В пургу
Больше часа я промаялся на автобусной остановке.
Солнце пекло немилосердно. От жары не спасала даже тень под шиферным
навесом будки. У меня заломило в висках, а машины «с ветерком»
проносились мимо, обдавая меня плотными потоками воздуха и въедливым
запахом газа. Напрасно я поднимал руку и пальцами показывал, сколько
заплачу за проезд до районного центра. Уже хотел возвратиться в село, до
следующего дня отложить поездку в Воронеж. Но вдруг, немного свернув с
трассы, возле меня остановился «КрАЗ» зеленого цвета. Дверца
распахнулась, и из кабины на меня приветливо посмотрел голубоглазый
молодой шофер.
- Добрый день, отец! Куда подбросить?
– В Бобров, на автовокзал.
– Садитесь, – тряхнул он светло-русым чубом. Когда я умостился на мягком
сиденье возле него, он снял машину с тормоза, и она, спружинив,
устремилась вперед. В кабине над правой стороной приборной панели сияли
лаковым покрытием небольшие иконки Спасителя, Богородицы и Николая
Угодника. «Верующий», – с уважением подумал я о водителе и поблагодарил
его соответствующе:
– Дай вам Бог здоровья. Если бы не вы, не добраться бы мне сегодня до
города. Равнодушными стали многие: увидят, что человек лежит на дороге,
так объедут, но не остановятся.
– И я таким же был, – признался шофер. – Бывало, сижу за баранкой и
поглядываю, как люди «голосуют». Даже злорадничал, когда они грозили
мне вдогонку. Вроде, из другого теста слеплен и выше прочих на целую
голову. Вот ведь какая дурь в башке моей сидела. А прошлой зимой в моей
жизни произошел такой случай, что сразу вышибло из меня спесь и
заносчивость. Теперь я не промчусь мимо человека, если вижу, что он
куда-то торопится. Наверное, думаете, что за калымом гонюсь? – водитель
оторвал взгляд от блестящего на солнце шоссе и заглянул мне в глаза. Не
дождавшись моего ответа, продолжил. – Я ни с кого не беру ни копейки.
Наоборот, если вижу, что пассажир голоден, предложу ему хлеба, сырку,
сала. Чем богат, короче. А раньше сквалыжничал, норовил за день
сколотить себе капиталец на выпивку и жене с дочкой на подарки. Для «отмаза».
Признаваться стыдно, но от факта не уйдешь. Старался оказывать услуги
со вкусом и богато одетым дамам и господам, рассчитывал получить от них
побольше «тити-мити». Искал в деньгах счастье, а находил одно
беспокойство: аппетит на них рос и рос и доводил до бредового состояния.
Теперь вылечился от этой заразы.
Я с интересом слушал шофера. Настолько увлекся, что не замечал, как
проносились встречные грузовики и легковушки, мелькали телеграфные
столбы, как проплывали за окном поля кукурузы, нежно-золотистой
пшеницы. И только когда из-под колес с шумом выпорхнула стая птиц, я,
словно ото сна очнулся, вернулся к действительности.
– Что же с вами произошло? – спросил я шофера.
– Зовите меня Василием, – попросил он и, немного помолчав, заговорил
снова:
– Кажется, седьмого или восьмого января в Чесменском конезаводе меня
попросили съездить в Сухую Березовку за комбикормом. Выехал я в девять
утра. Небо было затянуто серыми облаками, падал снежок. Вскоре позади
остались Шишовка, Коршево, а впереди завиднелась лесопосадка. Подъехав к
ней, свернул с шоссе направо и порулил по укатанной дороге. До Березовки
оставалось рукой подать: километра три, не больше. Внезапно с воем и
гулом налетел шквальный ветер. Снег залеплял смотровые стекла, и
«дворники» не успевали очищать его. Надеясь побыстрее добраться до
пункта назначения, я прибавил газу. Мотор напряженно загудел. Движок-то
надрывался, но колеса пробуксовывали в липких снежных наносах. Немного
погодя машина стала подпрыгивать на ухабах и застревать в
свеженаметенных сугробах. Я сообразил, что сбился с дороги и оказался
на вспаханном участке поля. Вилял и туда, и сюда, но твердого,
укатанного грунта так и не нащупал.
Надо проверить, далеко ли отклонился от лесной полосы, – решил я и,
нажав на тормоза, спрыгнул в сугроб. Ветер едва не сбил меня с ног и
залепил глаза белыми хлопьями. Да ведь нельзя мне отходить от машины ни
на шаг: сразу потеряю ее из виду, – ужаснулся я и от злости начал
материться. Какой дурак! Кто заставил меня переться напролом. Поднялась
пурга, – значит, немедленно выезжай на основную магистраль и
возвращайся домой или добирайся до ближайшего жилья. А я мозгами не
пошевелил и оказался в ловушке: заблудился в трех соснах. И это-то в
родных местах! Жди, когда уляжется куролесица. Так ведь и замерзнуть
можно. Какими словами я себя только не обзывал...
– Не гневи Бога! – услышал я вдруг спокойный голос, и передо мной,
словно из-под земли, вырос сухощавый, чрезвычайно благообразный
старичок. Я вздрогнул от неожиданности, но не испугался, а, напротив, в
моей груди затеплилось какое-то новое, непонятное и ранее неведомое мне
чувство.
На незнакомце была длинная с широкими рукавами, слегка отливающая
золотистым блеском накидка. Изрядно поседевшие волосы, аккуратная борода
и необыкновенный взгляд его глаз врезались мне в память на всю жизнь.
Тогда же я обратил внимание на то, что снежинки как бы соскальзывали с
его одежды и лица. Он смотрел как-то странно, будто сквозь меня, и от
этого я терялся. В памяти сами собою всплыли рассказы бабушки об
ангелах и святых старцах. В ту пору я не сомневался в том, что она
просто развлекает меня народными вымыслами и сказками.
Не помню, как мы забрались в кабину, но не забыл, как старичок протянул
руку перед собой, и мне почудилось, что его ладонь мягко прошла сквозь
ветровое стекло.
– Езжай в эту сторону и никуда не сворачивай, – тихо произнёс он и
добавил, – делай добро и не забывай Бога...
Я нажал на педаль. Машина, к моей радости, послушно двинулась по
заснеженной равнине.
–Вот мы и доехали, – спустя некоторое время, сказал незнакомец.
Я посмотрел в боковое окошко и различил в бушующей снежной круговерти
силуэт хаты.
– Спасибо, папаша! – закричал я в восторге, взглянул направо и...
обомлел: рядом со мною никого не было. Я человек не сентиментальный,
толстокожий, не сразу меня проймешь, но в тот раз у меня в груди как-то
помягчело, расслабилось, и я неожиданно для себя заплакал.
После, уже в Воронеже, в квартире своей дальней родственницы я увидел
большую старинную икону Николая Чудотворца и на мгновение лишился дара
речи: тот самый тихий обаятельный старичок, избавивший меня от беды в
пургу, был, как две капли воды, похож на великого Божьего Угодника.
Слезы невольно катились по моим щекам.
С того дня я дал зарок по-братски относиться ко всем людям. Пьянствовать
и сквернословить перестал. И товарищам своим говорю, чтобы не
крохоборничали, не грешили. Ведь я – самый обыкновенный человек, а
поди-ка ты, какой чести удостоился: на выручку ко мне в трудный час
явился избранник Божий. И я словно прозрел, стало мне больно и стыдно за
свои прошлые поступки, заблуждения, ошибки, корыстолюбие...
|