Преподобноисповедник Сергий (Сребрянский)

На Освященном Юбилейном Архиерейском Соборе, состоявшемся в августе 2000 года, среди сонма новомучеников к лику святых Русской Православной Церкви был причислен архимандрит Сергий (Сребрянский). И хотя до общероссийского прославления он почитался в Тверской епархии, а до пострига был известен как протоиерей Митрофан, духовник
Марфо-Мариинской обители и сподвижник преподобномученицы великой княгини Елизаветы, молодые годы
жизни его, от рождения до первых лет церковного служения, связаны с Воронежской землей.

Митрофан Васильевич Сребрянский родился 1 августа 1870 года [1] в селе Тресвятском Воронежского уезда Воронежской губернии в семье священника. Как и большинство детей священников, он получил духовное образование - успешно закончил Воронежское духовное училище, а затем семинарию. Часть образованного общества того времени пренебрежительно относилась к Церкви, полагая добиться идеального социального устройства государства через общественные движения.
Под влиянием народнических идей Митрофан Васильевич поступает в Варшавский ветеринарный институт. Однако в душе у него не было ощущения правильности избранного пути. В Варшаве он познакомился со своей будущей женой Ольгой Владимировной Исполатовой, дочерью священника, служившего в Покровском храме села Владычня Тверской епархии. 29 января 1893 года они обвенчались. К этому времени в молодом человеке уже созрело решение вступить на путь священнического служения. 2 марта того же года епископ Воронежский Анастасий (Добрадин) рукоположил Митрофана Васильевича в сан диакона к Стефановской церкви слободы Лезиновки Острогожского уезда. В сане диакона отец Митрофан пробыл недолго. 1 марта 1894 года он был назначен священником 47-го драгунского Татарского полка. 20 марта того же года епископ Острогожский Владимир рукоположил его в сан священника.
15 января 1896 года отец Митрофан был перемещен на вакансию второго священника к Двинскому военно-крепостному собору. А 1 сентября 1897 года назначен настоятелем Покровского храма 51-го драгунского Черниговского полка в городе Орле, шефом которого была великая княгиня Елизавета Феодоровна. Летом 1903 года в Сарове состоялось торжественное прославление преподобного Серафима. На этих торжествах отец Митрофан был представлен великой княгине Елизавете Феодоровне и произвел на нее самое благоприятное впечатление своей искренней верой, смирением, простотой и отсутствием какого-либо лукавства.
В 1904 году началась русско-японская война. 11 июня 51-й драгунский Черниговский полк, а вместе с ним и отец Митрофан, выступил в поход на Дальний Восток. В походе везде, где представлялось возможным, священник со своими помощниками ставил походную церковь и служил. Вместе с полком участвовал в сражениях.
2 июня 1906 года отец Митрофан вместе с полком вернулся в Орел. За выдающиеся пастырские заслуги 12 октября он был возведен в сан протоиерея и награжден наперсным крестом на георгиевской ленте.
В 1908 году великая княгиня Елизавета Феодоровна усиленно трудилась над созданием Марфо-Мариинской обители. Среди других лиц подал свой проект и отец Митрофан. Именно его великая княгиня положила в основу устроения обители. Она пригласила на место духовника и настоятеля храма в обители отца Митрофана. Обитель благословением Божиим, трудами настоятельницы, духовника отца Митрофана и сестер развивалась и расширялась.
Почти сразу после революции великая княгиня была арестована. Незадолго перед арестом она передала общину попечению отца Митрофана и сестры-казначеи. Великая княгиня была увезена на Урал, в Алапаевск, где 5/18 июля 1918 года приняла мученическую кончину.
Отец Митрофан и его супруга Ольга воспитали трех племянников, но поскольку своих детей Господь им не послал, дали обет воздержания от супружеской жизни. Когда произошла революция, они решили принять монашеский постриг. Отец Митрофан был пострижен с именем Сергий, а Ольга - с именем Елисавета. Вскоре после этого Патриарх Тихон возвел отца Сергия в сан архимандрита.
23 марта 1923 года отец Сергий был арестован и выслан на один год в Тобольск. Вернувшись из ссылки, он вновь поселился в Марфо-Мариинской обители, но в 1925 году власти приняли решение о ее закрытии. Отец Сергий и матушка Елисавета выехали в село Владычня Тверской области. Здесь отца Сергия стали посещать многие из его духовных детей. Он использовал отпущенное ему время для научения в вере, поддержки и просвещения ближних.
Но богоборцы не оставляли отца Сергия в покое, и 7 апреля 1930 года его приговорили к пяти годам ссылки в Северный край. Священнику было тогда шестьдесят лет. Из ссылки он вновь вернулся во Владычню.
За исповеднический подвиг, праведную жизнь и глубокое смирение Господь дал отцу Сергию дары прозрения и исцеления.
На его могиле водрузили большой белый крест с надписью: "Здесь покоится тело священноархимандрита Сергия - протоиерея Митрофана. Скончался в 1948 году 23 марта. "Подвигом добрым подвизался, течение жизни скончав".

"Особенные сны мои"

Говоря об отце Митрофане Сребрянском, отмечают, с одной стороны, глубокую трезвенность, простоту, даже некоторую приземленность, а с другой - он обладал необыкновенным духовным дарованием. В дневниках отца Митрофана есть раздел, озаглавленный "Особенные сны мои". Мы предлагаем вниманию читателей одну из записей. Орел. 17 марта 1901 года.
Сон первый. Без рассуждения особенного, хотя и со страхом великим, принял я сан священника. Понимал хорошо я великую важность служения пастырского и ответственность перед Богом и людьми. Мне предстояла возможность пойти по другой дороге. Я мучился страшно. В это время, во второй половине декабря 1892 года, я лег спать. По обыкновению, в своей комнате, головою к чтимому мною образу Святителя Митрофана Воронежского (благословение крестного отца). Вот в эту ночь Господь сподобил меня увидеть удивительный сон. Будто я пришел в монастырь Святителя Митрофана; прошел двором по мосту около собора и вошел направо в архиерейский дом, поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в какую-то светлую комнату, в которой было много моих товарищей по семинарии. Они веселились, танцевали, я же страшно тосковал, особенно же оттого, что на шее своей я ощутил закованную вокруг железную цепь, причем от шеи вниз спускался длинный конец, который я нес в руках. Мне было и тяжело, и стыдно, и я поскорее перешел к окну, которое выходило во двор монастыря и было прямо против входа в собор, где почивают мощи Святителя Митрофана. Подошедши к этому окну, я положил на подоконник конец цепи и, сильно плача, стал, облокотившись, смотреть в окно. Я увидел, что почти от двери архиерейского дома и до дверей собора стояли в два ряда, друг против друга, в облачении священники. Я ожидал, что будет. Немного погодя открылись двери собора, и из них вышел монах в длинной мантии, седой но не Святитель Митрофан. Все священники поклонились ему в пояс и остались на местах, как бы ожидая еще кого-то, а монах прошел в архиерейский дом. Почти вслед за ним открылись двери собора снова, и из них вышел Святитель Митрофан, весьма похожий на мой образ, в мантии, с жезлом в руках. Он тихо пошел к архиерейскому дому. Все священники поклонились ему до земли. Отвориласк дверь, и вошел тот седой монах. Обратившись к товарищам моим, он начал укорять их за танцы и веселье. В это время вошел Святитель Митрофан и, обратившись к монаху, сказал: "Брат, оставь их, зачем укорять, время для молитвы, время и для веселья". Затем подошел ко мне и спросил: "А ты что плачешь?" Я от слез и волнения не мог ничего выговорить, а только показывал рукою на цепь говорил: "Мне тяжело". Тогда Святитель Митрофан благословил меня словам "Упокойся, все будет хорошо и тебе будет легко". Только он это проговорил, как я почувствовал, что нет уже на мне цепи, мне стало так легко и радостно, я хотел броситься к Святителю - и проснулся
Вскоре после этого, 29 января 1893 года, я женился и посвящен был в сан диакона 2 марта 1893 года, и сан священника 20 марта 1894 года принял в [Благовещенском] соборе при мощах Святителя Митрофана. При моем посвящении в сан священника произошла тоже одна удивительная случайность. Преосвященный епископ Владимир (Острогожский епископ Владимир (Соколовский), викарий Воронежской епархии. - Прим. ред.) назначил мне посвящение в Алексеевском монастыре. Уже и всенощную служил я в этом монастыре, и сильно скорбел, что не у мощей Святителя Митрофана приму сан священника, но не успел я дойти до двери храма, как бежит монах и говорит: "Владыка раздумал здесь служить, а у Святителя Митрофана будет служить. Туда и приходите". Да, слава Богу за все.
Прошло два года. Промыслу Божию угодно было перевести меня в Двинск, в военный собор. Благополучно прослужил я здесь год. Но некоторые особенные обстоятельству моей службы в Двинске сделали будто бы то, что я стал недомогать часто, и родные начали уговаривать меня хлопотать перевестись опять в какой-нибудь полк. Я возражал, что меня в Двинск послал Господь и что нехорошо священнику идти против Промысла Божия и самому устраивать службу свою. Разлад душевный у меня был полный. Что делать, на что решиться? Тяжело было невыразимо. В это время я заболел инфлюэнцей.
И вот, в начале декабря 1895 года, Святителю Митрофану угодно было еще раз меня утешить. Я увидел следующий знаменательный сон. Будто бы вышли мы с братом В. во двор (монастыря Святителя Митрофана в городе Воронеже. Я нес в руках какую-то странную тяжесть, вещь в платке. Нам предстояло пройти мимо собора, где находятся мощи Святителя Митрофана. Брат говорит: "зайдем-ка в собор". Народу никого не было. Брат зачем-то вернулся, и я остался один, подошел справа к раке, приложился и отошел. Вдруг вижу, что Святитель Митрофан поднялся из раки и сел, обернулся ко мне и велел перейти на левую сторону раки. Я перешел, неся за собою тяжелую ношу, которую положил на стул, где обычно сидит монах. Святитель подозвал меня к себе. Я подошел, оперся руками о перила и со слезами восторга и умиления стал смотреть в глаза Святителя, которые горели необыкновенной любовью, добротою, ласкою и были какой-то особенной ясности и чистоты. Я смотрел, плакал и говорил: "Недостоин я, Святителю отче Митрофане, такой милости от тебя. Я страшный грешник!" В ответ на это он меня благословил и сказал: "Да, мы грешны, но не ты один виновен в грехах твоих, успокойся . Затем снял с себя верхнюю священную одежду, и я увидел на нем висящий небольшой образок Богоматери в серебряной ризе на синей ленте. Святитель говорит мне: "Поправь ленточку на спине". Я поправил, и вдруг дерзнул сказать: "Святителю отче Митрофане, благослови меня этим образом Богоматери!" На это он мне отвечал: "Жаль мне расставаться с этой иконой - она висит на мне вот уже 200 лет, а все-таки благословлю тебя ею". С этими словами снял с себя образок и, благословивши, надел на меня. Я приблизил рукой его к груди, а Святитель, еще раз благословив меня рукою, сказал: "Теперь иди и помни, что я благословил тебя. Успокойся же, все будет хорошо. Когда же будет нужно, обращайся ко мне, и я благословлю тебя. Я пошел назад, и, к удивлению моему, вся тяжесть моя пропала, и я проснулся. Вскоре после этого я получил приглашение от командира 51-го драгунского полка перейти к нему, и перешел.

Из дневника отца Митрофана
(© Подвижники Марфо-Мариинской обители милосердия. Под ред. прот. Александра Шаргунова. М., 1999)

Хочется привести еще одну дневниковую запись отца Митрофана Сребрянского. На полях русско-японской войны, где он был полковым священником, его настигла весть о мученической кончине великого князя
Сергея Александровича. Эти размышления - во многом пророческие по отношению к надвигающимся на Россию событиям, и они очень близки и понятны нашему времени. 10 февраля, деревня Каулацзы
Нет слов выразить, как сразила нас всех ужасная весть о мученической смерти Великого Князя Сергея Александровича от руки гнусного злодея. Как невыразимо жаль бедную страдалицу Великую Княгиню! Такая добрая, сердечная, чудная женщина, и какое тяжкое горе выпало на долю ей! Один Бог может ее утешить и послать силы перенести постигшее несчастье.
Я уже два раза служил панихиды по Великом Князе, все на том же огороде. Всем хотелось помолиться об усопшем, командир полка, когда сообщил полку об ужасной смерти Великого Князя и о том страдании, какое переносит теперь наша всегдашняя печальница Великая Княгиня, расплакался. Да и трудно было не плакать. Невольно пришли на память слова покойного церковного витии: "До чего мы дожили, о россияне! Что видим, что делаем!" Действительно, дожили до трудных времен - дай, Боже, силы пережить, перенести это страшное внутреннее и внешнее испытание!
Я часто смотрю теперь на картину Васнецова "Преддверие рая". Чудная картина! Перед глазами цари, царицы, князья, мученицы Екатерина, Варвара и другие многие мученики, знатные и убогие, все - труженики, и у всех одно в глазах – исполнен долг, завещанный от Бога. О, Господи, помоги же и нам средна заслуженных нашими беззакониями страданий не упасть духом, не ослабеть в вере в Тебя, в Промысл Твой, помоги смириться, терпеть и, начиная с Царя и кончая самым убогим из нас, - всем исполнить принятый нами на себя долг до конца, невзирая ни на какие злодейства и беды! Чтобы, когда станем перед дверями рая, и мы могли, подобно древним, с надеждой ожидать, что и для нас откроет их Спаситель, так как и мы, насколько были в силах, смирялись, верили, терпели, исполняли свой долг.
Странно, до боли странно, как это христиане мечутся туда и сюда, ища ответа на вопрос, как жить, чтобы на земле царили счастье и правда! Неужели могли забыть христиане, что Господь Иисус Христос так ясно и просто, раз навсегда разрешил этот вопрос, сказавши, что Царство Божие внутри нас! Кажется, ясно - займись каждый прежде всего переделкой себя, своей внутренней жизни, преобразись по образу Христа и при Его благодатной помощи - а внешние-то формы жизни сами собой будут хороши. Человек, преобразившийся по Христу, есть уже такое существо, которое никогда не обманет ни Бога, ни людей. Он честен внутренне и наружно. Общество таких людей под управлением не какой-либо партии непреображенных внутренне людей, а христианского Государя - отца и при святом руководстве Православной Церкви и есть идеальное государство.
Под влиянием последних событий так было тяжело, что казалось, еще мгновенье - и голова расколется пополам. Христос, Христос - о, как верно Он именуется Спасителем! Что было бы с нами, если бы не вера в близость Отца Небесного, Который знает, что и для чего делает, попускает! Эта вера и молитва спасли. Выйдешь на огород наш, взглянешь туда, в синеву небес, вознесешься мыслию и сердцем к Нему, Сладчайшему нашему Отцу и Другу, вздохнешь пред Ним глубоким-глубоким вздохом покаяния, смирения,
просьбы о сочувствии и помощи, и вдруг так ощутительно почувствуется Его сладкий голос там, внутри, у сердца: "Зачем усомнился, маловерный, ведь Я же сказал заранее, что в мире скорбны будете, но дерзайте, яко Аз победих мир, что претерпевый до конца спасется, что не будьте подобны тем, кои во время счастья веруют, а во время напастей отпадают, что Я с вами до скончания века".
И вдруг самому мне странно становится, как это я мог отдаться унынию, ведь сила наша - Христос, Который претерпел страшные страдания, ужасную смерть и кончил тем, что все это победил Своим Воскресением, предрек и обещал верным последователям Своим ту же победу. Ведь эта побеждающая сила с нами. О, ничего не боюсь, пусть все силы ада идут на нас, пусть мы останемся малым стадом, но слов Спасителя: "Не бойся, Я с вами!" - никогда не забудем. Прочь, прочь уныние, дай место вере, надежде, любви. Аминь - кто-то говорит в душе, - и мир снисшел в сердце, и снова улыбка на лице. Слава Тебе, Господи, за все в нашей жизни, какое счастье, что мы - христиане!
Я послал Великой Княгине телеграмму, а потом написал и письмо, не мог удержаться - ведь горе-то, горе какое! Сколько раз она утешала нас на войне и близких наших, мог ли молчать я, христианин и священник, когда она сама оказалась в таком ужасном несчастье!

"В гостях у деда Митроши"
(© А. Сребрянский)

1947-и, лето. Голодный послевоенный год для воронежцев. Дядя митроша, так мы звали его в семье, прислал письмо и приглашал нас погостить у него. Хотя было и трудно и дорога была дорогой, мой дед Василий, тоже священник, служивший в епархиальном управлении, взял нас, детишек, с собой. Он часто бывал у брата. Поехали я, семнадцатилетний школьник, мечтавший стать кораблестроителем и занимавшийся успешно легкой атлетикой, моя двоюродная сестра Вероника и брат Миша, дети Серафимы Васильевны. Я по возрасту был старший. В Москве мы посетили оставшихся в живых родственников - семья у моего прадеда Василия (тоже священника) была большой. Затем поехали в Тверь, а за ней со станции Крючково около восьми километров шли пешком по перелескам древней Тверской земли. Конечно, природа, окружающий нас лес заметно отличались от пейзажей нашего Воронежеского края. Я ждал встречи с двоюродным дедом, о котором много слышал от своих родителей, но которого мало знал лично. Время было трудное. Но дух Сребрянских отличал нас - мы добросовестно относились ко всему, что нам по-
ручалось: если учиться, то на "отлично", если работать, то честно. Рассказывали, что прадед запретил своему старшему сыну учиться в духовном училище, так как он получал "тройки". Он потом стал учителем и был директором первой гимназии города Воронежа. И вот показалась живописная деревушка, село Владычня. Родительский дом Ольги Владимировны, матушки деда Митроши, был разрушен, был разрушен и Покровский храм, от которого уцелела лишь алтарная часть. Крайняя к лесу небольшая изба, перед которой была красивая травяная полянка, - дом, где жили дядя Митроша и его матушка. Эта небольшая изба с русской печкой-лежанкой была куплена для них духовными детьми батюшки. Огорода у них не было. Нас встретил высокий и поджарый старик с седой головой и окладистой бородой, слегка впалыми глазами и большим носом. Такими были все мужчины Сребрянские. Доброта и радушие чувствовались в его словах и движениях. Все мы разместились в единственной комнате избы, в ней же лежала больная (инсульт) матушка Елисавета. Около нее, постоянно находились две монашки, бывшие сестры Марфо-Мариинской обители. После закрытия многие поселились в Тверской губернии, а некоторые - около своего духовника, отца Митрофана (в монашестве архимандрита Сергия). Притягивал взор иконостас освящавший избу каким-то таинственным светом. Я, как и все в то время, был далек от Бога, но какое-то ощущение другого мира доброго и теплого, присутствовало в комнате. Потом я увидел, как дед Митроша в воскресные и праздничные дни становился священником - надевал облачение, митру и совершал службу в присутствии приходящих к нему жителей села и окрестных деревень. Храмы были разрушены, а у народа оставалась потребность в общении с Богом и его верным слугой пастырем, отцом Митрофаном (архимандритом Сергием).
Мы присутствовали иногда на службе, не понимая ее, но видели вдохновенные лица молящихся и понимали, что происходит что-то важное. Дед Митроша ласково относился к нам, брал малышей на колени, игрался с ними. А меня, взрослого, внимательно расспрашивал о технике бега о планах на будущее. Он нам рассказывал о себе. О войне, об обители, о встречах с царем и, конечно, о великой княгине Елизавете Феодоровне. Рассказывал о Боге. Интересовался моими планами.
Очень много, я вспоминаю, было разговоров о милосердии. Всего этого я в то время не знал, и слышать все это впервые, от деда, непосредственного участника событий, было очень интересно. Николай "Кровавый" представился мне в другом свете: порядочный и добрый человек, любящий отец семейства, высокоэрудированный. Это он знал от сестры царицы - великой княгини Елизаветы Феодоровны.
Марфо-Мариинская обитель милосердия была их детищем, вместе они несли подвиг милосердия до конца. Дед мечтал возродить обитель. Возможно, эти беседы в течение двухмесячного пребывания в гостях у деда Митроши направили меня, выпускника-медалиста, в медицинский институт. Я стал врачом. Об этом он при жизни не узнал, но, видимо, чувствовал мое призвание.
У меня был с собой "Фотокор", и я сделал несколько удачных снимков. Фото деда Митроши [2] я отдал для статьи в церковный журнал. На фотографии он такой же, как и в жизни: доброе лицо, излучающее какой-то свет. Я называл его святым. Он всегда по-доброму беседовал с каждым, обращающимся к нему. Во время службы (литургии) оно было особенным, вдохновенным. Тесная комната избы не вмещала пришедших. Я ощущал при этом другой, горний мир, который нам был недоступен в то время, - мир любви.
В селе Владычня у деда Митроши мы отдохнули. Наелись естественной деревенской пищи, надышались свежим воздухом. Все это, и особенно атмосфера добра, укрепило нас, приехавших к нему на лето. Общение с дедом, образ его жизни не прошли для меня бесследно. Когда мы уезжали, я думал, что на следующий год снова приеду сюда, но весной деда не стало. То, что было в том далеком 1947 году, вспоминаю с любовью и с некоторой грустью. И до сих пор хочу снова побывать гостях у деда Митроши.

------------------------------
1 В одном из писем, написанном из села Владычни 14 июля 1946 года архимандритом Сергием (Сребрянским) и сохранившемся в семейном архиве воронежских родственников подвижника, старец пишет: "а мне в этом месяце - 75 лет". Это дает основание предполагать, что родился отец Сергий в 1871 году.
2 Снимок опубликован в нескольких изданиях и известен как последняя фотография архимандрита Сергия 1946 года.