|
ВЕЩИЙ СОН
На утреннем построении полка адъютант нашей
эскадрильи майор Чибисов напомнил мне, что подошла моя очередь суточного
дежурства по аэродрому.
Вечером в назначенный час я вошел в просторное помещение диспетчерского
пункта с топографической картой на стене, испещренной условными знаками,
линиями и цифрами.
Огромные не занавешенные ничем окна позволяли вести отсюда круговое
наблюдение за «воздухом» и местностью. Моросил мелкий осенний дождик.
Сквозь его дымчатую кисею были видны в свете двух мощных прожекторов
чеканные ряды глянцевито блестевших самолетов, склады горюче-смазочных
материалов и взлетно-посадочная полоса, обозначенная белыми полотнищами
и разноцветными огнями электролампочек и фонарей.
За столиком перед длинной панелью радиоаппаратуры и навигационных
приборов с кнопками, тумблерами и сложной системой сигнализации сидели
чернявый круглолицый диспетчер Валентин Кутепин – жизнерадостный,
веселый лейтенант – и мой предшественник – высокий медлительный капитан
Исайкин.
Я принял от него объект, противопожарное оборудование, документацию и
расписался в журнале приема и сдачи дежурств. Когда он ушел, Валентин
поморщился:
- Скучнейший человек. Уткнется длинным носом в книгу и - молчок. Слова
от него не дождешься. Ничем его не расшевелишь. А с тобой мы сейчас
устроим грандиозный турнир. - Он достал из выдвижного ящика стола
шахматную доску, раскрыл ее и высыпал фигуры перед собой. Потом быстро
расставил их по клеткам и, вскинув на меня карие глаза, с улыбкой
спросил:
- Готов к бою?
- Начнем, - кивнул я, садясь напротив «противника».
Всецело отдавшись увлекательной игре, «сражались» мы с переменным
успехом до полуночи. Наконец, согласившись в последней партии на
«ничью», Кутепин сцепил руки над головой, потянулся и обнажил в улыбке
мелкие белые зубы:
- Во, наработались: даже в пояснице заломило. Пора и на покой.
Я уже приготовился прилечь на топчане, обитом черным обшарпанным
дерматином, как вдруг мой напарник с сарказмом спросил:
- Ты что, собираешься маяться здесь всю ночь? Ну и ну!..
- А как же? - удивился я. - По-моему, я нахожусь на посту, а не на
уличных посиделках: захотел - остался, захотел - ушел.
- Да брось ты чепуху молоть! Иди домой!
- Ты шутишь? - усмехнулся я. - А передачки мне на гауптвахту, а то и в
тюрьму будешь носить или нет?
- Ха-ха-ха! - Кутепин откинул голову назад. Потом хлопнул меня по спине
ладонью:
- Ты что, ослеп? Или не видишь, какая сейчас погода? Синоптики сообщили,
что на ближайшие сутки ожидаются интенсивные осадки, высота облачности
не превысит ста пятидесяти, а горизонтальная видимость - пятидесяти
метров.
Валентин показал мне карту метеорологической обстановки. Калининская,
Новгородская, Псковская, Московская и другие области находились в зоне
устойчивого циклона.
- Ну, что, убедился, что тебе тут делать нечего? - спросил диспетчер. -
Так что не волнуйся, отправляйся «нах хаус» и почивай до утра на мягкой
перинке. Везет же тебе, как утопленнику.
- А вдруг... - заколебался я.
- Да ничего не случится, - перебил меня Кутепин. - Какой ты все-таки
службист и трусишка. Вся авиация от Балтики и до Крыма на приколе. Так
что принимать и выпускать куда-либо со своего аэродрома самолеты и
вертолеты нам с тобой не придется. На твоем месте любой бы из твоих
друзей смотался отсюда... из этого клоповника. Ладно: если понадобишься,
пошлю за тобой солдата из караульной роты.
Кутепин записал мой адрес на листке настольного календаря и протянул мне
руку:
- Все будет в ажуре: не ты первый, и не ты последний... Конечно, Устав
караульной и гарнизонной службы исполнять надо, но и учитывать
обстоятельства тоже необходимо. Ум любит простор...
Спустя полчаса я уже нежился на мягкой постели под теплым одеялом. Жена
спала рядом на раздвижном диване с сынишкой и дочкой. Я по привычке
прочитал про себя несколько молитв и вскоре перенесся в мир нереальных
картин и событий.
... Вот, я стою на крутом берегу Битюга. Ветер дует со стороны леса, и
высокие свинцово-серые волны подгоняют ко мне длинную лодку-долбленку,
похожую на гондолу. В носовой части сидит моя родная тетя Таня в темном
платке и платье, а ее муж, мой дядя Иван Васильевич, склонившись над
бортом, вытягивает из разбушевавшейся реки заводную сеть. Мне видны
только его спина, плечи, обтянутые синей сатиновой рубашкой, и кудрявый
затылок. Неожиданно он быстро распрямляется и вытаскивает из воды
застрявшую в ячейках огромную щуку. Дядя оборачивается ко мне красным от
холода, но необычайно красивым лицом с тщательно закрученными кончиками
«гусарских» темно-каштановых усов, окропленных изумрудными каплями
влаги, и командует:
- Прыгай ко мне!
Я, спружинив, отталкиваюсь обеими ногами от береговой травянистой кромки
и перелетаю в лодку. И в этот миг огромная рыбина, совершив в воздухе
переворот, обрушивает на меня хлесткий удар хвостового плавника.
Одновременно с этим в небе огненным росчерком блеснула молния, и я
услышал громоподобный голос:
- Вставай!
Тон его был настолько властным и внушительным, что я в тревоге, словно
сметенный вихрем, слетел с постели в полной уверенности, что случилось
какое-то чрезвычайное происшествие, касающееся лично меня. Я тотчас
разбудил жену и попросил:
- Помоги мне побыстрей одеться.
- В чем дело? - испугалась она.
- Сам не знаю. Но кто-то, как въяве предупредил меня, чтобы я немедленно
поднялся.
- Успокойся, - протянула Настя. - Это тебе просто померещилось. Мало ли
что может присниться ночью!
- Не тяни волынку! - прикрикнул я, - Давай галстук, китель, носки,
сапоги... Живо!
«Ну что может произойти? - ломал я голову, натягивая брюки. - Неужели
прояснилось небо, и установилась летная погода? Если так, то наказания
мне не миновать. По сути дела я совершил грубое нарушение служебных
обязанностей. А если комдив генерал-майор Рассказов узнает, что я
самовольно ушел с дежурства и ночевал дома, то меня могут привлечь к
суду офицерской чести и даже военного трибунала...»
Воображение рисовало передо мной жуткие сцены расправы надо мной за мою
преступную беспечность и недопустимую глупость. Я пододвинул табурет к
подоконнику, открыл форточку и высунул голову наружу. Так же, как и два
и три часа назад «сеянец»-дождик орошал землю, дома, деревья... Всюду
царила мертвая тишина. И все же я не сомневался, что волнения мои были
ненапрасными. Осенив себя крестным знамением перед образами Иисуса
Христа и Божией Матери, я выскочил из дома и, часто натыкаясь на стволы
сосен и елей, помчался по лесной дороге в сторону аэродрома. Не успел я
выбежать на опушку, как увидел за железнодорожной насыпью гигантскую
оранжево-красную шапку пламени. Она поднималась над железной крышей
кирпичного здания, в котором располагалась станция ремонта и зарядки
аккумуляторов. От страха у меня подкосились ноги, и пересохло во рту.
Пожар мог перекинуться на двухэтажный деревянный корпус диспетчерского
пункта, оттуда - на ближайшие постройки и... на самолеты! Поджог мог
совершить какой-нибудь полусумасшедший маньяк или диверсант. А я в это
время дрыхнул!
В ярком и ровном свете, отбрасываемом гигантским факелом, блестели три
пожарные машины и суетились люди в касках и специальных костюмах. Чтобы
не быть никем замеченным, я обежал с восточной стороны полукружие
светового ореола и пулей взлетел на второй этаж бревенчатого дома.
Кутепин находился у пульта управления. Увидев меня, он вскочил с
крутящегося на роликах кресла, подбежал ко мне и радостно обнял:
- Какой ты молодец! Только что звонил заместитель комдива полковник
Прошляков и спрашивал тебя.
- И что же ты ответил? - я затаил дыхание.
- Сказал, что ты помогаешь тушить пожар, - выдохнул Валентин и
поинтересовался:
- Но как ты оказался здесь? Кто тебя разбудил?
- После расскажу, - махнул я рукой и кубарем скатился по лестнице вниз.
Я подбежал к аккумуляторной станции, и именно в эту самую секунду к тому
месту, где я остановился, подкатила темно-синяя «Волга». Дверцы кабины
распахнулись, и из нее вышел невысокий, полный, недоступный на вид
полковник с несколько дряблым и бледным от долгого сидения в кабинете
круглым лицом. Я приложил руку к виску и доложил:
- Дежурный по аэродрому старший лейтенант Рехин. За время моего
дежурства случилось чрезвычайное происшествие: ночью загорелась
аккумуляторная станция.
- Почему? - Прошляков сурово сдвинул белесоватые брови.
- Выясняем, товарищ полковник.
- Хорошо. Сегодня же напишите рапорт коменданту гарнизона и передайте
ему лично сами.
- Слушаю!
Тяжкая гора свалилась с моих плеч. Я не сомневался в том, что приказание
полковника выполню в срок.
А дело было так. Накануне злосчастной ночи аккумуляторщик, (фамилию его
я, к сожалению, не запомнил), задержался допоздна на работе. Перед
уходом домой он чуть ли не докрасна накалил печку-стояк, обитую жестью.
А на ее верху стояла банка с краской. Кто ее туда и с какой целью
поставил - так и не выяснили. Аккумуляторщик, как он написал сам в
объяснительной записке, не обратил на нее никакого внимания, покинул
помещение, опломбировал двери и зашагал в сторону поселка, на окраине
которого в сосновом бору возвышалась казарма его подразделения.
Между тем, краска от высокой температуры закипела и, перелившись через
края, потекла на пол. Несколько струек проникли через неплотно закрытую
дверцу в топку, вспыхнули и золотыми змейками устремились вниз к
емкостям с кислотами и щелочами. Те с шипением и треском стали
загораться. От адского дыхания пламени полопались стекла окон, и огонь с
шумом вырвался наружу - могучий гигант в ослепительном,
золотисто-багряном плаще.
...С тех пор прошел не один десяток лет. Но всякий раз, когда я
вспоминаю о давно минувшем происшествии, я со слезами благодарю Бога за
то, что Он по Своей неоскудевающей милости ниспослал мне вещий сон и
спас меня от позора и несчастья, вразумил честно и добросовестно
относиться к своим обязанностям и не искать для себя выгод и поблажек.
|
