|
До недавнего времени наше общество имело весьма смутное представление о
сектах. Когда речь шла о русском дореволюционном сектантстве, понятие
«секта» прилагалось к религиозным группам, которые некогда откололись от
Православной Церкви, что с точки зрения ее догматики является «ересью» —
учениями, расходящимися с церковным Преданием. Логично было бы
предположить, что для коммунистической идеологии «опиум народа»
одинаково вреден в любой упаковке: будь то ортодоксия (Православие) или
ересь. Однако отношение к сектантам за семьдесят лет советской власти
резко колебалось вместе с колебаниями линии партии. Эта кривая линия
вычерчивалась не по доктринальному принципу, а по беспринципному
постулату «цель оправдывает средства».
О печальном романе большевиков с сектантами в 20-е
годы сегодня широкая публика слабо осведомлена. Совершим краткий экскурс
в прошлое. Сектантство на территории России возникло давно: уже в XII
веке в Киевской Руси известна секта богомилов, в XIV — стригольников, в
XV веке в Новгороде появляется так называемая «ересь жидовствующих», но
относительно заметным явлением русской жизни сектантство становится в
конце XVII — начале XVIII века, когда из среды раскольников выделились
две секты, отличающиеся ярко выраженным асоциальным и изуверским
характером, — хлысты и скопцы. Затем стали появляться и другие секты.
Длительное время имперское правительство пыталось «локализовать» и
изолировать это болезненное явление народной жизни, прибегая к жестким
репрессиям по отношению к сектантам (аресты, ссылки). Логика действий
правительства в отношении сект диктовалась преимущественно
прагматическими соображениями. Так, имперская элита могла одновременно
ассимилировать «наиновейшие» идеи, идущие с Запада (вольтерьянство,
масонство) и жестко поддерживать вероисповедную однородность на
территориях, заселенных православными [1].
Начиная со второй половины XIX века позиция правительства в отношении
сект стала дифференцированной, определяясь степенью лояльности последних
по отношению к государству и обществу. Дело в том, что для значительной
части русских сект был характерен религиозный нигилизм, то есть
отвержение государства, общества, светских законов и даже религиозных
заповедей как утративших силу для тех, кто имеет «личное озарение». Вот
что, к примеру, заявляли сектанты-духоборы: «Никакой земной власти не
признаем... Всякую организацию, установленную насилием, почитаем
незаконною; такова власть земная и человеческие установления, законы;
повиноваться им не желаем, они учат людей убийству... Земля — Божия; она
создана для всех равно... У христиан все должно быть общее, ни у кого
своего ничего нет... Отечества на земле не знаем... стремимся к
отечеству небесному, а земным не дорожим и охранять его не хотим»
[2].
Подобные установки делали сектантов естественными союзниками
революционеров всех мастей (народников, анархистов, социалистов). К
этому альянсу частично примыкали и сектанты, не исповедующие радикально
нигилистические верования: баптисты, штундисты, адвентисты седьмого дня
(последние стали появляться в России с 90-х годов XIX века). Эти
сектанты надеялись, что смена государственно-политической системы
позволит им расширить сферу своего влияния и вытеснить в конечном итоге
Православную Церковь на обочину общественной жизни. Соблазн был велик,
но соблазнитель был намного умнее и сильнее в закулисных играх. Ленин в
своей известной книге «Что делать?» обращал внимание на то, что
сектантами необходимо воспользоваться — как их настроениями, так и
фактами их преследования со стороны властей. Воспользовались умело. На
II съезде РСДРП была принята специальная, написанная Ульяновым-Лениным,
резолюция о необходимости социал-демократической работы среди
«вольнолюбивого» сектантства, а вскоре стал издаваться особый
«социал-демократический листок для сектантов» — «Рассвет».
Точную численность сектантов дореволюционной России установить трудно.
Согласно данным переписи 1897 года, общее число раскольников и сектантов
составило 2 137 738 человек. Радикалы считали, что в России не менее 6
миллионов только одних сектантов [3].
Цифра, очевидно, весьма завышена, но если учесть значительный прирост
баптистов после правительственного манифеста 1905 года, организационное
оформление адвентистов седьмого дня (Всероссийский Союз с
централизованным управлением); появление пятидесятников («христиан веры
евангельской»), то можно предположить, что число сектантов (за
исключением старообрядцев) могло превышать миллион. Израильский
советолог Михаил Агурский отмечает, что русские сектанты внесли «свою
лепту в процесс разрушения “старого мира”, носивший для них мистический
характер» [4].
О своих революционных заслугах сектанты напомнили большевикам в 1925
году. В газете «Безбожник» (!) было опубликовано открытое письмо под
названием «Социально-революционная роль сектантства»
[5]. Письмо подписали руководители
крупнейших сектантских общин России, и адресовано оно было ВЦИК, на
предмет получения от большевистской власти льгот для сектантов.
Придя к власти, большевики использовали сектантство прежде всего в
борьбе с Православной Церковью. По замечанию того же Агурского, «гонения
на Церковь, начавшиеся после Октября, нельзя списывать на одних лишь
большевиков, которые были их инициаторами. В них проявлялась также долго
удерживаемая ненависть сектантской России к Православию»
[6].
Секты, практиковавшие общинную жизнь, в начале 20-х годов были включены
в план «социализации села». При Наркомземе была создана даже специальная
комиссия для устройства сельхозкоммун и образцовых колхозов из числа
сектантов — Оргкомсект. Религиозные радикалы демонстрируют
большевикам-атеистам свое полное одобрение. Так, члены молоканской
коммуны «Новая жизнь» пишут в Центральный Совет секты в марте 1925 года:
«Коммуна просит, чтобы Советскую власть поддерживали всеми силами и
средствами... Ибо власть Советов поставлена и утверждена Самим Богом.
Партию большевиков-коммунистов считать благословенной Богом, члены их
верные служители Божии; это верно, аминь! Мировая революция быстро
приближается и исчисляется не годами, а месяцами, Бог ускоряет Свое
дело» [7].
Мировая революция не состоялась, и большевики, упрочив свой режим, с
конца 20-х годов стали освобождаться от попутчиков. Открытые массовые
репрессии против сектантов начались в эпоху коллективизации, когда
уничтожалась одна сектантская коммуна за другой. «Умеренные» сектанты —
баптисты, евангелисты («пашковцы»), адвентисты, вероучение которых не
включало радикальных социальных идей, рисовались Агитпропом как скопище
«буржуазных», «антисоветских», «антисоциалистических» элементов. Новая
власть прошлась по сектантам таким катком, что к знаменательному
историческому моменту «гласности и перестройки» о них практически
забыли.
Изо всех дореволюционных сект только баптистам удалось частично выжить и
даже легализовать свое существование в 1944 году в качестве религиозной
организации «Союз евангельских христиан-баптистов СССР». Под свое крыло
баптисты приняли поредевший (впрочем, и до сталинских репрессий
сравнительно малочисленный) отряд пятидесятников при условии, что
последние откажутся от практики «говорения на языках» (глоссолалии)
[8].
Узаконенное существование баптистской организации сопровождалось жестким
прессингом власти, и баптисты оказались в своеобразной резервации, о них
много писали «научные атеисты», сами баптисты вынуждены были молчать,
«миссия» (распространение своего учения), что вменяется в обязанность
каждому члену баптистской общины, каралась по действующему закону о
религиозных объединениях 1929 года.
Сектанты изначально составляли замкнутую референтную группу, стоящую в
оппозиции к исторической России, к ее культурной традиции.
Историко-культурная беспочвенность русского сектантства облегчала
использование его в политических интересах. И большевики здесь не
исключение. Гитлер в годы войны, по свидетельству его собеседника Г.
Пикера, рассчитывал воспользоваться сектантством для расчленения и
дезинтеграции России: «В любом случае следует избегать создания единых
церквей на более или менее обширных русских землях. В наших же
интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своими
представлениями о Боге. Даже если таким образом жители отдельных
деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических
культов, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым
разъединяющие тенденции в русском пространстве еще более усилятся»
[9]. Такое вот неожиданное
предвосхищение стратегии «религиозного плюрализма».
Распад СССР и смена политической системы не только изменили привычные
для большинства социальные устои, но и основательно перепахали ниву
«научного атеизма».
Обнаружилось, что, несмотря на все старания идеологической машины, нива
эта не принесла запланированного урожая. Убежденные материалисты
составляли отнюдь не «подавляющее большинство» советского общества.
Стоило «руководящей и направляющей силе» (ст. 6 Конституции СССР) сдать
свои позиции, как атеизм вышел из моды, а табуированное слово
«духовность» вернулось в наш лексикон — с исключительно положительной
коннотацией, но с весьма размытым значением. Массовое стремление к
неопределенной «духовности» за пять-шесть лет радикально изменяет
ситуацию на постсоветском пространстве. В истории русского сектантства
наступает «новая эра».
Старорусские секты, точнее, те осколки, что уцелели в подполье за годы
советской власти, возродиться уже не смогли. За 12 лет действия нового
закона «О свободе совести» не объявились ни молокане, ни духоборы (до
революции значительные по численности). Место сибирских хлыстов
стараниями западных миссионеров заняли «харизматики». Старые «локальные
секты» сегодня являют собой замкнутые маргинальные группы в пределах
своей исторической «малой родины». Например, «федоровцы» и «субботники»
в трех селах Воронежской области. Короче, старые русские ереси оказались
неконкурентоспособными и невостребованными в постсоветском обществе — не
тот менталитет, не те финансовые и организационные возможности.
Возродились и значительно приумножили свои ряды лишь секты,
принадлежащие к международным организациям с зарубежными центрами
управления: баптисты, адвентисты седьмого дня, пятидесятники. Но
изменилось наполнение понятия «секта». Если в дореволюционной литературе
слово «секта» употреблялось в том значении, в котором оно вошло в обиход
на Западе с XIII века [10],
то в сегодняшней России секты (известные, малоизвестные и ранее
неизвестные) пополняются и формируются преимущественно за счет бывших
«условных атеистов», что возвращает слову секта его изначальную
этимологию: сектой в античном мире назывались последователи
нетрадиционных (не вписывающихся в культурную парадигму) философских
учений.
Выбор — на любой вкус. По численности лидируют секты (де-юре —
«религиозные организации»), которые можно было бы объединить под маркой
«made in USA», — заокеанский экспорт «духовности». В 1992 году на
территории СНГ высадился первый десант американских миссионеров, за
первой волной «евангелизаторов» последовали представители тех
религиозных организаций, которые на их исторической родине — США —
именуются «культами» (что соответствует по смыслу нашему понятию секты).
Самый большой успех выпал на долю «Свидетелей Иеговы», второе место
делят между собой адвентисты седьмого дня и «харизматики» (неопятидесятники).
Бостонское движение, возникшее в США в 70-е годы, «церковь Христа»,
работает исключительно в молодежной среде, но, очевидно, по этой
причине, оно достигло меньшего, чем вышеназванные культы. В наших
либеральных СМИ иногда утверждается, что членами различных сект стало 2
миллиона молодых людей. Кто вбросил эту цифру, неизвестно, но она
высосана из пальца. При всех стараниях «западных культов» их улов в
молодежной среде невелик. Молодое поколение — от шестнадцати до двадцати
— воспитано телеэкраном, у него сформировались свои представления о
«свободном мире» и «правах человека», в духовном плане ценностную
ориентацию значительной части нашей сегодняшней молодежи можно было бы
выразить одной фразой: «Не в правде Бог, а в силе» — прискорбный
перифраз слов святого благоверного князя Александра Невского. Это для
наших предков правда Божия была одна на всех, а в «плюралистическом
обществе» правда у каждого своя, зато сила — понятие универсальное.
Поэтому подростки и молодые люди устремились в восточные единоборства,
припудренные дзэн-буддизмом, в оккультные сообщества — от «Нового
акрополя» для «высоколобых» до сатанинских культов для «узколобых».
Западные культы притягивают по преимуществу «тех, кому за тридцать» (в
меньшей степени тех, кто еще не достиг тридцати). Стало быть,
приверженцы западных сект вошли в постсоветскую историю не в детском
возрасте.
Ситуация с нашествием западных, преимущественно американских,
миссионеров и небезуспешная, надо признать, их деятельность в
постсоветской России имеет ряд черт, сходных с историей
рационалистических религиозных движений на юге России во второй половине
XIX века: с историей южнорусской штунды и баптизма. Тогда немецкие
миссионеры не имели успеха у своих бывших соотечественников — «русских
немцев».
Из немецких колоний (Екатеринославской, Таврической, Павлодарской,
Киевской губерний) проповедников нетрадиционной веры выдворяли
незамедлительно, духовный урожай они собирали на ниве крестьянства
окрестных селений.
Церковные авторы, исследовавшие эту волну сектантства, единодушно
утверждали, что «штундо-баптизм» был средством германизации русского
населения.
Маловероятно, что германские власти планировали «идеологическую
диверсию». В те времена такими приемами еще не пользовались, не было
понятия об «информационных войнах» или «духовной агрессии». Но то, что
на первых порах распространения баптизма руководителями общин,
проповедниками и учителями были немцы, исторический факт. И то, что
обращенные в новую веру с большим пиететом относились к «немецкому
образу жизни», к самой Германии, тоже факт [11].
Похожее явление мы наблюдаем и в сегодняшних западных сектах.
Религиозная доктрина, соединяясь с жизненными установками заокеанских
проповедников, приводит к убеждению, что «свет пришел с Запада». И далее
новообращенные проповедники из русских не только используют заученные
приемы агитации за «истинную веру», но и внешне подражают своим
учителям. Конечно, комично слышать русскую речь с американским акцентом
у молодых людей из «церкви Христа», которые вообще не говорят
по-английски (с иностранными языками и в новой России дела обстоят не
лучше, чем в старой). Или читать приглашение на лекции, организуемые «Заокской
духовной академией», кою малосведущие люди принимают (по аналогии с
Московской духовной академией) за православную: «У вас не ладится
семейная жизнь? Вы хотите добиться успеха в делах? Сложные отношения с
детьми? — Приходите к нам, вы узнаете, как можно разрешить ваши
проблемы. Есть удивительная книга, в которой вы найдете ответы на ваши
вопросы». Это типичная реклама адвентистов седьмого дня — не только по
стилю, но и по образу мысли. В жизни все должно быть о’кеу, «книга»
(Библия) поможет снять все проблемы. «Успех в делах» получает
религиозную санкцию — кальвинистская закваска американского образа
жизни. Нашим неофитам хочется если не стать американцами (что удается не
многим), то хотя бы в этом походить на заокеанских собратьев по вере.
Не будем наивно полагать, что на исходе XX века религиозная жизнь стоит
вне политики. Приписываемая Гитлеру идея насаждения конфес-сионального
плюрализма в России многим пришлась по вкусу.
Деятельность миссионеров в России сегодня поддерживается США на
государственном уровне. Это не обвинение «в идеологической диверсии» —
знакомое нам клише с советских времен. Но политический интерес в
религиозной «плюрализации» российского общества налицо (причем объектом
«евангелизации» стали русские; в регионах с традиционно исламской
ориентацией активной деятельности зарубежных «евангелизаторов» не
наблюдается).
Пусть читатель поразмыслит, с какой целью создана комиссия по соблюдению
свободы совести, отчет которой заслушивает Конгресс США (соответственно
и финансирует ее деятельность). Речь идет не о защите прав американских
граждан. Цель комиссии — наблюдать за положением дел в других странах,
однако и тут объекты наблюдения избираются по весьма странному принципу:
в центре внимания Россия (с большой осторожностью упоминается Китай), но
Саудовская Аравия, Пакистан, Израиль остаются вне поля зрения борцов за
свободу совести, то есть стратегические союзники США, как жена Цезаря,
«вне подозрений». Такие мелочи, как запрет открыто исповедовать
христианство или отказ в гражданстве «выкрестам», не следует принимать в
расчет, когда речь идет о национальных интересах Америки. Воспитание же
в россиянах «толерантности» к иноземным религиозным учениям — задача,
очевидно, первостепенной важности. В 2002 году вышеуказанная комиссия
рекомендовала Конгрессу учредить специальный фонд для поддержки
российских журналистов, которые отстаивают права религиозных меньшинств
и способствуют развитию толерантности в общественном сознании
[12].
О каких правах идет речь? По новому российскому закону юридически
уравниваются все религиозные организации: формально нет различий между
Русской Православной Церковью и другими организациями, будь то
«Свидетели Иеговы», адвентисты седьмого дня или «харизматики» (неопятидесятники).
Никого, слава Богу, не преследуют: по улицам бегают, останавливая
прохожих, «Свидетели Иеговы», «Заокская духовная академия» (адвентисты
седьмого дня) арендует бывшие дома культуры, приглашая всех желающих
прослушать цикл лекций «о семейном воспитании детей», «о том, как
добиться успеха в делах и счастья в личной жизни»; раздают комиксы на
сюжет, каким плохим я был раньше и какой я стал хороший, когда начал
изучать Библию и убедился, что вот-вот наступит конец света и
единственное спасение — примкнуть к «истинной церкви» (к адвентистам)
или незамедлительно вступить «в организацию Бога» («Свидетели Иеговы»),
— каждый рекламирует свой товар, вкладывая в рекламу, по нашим меркам,
огромные деньги.
Так в чем же дело? Ради чего Мадлен Олбрайт, в бытность свою
госсекретарем, во время официального визита в Москву встречается с
Патриархом Алексием II? Главою государственной Церкви, как английский
монарх, она не является, что же привело г-жу Олбрайт в патриаршую
резиденцию? Из информированного источника доподлинно известно, что г-жа
Олбрайт настойчиво призывала Патриарха соблюдать права религиозных
новообразований. Напрасно ей пытались объяснить, что Православная
Церковь от государства отделена и по закону имеет статус «религиозной
организации» наравне с другими. Но госсекретарь, казалось, не слышала
слов собеседника. Она продолжала настаивать: «Вы должны предоставить
(?!) всем равные права». О каких правах говорила Олбрайт? Очевидно, о
праве на равное общественное признание.
На пике «евангелизации» России, в 1994 году, диакон Андрей Кураев писал
об опасности «духовной катастрофы в России», которую «перестраивают на
американско-протестантский лад». По словам Кураева, «если это удастся,
это будет другая страна, не имеющая уже ничего общего со своей
тысячелетней историей» [13].
Однако ко времени визита г-жи Олбрайт дело забуксовало. Приток неофитов
в западные секты сокращается, общественного признания миссия «евангелизаторов»
не получает, несмотря на информационную поддержку либеральной прессы.
Напрасно г-жа Олбрайт усмотрела в этом происки Московской Патриархии. У
Православной Церкви не было ни опыта, ни фондов, которыми располагают
американские антикультовые центры и миссии, публикующие ежегодно десятки
изданий против «культов», по тем или иным причинам не вписавшихся в
традиционный истеблишмент протестантских конфессий США: это «Свидетели
Иеговы», адвентисты, «церковь Христа», «харизматики», мормоны и проч.
(мы упоминаем лишь те культы, которые в России лидируют по активности,
численности миссионеров и новобранцев).
«Крестовый поход» (так называлась одна из миссий американских «евангелизаторов»)
не нашел поддержки в достаточно широких кругах российского общества.
Западные культы привлекли к себе лишь ограниченное число тех людей
(далеко, кстати, не худших) из определенного социокультурного слоя,
которых в прежнее время именовали «простой советский человек». Попытки
западных социологов проанализировать первоначальные успехи зарубежных
миссионеров на постсоветском пространстве не проясняют сути дела и ведут
к ошибочным прогнозам. Так, не оправдалась надежда Айлин Баркер на
«толерантное» поведение лидеров-миссионеров с Запада, которые на
собственном отечественном опыте знают некоторые опасности и заблуждения,
связанные с членством в религиозных меньшинствах, и будут стараться их
избегать. По мнению Баркер, «они, скорее, будут советовать местным
обращенным поддерживать отношения со своими семьями, чем порывать с
ними... Разграничение между членами движения и остальными людьми навряд
ли будет столь резким, каким оно было на заре движения»
[14]. В постсоветской России об этом
прогнозе можно сказать: сбылся с точностью до наоборот.
------------------------------
1 К чему приводит утрата этой однородности при единой
этнической основе, демонстрируют недавние события в бывшей Югославии,
где сербы-мусульмане и сербы-православные взаимно истребляли друг друга,
и перспектива на их мирное сосуществование пока не просматривается.
2 Цит. по кн.: Бонч-Бруевич В. Д. Избр.соч. М., 1959. Т. 1. с. 171—172.
3 Там же с. 174 — 175.
4 Агурский М. Идеология национал-большевизма.
Париж, 1980. с. 27.
5 См.:«Безбожник». 1925. № 49 (150)-50 (151); републиковано
в альманахе «Воронежская беседа», Воронеж, 1995.
c. 136—139.
6 Агурский М. Указ. соч., С. 27.
7 Цит. по кн.: Клибанов А. И. Религиозное сектантство и современность.
М., 1969, с. 244.
8 «Говорение на языках» — отличительная черта пятидесятников («христиан
веры евангельской»), утверждающих, что во время молитвенного экстаза на
них (как на апостолов в день Пятидесятницы) сходит Святой Дух, видимым
доказательством чего является дар говорения «ангельскими языками» —
непонятными звукосочетаниями (глоссолалия).
9 Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993.
с. 198.
10 Повторюсь: секта — группа, исповедующая учение, не согласное с
церковным Преданием, и отделившаяся от Церкви по этой причине.
11 См.: например: Алексий (Дородницын), еп.
Религиозно-рационалистические движения на юге России во второй половине
XIX столетия. Казань, 1909.
12 См.: Филип Уолтере. Фактор внешней политики. /«НГ-религии», 2000, 17
мая.
13 Кураев А., диак. Все ли равно, как верить? //Сборник статей по
сравнительному богословию. Клин, 1994. С. 9 — 10.
14 Баркер А.Кто же победит? Национальные религии и религиозные
меньшинства в посткоммунисти-ческом обществе/Пер. с англ.//Страницы.
Издание Библейско-богословского института святого апостола Андрея. М.,
2000. Т. 5, вып. I. С. 105 — 136.
Продолжение следует
|
