|
БОЖЬЯ КАРА
Невысокая полная женщина, Колядина Вера Петровна, по
кличке Квашня, стояла у загнетки с чаплей в руках. Время от времени она
выхватывала из печки сковородку с приятно пахнущими оладьями и, поддевая
их ножом, сбрасывала в зеленую кастрюлю. Мигающие отблески огня елозили
по ее лоснящемуся широкоскулому лицу с жестко сжатыми тонкими губами,
рыхлым носом и выпуклыми глазами. Рядом с ней за кухонным столом сидела
худощавая скрюченная старушонка Захарикова Татьяна Семеновна. Она
делилась с хозяйкой сельскими новостями и жаловалась на своего сына
Алешу, который развелся с женой, ударился в пьянку и начисто разорил
мать: загнал за самогон муку, картошку, кусок сала - и теперь хоть зубы
клади на полку. Захарикова шумно вздыхала и косила подслеповатые,
слезящиеся глаза на зеленую кастрюлю. Вера Петровна хоть и улавливала ее
намеки, но нисколько на них не реагировала. У нее нельзя было выпросить
и гнилой морковки.
У подоконника, склонившись над тетрадями, решала задачки по математике
дочь Квашни Анюта - рыжая вертлявая девчонка, по прозвищу Ябеда,
повадкой и глазами похожая на свою прижимистую родительницу. Она и губы
выпячивала так же брезгливо, как мать, когда нервно поглядывала во двор,
где ее семилетний братишка Ваня, как бесенок, то кувыркался у сарая, то,
схватив палку, гонялся за воробьями. Для него было удовольствием подбить
и до смерти измочалить птицу, бабочку, жука... Приседая, он с яростью
хлестал свою жертву и сквозь зубы цедил:
- На' тебе, на' тебе!
Потом, устав, злорадно скалил зубы:
- Окочурилась... И ножками дрыгать перестала...
Его двенадцатилетней сестренке тоже хотелось порезвиться с ним, но...
надо готовиться к завтрашним занятиям.
Внезапно без стука в избу вошел хромоногий, бледнолицый, обросший
серебристой щетиной низенький мужичок лет сорока пяти в серых брюках,
потертом пиджаке и дырявых ботинках. Он вежливо поздоровался, взглянул в
святой угол. Но вместо икон там клоками свисала с потолка паутина. Он
перевел скорбные глаза на хозяйку и глуховатым голосом попросил:
- Подайте, Христа ради, милостыню...
Вера Петровна воровато накинула полотенце на кастрюлю и взбеленилась:
- Сколько ж вас развелось! Работать надо, а не шататься по чужим дворам,
- и, ища поддержки у Татьяны Семеновны, затараторила:
- Вон Катька Полякова приехала от своей семьи из Воронежа и рассказала,
что там на каждом шагу нищих тьма тьмущая. Да ведь притворяются идолы,
кто калекой, кто придурком. Всех бы утопила в болоте, как поганых котят.
Напобираются - и в ресторан с бабами гулять и танцевать под музыку.
Объегоривают нас, а тут не знаешь, как сводить концы с концами. - Квашня
повернулась спиной к незнакомцу, вынула сковородку с подгоревшими
оладьями и, чертыхаясь, незаметно опрокинула их на лавку. Затем, приняв
прежнюю позу, продолжила:
- У меня все нутро болит, а я вкалываю почем зря. И муж сутками
пропадает в поле. А ты глянь какой. - Колядина поперхнулась. Вытерла рот
фартуком и снова принялась читать мораль:
- На тебе еще пахать можна-а-а! А ты: «Подайте, Христа ради». И не
совестно? Вот и проваливай к своему Христу. Выпрашивай у него, что тебе
надо. Только ты не получишь от него ни крошки хлебушка, ни одной
копеечки. А мне кормить надо своих детишек, а не вшивых попрошаек и
прохиндеев.
- Я инвалид... У меня жена умерла, и на моем попечении остались двое
ребятишек и ее престарелая мать, - произнес незнакомец, ошеломленный
хамством и жадностью Колядиной.
- Бреши, бреши побольше, глядишь, кто-нибудь и сжалится. А меня не
проведешь. Небось, скажешь, что ты «погорелец», - хмыкнула Квашня.
- Вы угадали, - сказал калека. И добавил:
- Еще в прошлом году сгорели дом, сарай и баня. Недавно начали строить
новое жилье. Спасибо, находятся добрые люди: и приютят, и обогреют. Но
все равно средств не хватает, вот и приходится ходить по миру. А таких,
как вы, я еще не встречал.
Анюта исподлобья взглянула на него и пробурчала:
- Никого не обманешь, охломон. Иди отсюда, не топчись по полу. Опять
придется с тряпкой возиться, - и совсем тихо с брезгливостью добавила:
- Замухрышка. Тьфу!
- Да вы что? - растерялся проситель. - Я же не обкрадываю вас, не
оскорбляю. Не даете ничего - и не надо. Господь вам судья! Он защитник
бедных, сирот и вдовых. Не оставит их в беде...
- Убирайся вон! А то в шею вытолкну! Учитель нашелся! - вскочив,
завизжала вдруг юная ученица. - Смотри-ка, святой! Только рожа-то
бесовская. Плевала я на тебя!..
- Бога не боитесь! Странников-то надо встречать, как дорогих гостей. А
вы даже не спросили, откуда он, какая у него семья, в чем он нуждается.
Его же пожалеть надо. А вы? Набросились на него, как овчарки. Ой, грехи
тяжкие, не к добру это,- вступилась за незнакомца Захарикова.
- Не лезь не в свои сани! - огрызнулась Ябеда. Побледнев от обиды, стыда
и унижения, мужичок вышел.
Анюта, кусая губы, плюхнулась на стул. Немного погодя, она выглянула в
окно и замерла. Ее словно парализовало. Она увидела, как белая курица
взлетела на покосившийся замшелый сруб колодца и, слабо взмахнув
крыльями, юркнула вниз. Ваня подбежал к колодцу, сильно перегнулся через
венец трухлявых бревен и мгновенно исчез из поля зрения.
- Мамка-а-а, курица и Ванька свалились, - благим матом завопила Анюта и
пулей вылетела во двор. Татьяна Семеновна и Вера Петровна одновременно
увидели, как она подскочила к срубу, припала к нему телом и,
перевешиваясь через бревно, заглянула внутрь и тут же ухнула в зияющую
чернотой пустоту...
Гибель курицы, мальчишки и девочки произошла не более как за две-три
минуты.
Колядину словно оглушило громом и пронизало молнией. Какое-то время она
находилась в шоковом состоянии. Параксизм ужаса и отчаяния сковал ее
крепче стальных цепей. Ее соседка, дрожа от испуга, поднялась и толкнула
в спину окаменевшую женщину:
- Беги... Может, их еще можно спасти. Да что же ты? Колода. Ну!
Внезапно Квашня заголосила, сорвалась с места и, будто подхваченная
вихрем, выметнулась из комнаты. Стуча клюкой по половицам, следом за ней
засеменила Татьяна Семеновна. Выйдя из сеней на верхнюю ступень порога,
она заохала, запричитала, схватилась рукой за левую сторону груди. Она
успела заметить над страшным зевом колодца мелькнувшие в воздухе
войлочные тапочки и нижнюю часть желтых носков Колядиной. И все!
... Сорок с лишним лет назад, именно когда произошла эта трагедия, мы,
юноши допризывного возраста, проходили курс молодого бойца в районном
поселке Анна Воронежской области. Располагались мы в бывшем церковном
здании со снесенным куполом, где до нашего сбора учились школьники. И
вот однажды в ясный, летний день мы увидели, как к дому, напротив нашей
«казармы», со всех сторон сбегаются люди. В чем дело? Что случилось?
По нашим настойчивым просьбам командиры отпустили нас из расположения
батальона на два часа без увольнительных записок.
Мы с Егором Исаевым, будущим поэтом, моим одноклассником и другом,
пробившись сквозь скопление народа во двор, увидели разостланное на
травянистой площадке широкое длинное полотнище. У колодца орудовали
багром и еще какими-то приспособлениями из троса и веревки двое крепких
мужиков в противогазах. Почти рядом с ними находились четыре их
помощника и милиционер.
- Что тут происходит? - спросил я у рядом стоявшего со мной молодого
человека интеллигентного вида.
- Пытаются вытащить из воды мать и двоих ее детишек.
- А как они там оказались?
- Наверное, колодец, в который они упали, был перенасыщен какими-то
газами, не имеющими резкого запаха. А может быть, произошел интенсивный
их выброс из нижних слоев почвы. Но вот что странно: почему заброшенный
водоем оказался открытым, и почему раньше в него не сваливались ни
кошка, ни собака, ни сорока? - задумчиво сдвинул черные брови мой
собеседник.
- А откуда вы знаете? Возможно, там полно всякой всячины? - возразил я.
- Такая вероятность не исключена, - согласился он. - А вообще-то случай
из ряда вон выходящий. Раз - и нет семьи. Удивительно.
Я почувствовал, как меня кто-то дернул за рукав рубашки. Обернулся и
увидел согнувшуюся в пояснице старушку с красными от слез серыми
глазами.
- Нагнись ко мне, а то ты не услышишь меня в этом гвалте, - прошамкала
она беззубым ртом. Я наклонился.
- Зовут меня Татьяной Семеновной Захариковой, а по-уличному Венцовой.
Живу
тут рядом, вон в том доме за синей оградой. Да, беда-то какая! И врагу
своему такое не пожелаешь... Вижу, тебе интересно все узнать, что да
как...
И словоохотливая старушка подробно поведала мне о той драме, которая
разыгралась в тот день на ее глазах.
- Божья кара! - вздохнула она, голос ее прервался, она вытащила из
клетчатой юбки носовой платок и стала вытирать им слезы, струившиеся по
впалым щекам. |
