он придерживался решений
Виленского Собора 1509 г., не только
запретившего мирским людям толковать
правила, но даже держать у себя книги
правил под страхом церковного
отлучения: «Аще ли хто будет их (церковные
правила. - Е. Б.) держати, таковыи да
будут в отлучении церковном, донележе
их оставят»24. Таким образом, иерархи
стремились оградить себя от обвинений
в нарушении канонов.
Митрополит Даниил явился
создателем нового свода правил,
работа над которым осталась
незаконченной. Это cводная Кормчая,
где по замыслу составителя должны
были быть объединены известные на
Руси редакции и толкования канонов (в
том числе и толкования, сделанные
Федором Вальсамоном и переведенные на
русский язык Максимом Греком). Ко
многим правилам в качестве
комментариев давались подборки из
житий святых и поучения, в том числе
поучения русских митрополитов. В
результате этого смысл правила порой
существенно изменялся, приобретая
злободневную направленность, так как cводная
Кормчая составлялась в преддверии
суда над Максимом Греком и Вассианом
Патрикеевым25. Такую направленность,
несомненно, имеют комментарии к 23-му
правилу Четвертого Вселенского (Халкидонского)
Собора, которое говорит о том, что
клириков, отлученных от своих
епископов и устраивающих мятеж в
Константинополе, должен изгонять из
города специальный «местник». В
качестве примеров приводятся эпизоды,
в которых фигурирует темница, что
отражено в заголовках статей: «Слово 4-е
из Лествицы еже о послушании и о
темнице», «Повесть в Проложе ... о
епископе оклеветаннем ко Агапиту и
повеле его папа всадити в темницу»26.
Рассказ из жития Иоанна Милостивого о
монахе-каженике заканчивается
сообщением о том, что Иоанн повелел «самого
бити и в темницу особне затворити».
Рассказ о пресвитере «оклеветаннем к
епископу и в темницу затворену»
кончается словами: «и повеле его
затворити в темнице, идеже бе обычаи
согрешающим клириком затворяемом
быти». В рассказе о конфликте между
митрополитом Ионой и Пафнутием
Боровским говорится, что митрополит
бил Пафнутия жезлом, посадил в темницу
и наложил «юзы железны»27. Таким
образом обосновывалась необходимость
содержания в темнице лиц, обвиненных
церковным судом.
«Судное дело» Максима Грека
содержит не только приговор о его
отлучении и заключении в монастырь, но
и четкие предписания о том, как нужно
обращаться с заключенным: «Пребывати
сему внутрь монастыря с великою
крепостию и множайшим опасением. И
заключену ему быти в некоей келии
молчательне, и никако же исходящу быти
весьма... И да не беседует ни с кем же…»28
Новаторство «иосифлян»
проявилось не только в создании
сводной Кормчей. В Стоглав был включен
трактат о возможности изменения
церковных канонов, который приписан в
нем Иосифу Волоцкому (гл. 79). Трактат
составлен против тех, кто считал
неправильным решение Собора 1503 г. о
вдовых попах (Собор запретил вдовым
попам служить), считая, что оно не
соответствует канонам. В ответ на это
автор трактата утверждает, что многие
каноны изменяли то, что содержалось в
предыдущих соборных решениях. Так, 51-е
апостольское правило было отменено
правилом Шестого Вселенского Собора,
14-е апостольское - вторым правилом
Сардикского Собора, 85-е апостольское -
вторым правилом Шестого Вселенского
Собора и т.д. (всего таких случаев
указано в трактате 12). «Мнозии с(вя)тии
отцы ис правил ап(о)с(то)льскых и от(е)ческых
оставиша, что есть на вред Церкви и на
соблажнение хр(и)стианству», -
говорится в трактате. Запрет
приложения к правилам семи Соборов
трактуется как относящийся только к
догматике: «И гл(агол)ете: иже кто от
седми собор приложит или уложит, - то
гл(агол)ють с(вя)тии собори о Г(о)с(под)е
нашем Ис(усе) Х(рист)е и о истиннем Б(о)зе»29.
Этот трактат обосновывал возможность
фиксации нового в церковной практике,
что, несомненно, являлось
новаторством для русского
средневекового богословия и
соответствовало ориентации Стоглава
на церковную практику.
Церковные споры XVI в. о монастырском
землевладении, об отношении к
еретикам, об отношении к
каноническому наследию не только не
утратили своего значения, но звучат
сегодня особенно актуально ввиду
самоидентификации русского
Православия. Даже вопрос о «вдовых
попах» вновь был поставлен на
Поместном Соборе 1917-1918 гг. Какую форму
приобретет сегодня церковный суд,
зависит и от того, как будет прочитана
его история.
1 Г о л у б и н с к и й
Е. Е. История Русской Церкви. Т. 4. С. 23.
2 Полное собрание русских летописей (далее:
ПСРЛ). Патриаршая или Никоновская
летопись. М., 1965. Т. 12. С. 188.
3 Акты, собранные в библиотеках и
архивах Российской империи
Археографическою экспедициею
Академии наук (далее: ААЭ). СПб., 1836. Т. 1.
№ 373. С. 465.
4 См.: Там же. № 71. С. 52.
5 Там же. № 9.
6 К а ш т а н о в С. М. Социально-политическая
история России конца XV - первой
половины XVI в. М., 1967. С. 16 - 17.
7 См.: Г о л у б и н с к и й Е. Е. История... Т.
4. С. 61.
8 Русская историческая библиотека (далее:
РИБ). СПб., 1908. Т. 6. Стб. 570-571.
9 Там же. Стб. 573.
10 Е м ч е н к о Е. Б. Стоглав.
Исследование и текст. М., 2000. С. 255.
11 К а п т е р е в Н. Ф. Светские
архиерейские чиновники в Древней Руси.
М., 1874. С. 48.
12 См.: Ф л о р я Б. Н. Отношения
государства и Церкви у восточных и
западных славян. М., 1992. С. 122.
13 Русский феодальный
архив. М., 1987. Т. 3. С. 667.
14 См.: Там же. С. 155.
15 ПСРЛ. Софийская 2-я летопись. СПб., 1853.
Т. 6. С. 186.
16 См.: РИБ. СПб., 1980. Т. 6. № 74. Стб. 599.
17 См.: Российская государственная
библиотека (далее: РГБ), ф. Егорова № 156,
л. 51-51 об.
18 ПСРЛ. Софийская 2-я летопись. СПб., 1853.
Т. 6. С. 244.
19 Послания Иосифа Волоцкого/ Подг.
текста А.А.Зимина и Я.С.Лурье. М., 1959. С.
333.
20 См.: Л у р ь е Я. С. Серапион // Словарь
книжников и книжности Древней Руси.
Вторая половина XIV - XVI в. Л., 1989. Ч. 2. С.
319-320.
21 См.: Судные списки Максима Грека и
Исака Собаки. М., 1971. С.86 - 89.
22 О Кормчей Вассиана см.: П л и г у з о в
А. И. Кормчая Вассиана Патрикеева //
Исследования по источниковедению
истории СССР дооктябрьского периода.
М., 1988. С. 31-49.
23 Цит. по: К а з а к о в а Н. А. Вассиан
Патрикеев и его сочинения. М., 1960. С. 286.
24 РИБ. СПб., 1878. Т. 4. Кн. 1. С. 15.
25 О сводной Кормчей см.: К л о с с Б. М.
Никоновский свод и русские летописи XVI
- XVII вв. М., 1980. С. 68 - 70; П л и г у з о в А. И.
Противостояние митрополичьей и
Вассиановой Кормчих накануне
судебных заседаний 1531 г. //
Исследования по источниковедению
истории СССР дооктябрьского периода.
М., 1985. С. 23-53.
26 РГБ, ф. 310 Ундольского, № 27, л. 254 - 254 об.
27 См.: Б е л я к о в а Е. В. Об одном
источнике жития митрополита Ионы (Происхождение
чуда о Пафнутии Боровском) // Архив
русской истории. М., 1992. Вып. 2. С. 171-178.
28 Судные списки... С. 122.
29 Цит. по: Емченко Е.Б. Стоглав. С. 381-385.
|
