|
Этого дня мы с мамой ждали давно. Наша соседка тетя Маруся обещала взять
нас с собой за ягодами. В то лето уродилось много луговой клубники. Тетя
Маруся знала заповедные места, где много этой ягоды, еще с детства. До
замужества она жила в деревне Ярославка, вот туда мы и отправились
ранним июльским утром. Автобус часто делал остановки, высаживая
пассажиров, но в него почти никто так рано не садился.
Мы въехали в небольшую деревню, вытянувшуюся вдоль дороги. В
палисадниках около вросших в землю избушек возвышались над
полусломанными штакетниками белые, розовые, темно-малиновые мальвы. По
дороге не торопясь шло стадо худых коров, погоняемое пастухом на лошади.
Автобус поехал совсем медленно.
Мы проезжали мимо бывшего храма со снесенными куполами, превращенного в
сельский клуб. Заколоченная дверь и обвалившиеся куски штукатурки
говорили о том, что сейчас он не действует. Тетя Маруся, глядя на храм
из окна, перекрестилась и стала пробираться к выходу. Мы последовали за
ней. Выехав из деревни, автобус повез нас по проселочной дороге между
полей с рожью и васильками. Около поворота он остановился, и мы вышли.
Тетя Маруся, тяжело опираясь на палку, повела нас по небольшой тропке
между полей к видневшемуся невдалеке березняку, переходившему в
смешанный лес.
— Дышите! Воздух-то здесь какой — не напьешься им, не надышишься,
свежий, чистый, травяной, — восхищалась тетя Маруся.
Мы вошли в смешанный лес, держась правой стороны, поближе к оврагу, в
котором таял молочно-белый туман.
— Здесь и остановимся. В овраге будем ягоду собирать. И белую можно
рвать, она все равно сладкая, только в тени росла, — сказала тетя
Маруся, складывая свои вещи около корней дуба на опушке. — Старая я
стала, восемьдесят два годка уже, наклоняться не могу, а ляжешь в
овраге-то, переворачиваешься с боку на бок да ягодку собираешь. Коровы
до нее очень охочи, а в овраг они не ходят: крутой дюже для них. Вот нам
ягодка-то и достанется…
Тетя Маруся помолилась, и мы стали собирать луговую клубнику. Не
пропускали и душистый чабрец и зверобой для чая, росшие местами по
склонам. Туман скоро рассеялся, и вдали на холмах мы увидели еще одну
деревушку — с белой полуразрушенной колокольней — и небольшую речушку,
огибавшую деревню слева. По ее берегу ходили козы. Это была Ярославка,
родная деревня нашей соседки. Было тихо, мирно и как-то благодатно
вокруг, словно и не было города с его шумом, машинами и многоэтажными
домами.
Мы были здесь в первый раз, но сразу почувствовали, что эти места —
родина не одной только тети Маруси. Взгляд рассматривал неброский
деревенский пейзаж, и возникло чувство, что ты вернулся сюда после
долгой разлуки с чем-то дорогим и близким. «Россия, Русь, — подумала я,
— веками здесь все то же, ничего в природе не меняется».
Солнце стало пригревать сильнее, роса высохла, высоко в небе закружились
птицы. Я надела косынку, мама тоже, да еще прилепила дубовый листок на
нос, чтобы он не обгорел. Ягоды было много, и мы почти не передвигались
с места на место.
Часа через четыре мы решили позавтракать и расположились наверху оврага
в тени дуба. Кувшины с ягодами были почти полными.
— Тетя Маруся, расскажи нам что-нибудь божественное! — попросила я,
зная, как ясно и доходчиво может она говорить о Боге, хотя нигде этому
не училась.
— А то и расскажу, что благодарить нам надо Его, Бога-то. Смотри-ка,
какая красота здесь: и воздух необыкновенный, и поле, и речка, и лес, и
пташки Божии… Каждая травинка, каждая ягодка Им создана, чтоб мы
радовались. А тишина какая! Только и слышно птичек да кузнечиков в
траве. Да мы еще, грешные, говорим, нарушаем порядок. Я вот иногда
задумываюсь: как нам Господу кланяться надо за все. А у нас церкви
поруганные стоят, восстанавливать их не для кого — вся молодежь из
деревни в город подалась. А раньше-то — какие в них службы были! На
праздники вся деревня, бывало, соберется, бабы-то одна наряднее другой.
И всем миром друг другу помогали — дом поставить или в другой нужде
какой. Бога боялись… Я вот помню, как на Троицу матушка моя всю мою
горницу травами, ветками уберет. А я пол деревянный, некрашеный,
кипятком промою, так что пар от него идет. Только лампада у иконы горит…
И дух такой в горнице стоит — от скошенных трав, цветов и ладана… Ляжешь
спать на Троицу после службы в храме да хороводов-песен в деревне и не
знаешь — в раю ты али на земле. Я девушкой больше всего Троицу любила. А
в церкви как ладно все! Березки, цветы, весь пол в травушках пахучих. А
мы, бывало, ждали, когда из алтаря траву вынесут, так этой травкой
подушки маленькие набивали да в гроб клали, если преставится кто. Этому
старики нас научили. Строгие они у нас были на деревне, к страху Божию
приучали сызмальства. А как потом церкви порушили да службы запретили —
все пошло вкривь в душах людских. Одна красота эта прежняя у природы-то
и осталась, да и то там, где антеннами да проводами ее не исказили.
— Тетя Маруся, а как же вы говорите, что за все надо благодарить
Господа, а храмы-то вот в каком непотребном виде стоят. Значит, по Его
воле?
— Да, попустил Господь за грехи наши. Это все дела врага Его, сатаны,
которому люди кланяться стали. А Сам Господь милостив, ах как милостив к
нам, грешным да неразумным! Велико долготерпение у Тебя, Господи, слава
Тебе! Все ждет — вдруг люди опомнятся, на красоту Божию посмотрят да
снова уверуют. Ягодки вон сколь сегодня набрали — да духовитой такой! Я
каждый год как соберу их, так пучок травы с ягодками на икону и повешу,
молюсь, чтобы и в этот год привел Господь еще ягодок здесь собрать.
Родные ведь мои это места, все знакомо. Будто с родителями своими
вижусь. Они у храма похоронены были, да где там — ни одной могилки не
сохранилось. Одна колоколенка стоит, печалится о почивших. Царство им
Небесное! А вы молитесь Господу почаще и за все благодарите. Я бы вот до
своих лет никогда не дожила, если бы не молилась Ему. А Он каждое сердце
видит, — заключила тетя Маруся.
Мы доели хлеб, картошку, допили прохладный чай, собрали мусор, взяли с
собой, чтобы выбросить в городе. И продолжили сбор ягод. Но в овраге
становилось все жарче и суше, солнце палило все сильней. Даже кузнечики
затихли в траве. Было душно.
— Оставьте ягодку до другого раза, пусть еще поспеет. Пойдемте к
автобусу, а то опоздаем — он в поле ждать не будет, пока мы из васильков
выберемся, — говорила тетя Маруся, уже стоя наверху оврага и поднимая
свою палку. — Бог даст — еще сюда приедем, в будущий-то год, а то тяжело
мне стало ездить сюда…
— Мам, давай и мы пучок ягод у своей иконы повесим, чтобы побывать здесь
еще раз с тетей Марусей, — сказала я.
Мама кивнула. Мы, нагруженные травой и ягодами, медленно шли опушкой
леса, из которого не хотелось выходить на палящее солнце и пыльную
дорогу. Было чего-то бесконечно жаль — и разрушенного, устоявшегося
прошлого, и старенькую тетю Марусю, у которой часто болело сердце, и
быстро пролетевшего времени в этом не оставленном Господом месте.
|
