XV международные Рождественские образовательные чтения, конференция «Церковь и медицина: от диалога к партнерству».
А.П. Савченко, А.А. Шевченко

Тема милосердия, которая почти не поднималась в советское время, вновь зазвучала сегодня в российском обществе, когда появились остро нуждающиеся в помощи люди и те, кто готов им помогать. Организуются конференции по современным проблемам, связанным с милосердием и благотворительностью, открываются учебные заведения, готовящие специалистов в сфере благотворительности и социальной деятельности, издаются учебные и методические пособия. В условиях дефицита финансирования и процессов дегуманизации медицины милосердие становится популярным направлением социальной политики государства и предметом социальной озабоченности. Вплоть до призывов в каждой государственной, общественной, религиозной и частной структуре создать свою организацию благотворительности и милосердия. Однако, обращает на себя внимание тот факт, что в светской литературе, посвященной проблеме милосердия, наблюдается очевидный терминологический «разнобой», - в котором понятия милосердие, благотворительность, милостыня, милость, социальное служение используются фактически как синонимы. Вероятно, одной из основных причин такой терминологической путаницы является «развоцерковление» общества, забвение традиций милосердия в Церкви и интеллектуальный разрыв с Православным Преданием, где эти слова имели строго определенные значения и находились в смысловой иерархии.

Филологические аспекты милосердия.

Обычно как "милость" переводятся еврейские слова хен и хесед. При этом, однако, хен означает "благосклонность", "расположение" по отношению к какому-либо человеку (Быт 19:19; 39:21; 47:29), а хесед - поступок, вознаграждающий за преданность, верность и за оказание помощи (Быт 24:12; 40:14; 1Цар 20:8,14,15), - более точный перевод, этих слов, как мне кажется – «милосердие» и «милостыня», соответственно, - так как эти слова (хен и хесед) отличают внутреннее намерение и реализацию этого намерения в действии. Употребляемое в похожих значениях более широкое по смыслу слово рахамим, переводится как "милосердие", "сострадание" (Пс 24:6; 39:12; 50:3; 68:17; Ис 63:7,9). Еврейскому слову рахамим вполне соответствует греческое харис, которое является однокоренным со словом хара - "радость". Отметим, что в синодальном переводе слово харис передано по-разному: "благодать" (Лк 4:22; Деян 7:46; 14:26; 15:40; Кол 4:6), "любовь" (Деян 2:47; Лк 2:52), "подаяние" (1Кор 16:3), "доброе дело" (2Кор 8:6), "благодарение" (Лк 17:9; 2Кор 8:16), "благодарность" (Лк 6:32-34), - что само по себе создает смысловую нечеткость, так как не различается внутреннее намерение и внешнее воплощение этого намерения, - милосердие (ср. лат. misericordia) и милостыня (лат. caritas – недостаток, скудность, уважение, почет, предмет любви, привязанности, высокий уровень цен. Отсюда, совсем уже нечеткое русифицированное словосочетание «каритативная деятельность», - в значении дело милосердия, благотворительность).

В Законе Моисея, благочестивым людям указывается на их долг подавать неимущим (Лев 19:9-10). Благочестивым было подаяние или предоставления мелких беспроцентных ссуд (Лев 25:35 - 37; Втор 15:7 - 11). Милосердному подаянию приписывалась сила искупления грехов и спасения души (Тов 4:11; 12:9; Сир 4:3). Все это – свидетельства того, что благочестивое подаяние неимущим было известно задолго до Христа. Во времена Иисуса просить и давать милостыню, собирать подаяние для бедных было уже самым обычным делом (Мк 10:46; Ин 9:8; Деян 3:2). Для этого каждый день по городу ходили три человека с корзиной для хлеба. Кроме того, в каждой синагоге был специальный ящик, в который два человека, называемые «парнасим», собирали милостыню для бедных. Однако, ветхозаветные благодеяния вряд ли могут быть названы делом милосердия. Это скорее, законодательное повеление, а не веление сердца. При том не распространяющееся на иноплеменников (Лев. 25:25). Основной аргумент этого законодательства: страх божьего наказания за невыполнение: (Сир. 4:5-6): «не отвращай очей от просящего и не давай человеку повода проклинать тебя; ибо, когда он в горести души своей будет проклинать тебя, Сотворивший его услышит моления его…» (Тов. 4:7), - «ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратиться лице Божие». Нищим помогали и из тщеславия (Мф. 6: 1-2).

Новый Завет также побуждает верующих к милостыне (ср. Лк 3:11; 6:30; 11:41; 12:33). Добровольные пожертвования предстают здесь естественным проявлением братской любви, а не доказательством праведности. Изложенное Христом учение о милосердии звучит в Новом Завете совершенно по иному. Христос призывает отдавать от недостатка, а не от избытка, и при этом не требовать возвращения отданного. Особенно характерно, что неподаяние милостыни расценивается не как повод для Божьего гнева, но как свидетельство того, что человек перестает быть проводником Божьей любви, как признак закрытого сердца. «А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божия?» (1Ин. 3:17). В Евангелии милостыня – это дело милосердия, внешнее выражение милосердия. Со временем милостыня перестает быть выражением лишь личного милосердия. В христианизированной средневековой Европе больной – это не только страдающий. Это еще и страдающий страхом потерять место в обществе, утратить свой социальный слой вследствие нетрудоспособности. В болезни видели приговор Бога, промыслительное уготовление Им больному особого ущербного образа жизни: modus deficiens и особой социальной роли: быть бедняком христовым – pauperes Christi. Но это означало и кардинальное изменение в отношение к больным и немощным. Ни одна прежняя культура не знала общественно санкционированного, возведенного в ранг официальной государственной идеологии требования заботиться о наиболее слабых и уязвимых членах общества. Из этой социальной нормы христианизированного общества рождается общественная форма милосердия, - благотворительность – то есть дела милосердия, организованные в форме работы особых социальных структур. Однако, связь милосердия с функционированием социальных институтов, реализация милосердия через работу общественных структур, всегда чревата разрывом милосердия и благотворительности. Становится возможным осуществлять подаяние без сердечной милости. В Евангелии же Господь устанавливает религиозный смысл милостыни. Она имеет отношение к Богу и только к Нему: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтоб они видели вас…» (Мф.6:1). Милостыня должна твориться только пред очесами Бога. Милосердие, понимаемое так, не есть дело гуманности, имеющее отношение к человеку и обществу. «Когда мы жертвуем на какое-нибудь общественное дело, мы думаем, что приносим благо обществу… Мысль о Боге у нас при этом если и есть, то занимает второстепенное место. Поэтому-то, естественно, что мы смотрим, как отразилось наше добро в сознании тех, для кого мы его сделали. Мы положили в руки нищему монету – и смотрим, благодарен ли он нам; мы пожертвовали обществу денег – и ожидаем от него признательности… Я и Бог – вот только кто должен быть при благотворении. Я даю милостыню – это все равно, что я приношу жертву Богу. Человек, которому я подаю, это только живой жертвенник. Я должен быть благодарен ему, что он есть, что он около меня, и я могу на нем выразить свою любовь к Богу посильной жертвой».

Русскоязычное слово «милосердие» состоит из корней от «милость» и «сердце», - понятий, довольно четко определяемых в догматическом богословии Православной Церкви и ее Предании. Проще с понятием «милость». Милость – это, прежде всего, свойство Бога, проявление божьей любви и благости к падшему человечеству, - то есть любви по снисхождению к тем, кто этой любви не заслуживает. Святые отцы Православной церкви используют понятие сердце как синоним понятия личность, понимаемой как Образ и Подобие Бога. Это означает, что «милосердие» - это внутреннее состояние, которое, по способности человека обладать милостью, уподобляет человеческую личность Богу( Лк. 6,36). Однако, такое понимание милосердия приводит нас к далеко идущим выводам. Милосердие оказывается не просто психологическим критерием человечности, не свойством его биологической природы, восходящему к родительской заботе, не просто общечеловеческой ценностью, наряду с состраданием, добротой, справедливостью, умением помочь ближнему, толерантностью, и даже не просто поведенческое подражание Христу. Милосердие обретает онтологическое значение.

Дело в том, что личность (ипостась) в христианской антропологии - это то, что придает природе бытие. Личность ипостазирует, то есть «вбирает» в себя природу. Без личности природа не существует. «Достигнув полного подобия Триипостасному Богу, человек также становится ипостастью, то есть несет в себе всю полноту человеческой природы», - это в том смысле, что человек это странник, который, идя по жизни, должен постепенно совершить переход от Образа к Подобию. В ходе христологических споров, начиная с Леонтия Византийского, слово «воипостазированный», εُνυπόστατον (то есть, воипостазированная природа) стало означать среднюю степень существования между полным небытием и полнотой ипостасного существования «обоженной» природы.Это позволяет рассматривать милосердие как онтологическую категорию. Милосердие – это способность человеческой личности увеличивать степень бытия, себя самого и окружающего творения.

Большую часть дня мы находимся в общении с людьми. Милосердие – это реализация человека в общении. Нельзя быть милосердным и оставаться абсолютно замкнутой индивидуальностью. Поэтому общение и любовь являются ключевыми понятиями для раскрытия смысла слова «милосердие». В общении, тем более в общении любви, личности объединяются в единое целое, в некий «межличностный синцитий». «Я являюсь живой личностью (в отличие от индивидуальности) только когда я обращен лицом к другим лицам, гляжу в их глаза и позволяю им смотреть в глаза. Святой Дух, обитающий в наших сердцах, есть Дух общения: делая нас различными, Он делает нас всех одним». Слова «Бог есть любовь» в Православном Предании понимаются как особое существование Бога: не как божественной природы, но как Троицы общающихся в любви Лиц. Любовь – это не свойство природы Бога – но способ существования этой природы в общении Лиц. Итак, милосердие как форма любви объединяет людей в межличностное единство и сохраняет уникальную целостность каждой личности. «Умереть для личности значить перестать любить и быть любимой, утратить уникальность и неповторимость, в то время как жить значит для нее сохранить уникальность своей ипостаси, которая на любви утверждается и ею поддерживается».

Но общение – как общение личностей, - не просто передача информации или эмоций. Общаясь, мы ипостазируем друг друга. В общении природа собеседника находится в нашей ипостаси и в ней эта природа приобретает новое бытие. То есть состояние природы другого зависит от нашего личного, то есть, личностного отношение к ней. От того приходим ли мы в общение с любовью или с ненавистью, видим ли в собеседнике средство или цель. Бытие – это отношение природы с ипостастью. Пациент находится в ипостаси врача, точно также как прихожанин в ипостаси пастыря. Не проявивший милосердия, не просто не выполняет свое назначение укреплять бытие. Он причиняет вокруг себя разрушение. Немилосердие – не просто бездействие. Это действие по разрушению творения. Прежде всего, по разрушению самого немилосердного, ибо по словам Св. Иоанна Златоустого, - «человек всего боле должен учиться милосердию; ибо оно-то и делает его человеком. Кто не имеет милосердия, тот», тот перестает быть человеком». Милость Христа заключалась в целительной причастности Его личности к нашему естеству. И эта причастность Его к нашей природе была сотериологичной, раскрывающей нам сотериологическое значение милосердия.

Евангельская весть о спасении - весть о спасение природы через причастность к Личности. Мы спасаемся не от других людей и не от мира, а вместе с ними. Так, преподобный Максим Исповедник рассматривал человека как священника во Вселенной, приводящего в единство и целостность все разделенное в космосе и соединяющего космос с Богом. Человек, по его словам, - это «всеобъемлющий микрокосм, который по своей природе является посредником между всеми крайними точками всех различных уровней разделения… собирая их в единство в себе, и так объединяя всех в Боге». Поэтому, отмечает епископ Диоклийский Каллист (Уэр), - «… я не могу спастись, если не сделаю себя ответственным за всех и все». Человек как Образ и Подобие Бога не совпадает с границами своего тела. Личность простирает человека в бесконечность и в вечность. И спасение космично в своем измерении, коль скоро личность, удостоенная спасения, не имеет пространственной границы. «Я знаю лишь крошечный кусочек самого себя. Границы же человеческой личности неизмеримо широки. Они простираются далеко в пространство и за пределами пространства – в бесконечность; они убегают в прошлое и будущее и за пределы времени – в вечность. Во мне сокрыты таинственные и бездонные глубины, ускользающие от моего сознания». Милосердие – это преданность делу Христа по спасению разрушающегося вследствие грехопадения человечества и космоса. Поэтому милосердие не просто нравственная характеристика христианина, которая может быть, а может иногда и отсутствовать. Человек призван к милосердию, которое является плодом Духа (Гал. 5,22), и которое может быть рассмотрено как основное условие спасения человека и всего мирозданья. Предвосхищением этого спасительного будущего является Евхаристия, в которой Церковь соединяется с Богом. «В терминах собственно человеческого существования это, прежде всего, означает преодоление всяческих разделений: как природных, так и социальных, удерживающих этот мир в состоянии дезинтеграции, фрагментированности, разобщенности, то есть смертности».

Русская Православная Церковь, конструирующая нравственно-аскетическое устроение человека, всегда ставила милосердие центром образования и воспитания. Основание милосердия Православная церковь видит в заповеди Спасителя о любви к Богу и ближнему. Митрополит Киевский Илларион писал о милосердии крестившего Русь князя Владимира: «И не могу сказать о всей его милости. Не только в дому своем милостыню творил, но и по всему городу, и не в Киеве одном, но по всей земле Русской – и в городах, и в селах – везде милостыню творил – всех милуя, и одевая, и кормя, и напоя». Учрежденные князем Владимиром в 996 году богадельни, гостиницы, странноприимные дома были в ведении Церкви и подчинялись суду епископа. В эпоху Ярослава Мудрого (1019-1054) в стенах Киево-Печерского монастыря создается первый комплексный монастырский благотворительный центр, включающий бесплатную гостиницу для богомольцев, лечебницу на 80 кроватей и бесплатную трапезную. Так формируется милосердно-благотворительный институт Церкви, в котором монахи были первыми в российской истории социальными работниками. Вехой милосердия и благотворительности в русской церковно-государственной симфонии в 16 веке стали решения Стоглавого Собора, на котором сформулирована идея церковно-государственного призрения нуждающихся. Собор предписывал Церкви нести бремя забот о старых и больных, причем финансирование этой работы возлагалось как на церковные власти, так и на государство. До конца 17 века благотворительность была прерогативой Церкви. До наших дней сохранились больничные корпуса Новоспасского, Новодевичьего монастырей, больничные палаты Троице-Сергиевой лавры (построены в 1635 -38 годах), Воскресенского Ново-Иерусалимского, Кирилло-Белозерского и многих других монастырей. Расцвет монастырской экономики 17 века сопровождался возникновением при монастырях различных форм социального попечительства, - организацией больничных палат для больных и раненых, богаделен, приютов, странноприимных домов. Патриарх Никон уделял особенное внимание делам милосердия. В своем «Слове о приютах» он впервые предложил создать церковно-мирское общество милосердия для выявления и посещения нуждающихся, больных и для осуществления благотворительности. Он построил богадельню и больничные палаты в Знаменском монастыре, в Гранатном дворе у Никитских ворот, в основанном им Ново-Ирусалимском монастыре. Фигура боярина Ф.М. Ртищева, современника и единомышленника патриарха Никона, увековечена русской историей как подвижника милосердия, сыгравшего исключительно важную роль в направлении государственной политики, направленной на развитие благотворительности в конце 17 века. (В эпоху царствования Алексея Михайловича 1645-1676, а за тем и его сына Федора Алексеевича 1676-1682 гг.). Появление таких личностей как Ф.М. Ртищев, подготовивших в дальнейшем расширение сети благотворительных учреждений за пределы церковной ограды, может быть рассмотрено как следствие достаточной степени воцерковленности русского общества. Ведь создание и содержание мирских благотворительных учреждений требовало достаточно большого числа людей в миру с богоподобно милостливым сердцем.

В 18 веке благотворительность приобретает особые, новые черты. Ее формы изменяются от монастырской к государственно-общественной, что, как известно, иногда сопровождалось грубым вмешательством государства в экономическую жизнь Церкви, которая вследствие разорения государством, иногда просто оказывалась неспособной оказывать благотворительную помощь в широком масштабе. При Екатерине Великой появляется медицинская коллегия, соединявшая административные и финансовые функции управления благотворительными учреждениями. Приказы общественного призрения в губерниях России (1764 год) расширяли государственную благотворительную деятельность и благотворительную работу, как бы мы сейчас сказали, - институтов гражданского общества, при которых создавались новые больницы, богадельни, смирительные дома для душевнобольных, народные школы. Впервые появляются комплексные светские благотворительные учреждения. Так, воспитательные дома в Москве (1763) и Санкт-Петербурге (1772) включали блоки для ухода и воспитания подкидышей, родильные приюты, учебно-воспитательные учреждения. Екатерининская больница в Петербурге (1775) включала помимо собственно больницы еще и богадельню, работный дом для ленивцев, сиротский дом, дом для умалишенных, дом для неизлечимых больных. В 1792 году заложен и в 1810 году торжественно открыт в Москве Странноприимный Дом династии графов Шереметьевых, - комплексное учреждение, осуществляющее благотворительность как в самом Доме (богадельня, больница, медицинская касса, снабжавшая одеждой, деньгами при выписке из больницы бедных, Дом осуществлял помощь раненым солдатам и офицерам, имел диагностическое отделение для приходящих больных), так и вне Дома (пенсии бедным семьям, материальная помощь ремесленникам при покупке материалов и инструментов, оплата долгов арестованных за долги, помощь при захоронении бедных, обеспечение приданым бедных невест, материальная помощь монастырям и церквам). Дом был создан на базе богадельни церкви Преподобной Ксении, при домовой церкви князей Черкасских, а потом графов Шереметьевых. При поступлении на работу служащие приносили клятву на коленях перед аналоем в церкви в присутствии всех служащих, богадельных лиц и больных. Содержание в Странноприимном доме Шереметьевых было совершенно бесплатным для бедных и свидетельствовало о высокой духовной культуре и глубоком понимании своей личной ответственности попечителей и членов Совета Дома перед Богом и людьми.

Особенно значительный рост числа благотворительных учреждений возникает в период с 1861 по 1899 год. За это время создается 95 процентов всех благотворительных обществ и 82 процента всех благотворительных заведений, имевшихся к началу 20 века. В конце 19 века возникает настоящий взрыв благотворительности, к которой были причастны все сословия: священнослужители, дворяне, купцы, мещане, ремесленники, крестьяне. А так как попечение о больных, спасение их от смерти было главным в работе благотворительных учреждений, то такая благотворительность требовала профессионально подготовленных медиков, чем способствовала развитию в России здравоохранения, медицинской науки и медицинского образования. Милосердие и медицинская деятельность оказались неразрывны. Создание большого числа благотворительных учреждений зачастую парадоксальным образом порождало отчуждение нуждающихся от милостливых сердец. Как реакция на это, в обществе возникает обостренная потребность «личного милосердия», когда любящее сердце обращено непосредственно к другому сердцу. Так создаются общества сестер милосердия. О них много говорят и пишут, но их появление вряд ли можно объяснить иначе как существованием в миру достаточно большого числа воцерковленных людей, желающих выразить свое милостливое христианское сердце лицом к лицу с нуждающимся. Во всяком случае мы не найдем убедительных предпосылок создания таких обществ ни в недостатках системы организации здравоохранения, ни в системе церковного устроения. В служении сестер милосердия во многом совпадали цели Церкви и медицины. Ведь состояние телесного, душевного и духовного здоровья зависит от нравственно-аскетического устроения человека, от того насколько он воспринял Слово Божье. Основная целительная миссия сестричеств милосердия состояла именно в личной проповеди Божьего Слова через профессиональное медицинское служение людям, которые могли видеть через совершенство милосердия сестер любовь самого Творца. Первая община сестер милосердия создается, по-видимому, в 1844 году. Общины сестер милосердия, существовавшие к началу 20 века можно отнести к трем группам: подчиненные епархиальному начальству, общины российского Общества Красного Креста, общины, пользующиеся самостоятельным управлением. Основная задача этих общин – духовно-нравственное просвещение нуждающихся из низших слоев. Так, сестричество Марфо-Мариинской обители имело для реализации этой цели бесплатную библиотеку, насчитывающую около 2 тыс. томов, содержало воскресную школу для неграмотных и полуграмотных девушек и женщин, а священники обители заботились о духовно-нравственном возрастании и духовном просвещении сестер. Будучи на послушании сестра должна была изыскать возможность не только сама выполнить положенное молитвенное правило, но и «с мудрой кротостию расположить к молитве и святому чтению людей, среди которых она работает». Для чего сестры, исполнявшие послушание вне Обители всегда имели при себе Евангелие с Апостолом и Псалтырью, небольшую духовную библиотечку. Кстати, в Москве лишь Марфо-Мариинская обитель милосердия оказывала исключительно бесплатную медицинскую помощь. Другие общины сестер милосердия выделяли для бесплатного лечения бездомных горожан незначительное число коек. Милосердие не является синонимом бесплатности, хотя именно так, потребительски, оно воспринимается в современном обществе. При этом милосердие путается с благотворительностью.

После 1917 года благотворительные учреждения прекратили свое существование и функцию «медико-социальной защиты населения» взяло на себя государство. Закон о религиозных культах 1929 года прямо запрещал религиозным организациям любую благотворительную деятельность. Однако, социальная защита государства уже вряд ли может быть названа милосердием и благотворительностью. Так как существует фундаментальное отличие между деятельностью (во имя свое, вместе с другими) и служением (во имя Христа, лично, хотя и через Церковь). Деятельность органов социальной защиты населения совсем не обязательно нагружена милосердием, - доказательство этому оценка их деятельности населением сегодня. По словам Симеона Нового Богослова: «кто такие милостливые? Те ли, которые раздают бедным деньги и кормят их? Нет – не это одно делает милостливым; надобно, чтобы при сем была милость сердечная». Раздача материальных предметов и денег бедным – не синоним милосердия. Потому, что она может осуществляться и из других сердечных помыслов, - например из тщеславия или из соображений аскетизма. В настоящее время, после семидесяти лет насильственного отчуждения Церкви от полноценной социальной деятельности служение милосердия в миру в полной мере возрождено. Монастыри и приходы осуществляют комплекс социальных действий милосердия: лечение, реабилитация, воспитание, обучение, вспомоществование, предоставление приюта, посещение нуждающихся в больницах, тюрьмах. Появился целый ряд диаконических организаций и инициатив: общества православных врачей и сестричества, патронажные службы, церковные больницы и медицинские программы, общества трезвости, благотворительные столовые и кухни, программы по работе с беженцами и престарелыми и другие.

В конце 60-х годов 20 столетия Дитрих Столберг ввел понятие «терапевтическое духовничество», интерес к которому вновь возник в конце 80-х годом минувшего столетия в аспекте «приятия» человека. Речь идет о том, что некоторые представители католической и протестантских церквей, чрезмерно односторонне исповедующие юридическую теорию искупления (и как следствие этого склонные к общению с прихожанами в терминах божьего суда, вечного осуждения, адских мук и т.п.) открыли для себя из психотерапевтических методик важность для духовного роста прихожан то, чтобы прихожане психологически почувствовали себя принятым священником. Чтобы в век взаимного отчуждения люди хотя бы в церкви испытывали то, что они приняты другим человеком, прежде всего пастырем. И это эмоциональное переживание оправдания человеком, позволяет им пережить Божью милость. Интересно отметить не только тот факт, что инославные открывают то, что очевидным образом сохраняется в Православной традиции, - ощущение безмерной любви и всепрощающей милости Бога, которая находит свое выражение в чинопоследовании Таинства исповеди. Но и то, что современная психотерапия, как раздел медицины, использует и те приемы, которые свойственны Православной Церкви.

В этой связи важно, что Божий суд, понимается в протестантских церквах зачастую как осуществляемый по Закону Божию, данному человеку в Ветхом Завете. Божья благодать, пришла изначально к согрешившему человеку в форме Закона, заповеди, требования. Но, ап. Павел прямо сказал о том, что мы, грешащие люди, делаем с Законом (5 и 7 главы Рим.). Грех пользуется законом как трамплином - (αφορμή) (Рм.7:8,11): мы начинаем грешить, пользуясь и прикрываясь законом. «Грех, становится крайне грешен, посредством заповеди» (Рим.7:13) и, более того, «без закона грех мертв» (Рим. 7:8). Закон, призывавший нас к святости, утонул в тотальности людского греха. Поэтому Евангелие переосмысливает и переоценивает все ветхозаветное Законодательство, погружая его в любовь. И грех – это то, что любовь разрушает. В этом смысле милосердие лежит вне закона и вне справедливости, основанной на Законе. Милость не приемлет справедливости типа «око за око, зуб за зуб». В Евангельской вести милосердие несправедливо. Благая весть Христа – это социальное Евангелие о милосердии в мире, в котором милосердие иссякает (Мф.25:31-46) и где следует быть милосердным «больше чем положено по справедливости». Милосердие от преизбытка любви игнорирует справедливость по заслугам. В Новозаветной Церкви, слава Богу, - согрешающий человек получает по милости, а не по заслугам. И важнейшей чертой милосердия становится способность воздержаться от справедливого возмездия по закону. Поэтому «милостливый не только дает милостыню из своего собственного, но и с радостью терпит от других неправду и милует их». Вряд ли в истории был человек, с которым бы обращались более несправедливо, чем с Иисусом Христом. И Он, обладая полнотой власти над творением, милуя людей наставлением, исцелениями и долготерпением, до крестной смерти не воздал им за несправедливость по Закону. В этом христологическом ракурсе милосердие раскрывает еще одну из своих граней: милосердие – признак человеческого совершенства. Человек обладает им в той степени, в которой он совершил свой переход от Образа к Подобию Бога. Милосердие – это степень совершенства любви в человеке как в Подобии Божьем.

Милосердие – это феномен жизни личности, феномен личной жизни, вовлекающий в себя существование материи, тварного мира. Но в этом процессе важно, чтобы воплощенная личность диктовала материи свои законы, а не наоборот. И это движение тварного мира не по своим собственным законам, а по законам личности, по законам любви, называется благодарением (евхаристией). «Человек может славить Бога за мир, возвращая Ему творение обратно с благодарностью, и в этом акте приношения каждый становится воистину человеком, в полном смысле слова личностью». В этой связи нам открывается первичность нематериального аспекта милосердия. Речь идет о том, чтобы научить истине и добру, отвратить грешника от беззакония, дать добрый совет, утешить, простить обиды. В условиях глобализации люди и целые народы поставлены на грань выживания, - не столько по причине недоедания, сколько по причине нравственного обнищания и духовного голода. Государство, которое не понимает этого, обрекает своих граждан на исчезновение. Быть милосердным для христианина – значить еще и научить Боговедению. Поэтому милосердие и благотворительность, действительно, не сводимы к «спонсорству» и «меценатству». Более того, благотворительность надо начинать именно с души человека. Для этого не нужно иметь много денег, для этого нужно иметь немного любви к другому.