СЛУЖЕНИЯ

КНИГА "ПРАВОСЛАВИЕ В ЭСТОНИИ"
ГЛАЗАМИ ПРАВОСЛАВНОГО АРХИЕРЕЯ

Так заведено, что юбиляру в дни торжеств, связанных с его официальным чествованием, чаще всего приходится принимать подарки, как свидетельство бескорыстных и искренних чувств к нему дарителей. Этой традиции, ставшей всеобщим и непреложным правилом, следуют повсеместно. Но в год 70-летнего юбилея Святейшего Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ II мы стали очевидцами наглядного примера иного свойства — своей взыскующей истинного и сокровенного слова пастве, всей читающей православной публике Патриарх сам преподнес дар. Этим даром явилась его книга «Православие в Эстонии», достойно изданная Церковно-научным центром Русской Православной Церкви «Православная энциклопедия» в 1999 г. Событие беспрецедентное: Предстоятель Русской Православной Церкви взялся за написание такой значительной работы и осуществил свой замысел.
Сам факт ее издания явился выражением настоятельной, глубоко осознаваемой потребности в оживлении дела церковного историописательства. Книга «Православие в Эстонии» не принадлежит к числу сочинений мемуарного жанра, а является строгим научным исследованием. Однако в тех местах этого труда, где автор выступает как непосредственный участник описываемых событий, стиль его становится более эмоциональным и возвышенным, как бы передающим повторное переживание уже пережитого, им лично испытанного, но при этом работа остается свободной от субъективных оценок и пристрастных суждений.
Уже одно это позволяет сказать, что монография Святейшего Патриарха, безусловно, послужит вдохновляющим примером, образцом того, как можно и должно писать работы на церковно-исторические темы. Вместе с тем книга Его Святейшества адресована широкой аудитории: ученый найдет тут новые факты и обоснованные исторические концепции, менее искушенный читатель узнает совершенно неизвестную ему историю веры Христовой на эстонских землях, следящий за современными церковными конфликтами в Эстонии поймет причины этих столкновений и откроет для себя истинные, несфальсифицированные истоки религиозного сознания в этом небольшом северо-западном государстве. Но, пожалуй, наиболее внимательными читателями книги будут, смею надеяться, мои собратья-архиереи Русской Православной Церкви. 
Этот труд являет нам пример преданности Святейшего Патриарха своим церковно-научным интересам и в то же время укор многим из нас, кто со времен окончания Духовных академий за повседневными заботами забыл о своем умственном возрастании, о приобретении бесценного сокровища новых знаний. Ведь всегда — и во времена расцвета церковной науки, и во времена ее упадка — именно епископат являлся ответственным за положение дел. Достаточно вспомнить труды святителей Филарета (Дроздова), Филарета (Гумилевского) и Николая (Касаткина), научные открытия митрополита Макария (Булгакова), архиепископа Сергия (Спасского), епископа Порфирия (Успенского) и многих других, чье деятельное 

служение на ниве церковной науки для нас казалось и продолжает казаться недостижимым идеалом. И вот Святейший Отец, забот у которого многим больше, чем у любого архиерея, даже на самой обширной и сложной епархии, показывает нам, что движение к идеалу вполне возможноч, а также то, чего именно русская церковная наука ждет от епископата, от своих ученых деятелей и от своих попечителей.
И все же не это главный урок, вынесенный мною из книги Его Святейшества. Главное — огромный жизненный опыт, сконцентрированный в этой книге, сам ее тон, позиция автора, взвешенная, честная и в большом и в мелочах, без столь привычной сегодня политизированности и стремлений к компромиссам со своей историей.

В будущем году исполняется 50 лет со дня рукоположения Его Святейшества в сан священника. Большую часть своего служения он совершил на Эстонской земле, и почти сорок лет, с длительными перерывами писал свой главный научно-исторический труд — монографию, посвященную истории Православия в Эстонии и соседних прибалтийских странах. По свидетельству самого автора, собирать материал для этого капитального исследования он начал еще в 50-е гг., а последние строки датируются ноябрем 1998 г. Книга охватывает огромный период — от древнейших времен и первых свидетельств о распространении Православия в Эстонии до событий 1992 г., когда Эстонская Православная Церковь получила автономию в составе Русской Православной Церкви. В 1984 г. основная часть этого исследования, доведенного до начала ХХ в. и оформленного в виде диссертации, была защищена в Ленинградской Духовной Академии, а ее автор удостоен степени доктора церковной истории. И лишь в последние годы нелегкого первосвятительского служения у Святейшего Патриарха АЛЕКСИЯ II появилась реальная возможность значительно доработать остальные заметки. Побудили его вновь обратиться к данной теме и «беспрецедентные попытки переписать и перетолковать реальную историю»1. Монография с дополнениями и уточнениями увидела свет в начале 
1999 г. благодаря совместным усилиям Церковно-научного центра Русской Православной Церкви «Православная энциклопедия» и акционерного общества «Московские учебники и картография».
Это первое исследование обобщающего характера такой сложной и актуальной проблемы, как положение Православия в одном из прибалтийских государств — Эстонии2: ведь именно здесь «оно вступило в прямое соприкосновение и борьбу с католичеством и протестантством», именно здесь «три христианских вероисповедания проявили себя в одних и тех же жизненных ситуациях и в реальном взаимоотношении друг с другом. Здесь в течение нескольких веков решались многие вопросы, которые в наши дни приобрели особую актуальность и остроту, но уже в масштабе всей ойкумены»3.
Многие зарубежные исследователи писали в своих работах о католичестве и лютеранстве как о тех основных силах, которые способствовали приобщению прибалтийских народов к западной культуре. При этом Православие в Прибалтике изображалось ими в качестве одного из источников русификации края, насаждавшего «варварскую восточную» культуру и веру, якобы чуждые местному населению. Возражая этим исследователям дня прошлого и настоящего, Святейший Патриарх совершенно справедливо пишет о том, что «... реальная история Православия в Эстонии еще раз подтверждает, что православное вероучение всегда оставалось вероисповеданием, утверждающим мир и братство, и не навязывалось принуждением, хитростью и страхом. Оно способствовало просвещению и поддерживало национальные интересы, защищало местное население от посягательства иноплеменных поработителей, принесших в край католичество и протестантизм. Благодаря Православию эстонцы впервые осознали себя не просто «maarahvas» — деревенскими жителями, а народом, имеющим равные с другими права»4.
Анализируя многочисленные источники, автор уверенно датирует просвещение земли эстов православными миссионерами и первые случаи обращения эстов в Православие не позже начала XII в. В это время, как известно, среди прибалтийских племен господствовали языческие верования, так что именно Православие явилось первой христианской религией на этих землях.
Прекрасное знание археологического и этнографического материала, а также документальных свидетельств позволило автору убедительно подтвердить мнение исследователя Г. Трусмана о том, что значительная часть эстонского населения в период до немецкого завоевания «гораздо лучше была знакома с христианством в форме Православия, чем в форме католицизма»5. Причем, в отличие от пришедших в Эстонию позднее западных проповедников, русские православные священники действовали в духе любви и мира, призывая к вере в Бога кротостью и убеждением, без всякого насилия и принуждения. Достаточно подробно излагается история насильственного окатоличивания народов Прибалтики в XIII–XVI вв.
Святейшим Патриархом дана живая и наглядная картина того, как сражались народы Прибалтики с германской опасностью во времена осуществления политики «Drang nach Osten», подробно освещен вопрос о противозаконной, чуждой духу христианства миссионерской деятельности епископов Бертольда и Альберта (Буксгевдена), Ордена меченосцев и Ливонского ордена. Самые яркие и впечатляющие страницы книги посвящены описанию героической борьбы эстов с немцами, шведами и датчанами.
Убедительно в работе проведена критика столь модной до сих пор теории культуртрегерства и теорий, оправдывающих агрессивную деятельность католических орденов против Руси, предпринятой якобы в связи с необходимостью предотвратить угрозу татаро-монгольского нашествия на Запад и нежеланием русских взаимодействовать в военном отношении с ними6. Возражая им и повествуя о Невской битве, Святейший Патриарх аргументированно доказал, что мнение о том, будто шведская военная экспедиция носила характер крестового похода, остается бездоказательной гипотезой, а теория немецкого культуртрегерства в Прибалтике предстает в своем истинном виде — тенденциозной историософской фальшивки.
Лишь вторжение татар на Русь дало возможность католицизму в Прибалтийском крае покорить местные племена и основать здесь четыре ландесгерра: Дерптское, Эзель-Викское, Ревельское епископства и территории, на которых уже находился Ливонский орден. Исторические источники дают много описаний грубых и развращенных нравов рыцарей-меченосцев и католического духовенства того времени: «Залили кровью язычников все дороги и места, и преследовали их по всем областям морского края, называемым Ротелевик и Роталия ... и все войско и в первый, и во второй, и в третий день преследовало бегущих эстов повсюду и убивало направо и налево, пока не обессилели и люди, и кони» («Хроники Ливонии»). Эти описания не оставляют сомнений в том, что реальная ситуация на землях, провозглашенных Римским престолом «уделом Пресвятой Девы Марии», скорее напоминала завоевание и иноземное иго, нежели мирное просвещение истинами веры. Может быть, поэтому столь быстро утвердились на эстонских землях новации протестантизма: лишь несколько десятилетий понадобилось для того, чтобы на смену власти католических епископов и орденов пришло не менее жесткое правление протестантских пасторов. Но даже в это нелегкое время в Ревеле, Дерпте и Нарве, несмотря на все меры противодействия со стороны католического священства, продолжали существовать и действовать православные храмы.
Патриарх АЛЕКСИЙ II на страницах своей монографии подробно остановился на пастырской деятельности преподобного Серапиона Спасо-Елеазаровского (конец XIV– начало XV в.), рассказал о священномученике Исидоре и основании Псково-Печерского монастыря на границах Ливонии и Псковской области игуменом Ионой (70-е гг. XV в.). Приведенные примеры позволили Его Святейшеству прийти к убедительному выводу о том, что «в течение всего периода господства католической Церкви в Прибалтийском крае русские поселенцы не прекращали отношений с соотечественниками в Новгороде и Пскове, хранили православную веру, несмотря на постоянные притеснения со стороны ливонских властей и католических епископов. Православные епископы в Новгороде и Полоцке, в чьем ведении находились православные приходы Прибалтийского края, не могли защитить свою паству в Ливонии, но поддерживали ее духовно в это трудное время»7.
Особое место в работе отведено характеристике нового периода в истории Эстонии, связанного с господством евангелически-лютеранского вероисповедания, проникшего сюда из Пруссии, мало что изменившего в судьбе православной общины, так как гонения на ее представителей продолжались и в это время (XVI–XVII вв.). Ливонская война, по мнению Святейшего Патриарха, среди прочих причин была порождена желанием защитить Православие на прибалтийских землях. «Иван Грозный выступал в Ливонской войне защитником местного населения, притесняемого немцами. Русская политика в Ливонии твердо ориентировалась на латышское и эстонское крестьянство, которое возлагало на русских большие надежды <...> Иван IV предпринимал энергичные меры не только по восстановлению торговли и хозяйства Прибалтийского края, но и по утверждению православной веры среди местного населения. Склонность эстонцев к принятию Православия и роль, которую играла в крае Псково-Печерская обитель, как нельзя более благоприятствовали его целям»8. Была учреждена Юрьевская и Вельядская епископская кафедра, которую возглавил владыка Корнилий.
В период польского, а затем и шведского управления (XVII в.) Православие в Эстляндии и Лифляндии по-прежнему исповедовали те немногие русские, которые остались здесь после войны, и отдельные вновь прибывшие из России на поселение или занятые в этих краях торговлей. Но, как правило, православные не имели своих пастырей и храмов, исключая Никольскую церковь в Ревеле.
Шведские власти насаждали лютеранство в этих областях в интересах властей и духовного закабаления населения, стараясь оградить его от влияния Православия и искоренить воспоминания о тесном сотрудничестве с русскими в Ливонской войне. От пасторов стали требовать знания эстонского языка, чтобы более успешно, чем католики, проповедовать. Были введены жестокие церковные наказания для уклонявшихся от богослужений и церковных обрядов.
Лютеранская Церковь, возникшая как протест против притеснений католиков, теперь сама прибегала к тем же бесчеловечным методам принуждения, противоречащим христианским догматам, и использовала их даже изощреннее, чем это делало католическое духовенство. Как следствие этого стали возникать частые волнения среди эстонского крестьянства, отнюдь нередким явлением было пренебрежение лютеранскими обрядами, возрождение языческих норм, бегство в Россию. В конце XVI — начале XVII в. лютеране «прославили» себя процессами над «ведьмами» и «колдунами».
Наибольший интерес у большинства современных историков вызовут главы, посвященные положению Православия в прибалтийских землях после победы России в Северной войне. Множество приводимых автором архивных свидетельств и документов безусловно доказывает, что Россия не только не проводила политику насильственной русификации и обращения в Православие, но, напротив, под влиянием прибалтийских немецких землевладельцев и пасторов устанавливала препятствия к переходу в Православие эстонских крестьян. Подробно описывая движение за обращение в Православие в 1841 г., автор делает вывод, что «крестьянское движение 1841 года закончилось победой немецкого лютеранства». Немецкие бароны и пасторы добились не только «быстрого и оскорбительного» удаления из Эстонии православного епископа Иринарха, но и проведения ряда карательных операций с телесными наказаниями для зачинщиков перехода в «царскую веру». И все же движение среди эстонцев за присоединение к Православной Церкви не прекращалось, несмотря на чинимые местными и центральными властями препятствия. Автор убедительно показывает, что желающие обратиться в Православие не только не находили поддержки у гражданских властей, но должны были и преодолеть множество бюрократических затруднений, и претерпеть от местных баронов притеснения и унижения.
История Православия в Эстонии до 1710 г., т. е. до Полтавской битвы, ознаменовавшей собою фактическую победу России в Северной войне, является историей установления на протяжении семи веков духовных связей между эстонским и русским народами. Эти связи вырабатывались и крепли в совместной борьбе против немецких феодалов, против гнета и притеснений со стороны католической и лютеранской Церквей. Эта многовековая история раскрывает также те основные причины, которые привели к событиям середины и конца XIX в. в жизни Церкви в Эстонии. «Эта история показывает, как на протяжении веков в Прибалтийском крае формировалась та идеологическая, политическая и религиозная сила — в лице большинства немецких помещиков и лютеранской Церкви, — которая последовательно и упорно противилась объединению с Россией, даже тогда, когда это воссоединение было уже свершившимся фактом»9. В этих строках заключен главный пафос, генеральная идея книги. 
Северная война сыграла, по совершенно справедливому мнению Святейшего Патриарха, огромную роль в жизни Прибалтийского края и привела к большим переменам. С осени 1710 г. на два столетия здесь воцарился мир, и это дало возможность местным народам — эстонцам и латышам — заложить основы своего хозяйственного и культурного развития. Длительный мир связывается историками с тем обстоятельством, что Эстляндия (Эстония) вошла в состав России, которая в результате Северной войны стала одной из величайших держав Европы, вернула себе исконные древние Новгородские земли между Чудским и Ладожским озерами и получила выход к Балтийскому морю. «Присоединение Эстляндии и Лифляндии к России есть следствие многовекового развития, постепенного укрепления исторических, духовных, политических и хозяйственных связей между прибалтийскими народами и соседним с ними русским народом»10.
Однако вплоть до 1917 г. всем управлением, включая самые высшие инстанции Лифляндской и Эстляндской губерний, ведали чиновники преимущественно немецкой национальности, что не было предусмотрено никакими привилегиями, но, несомненно, благоприятствовало сохранению остзейской автономии.
Эксплуатация крестьян была особенно ощутима на этих территориях. Не меньше притеснений терпели крестьяне и от лютеранской Церкви. Позорные столбы и скамьи для порки, штрафы и наказания, введенные еще во времена владычества Ордена и шведов, были сохранены. Когда положение становилось особенно невыносимым, крестьяне нередко уходили от помещиков, чаще всего за Чудское озеро в Россию. Особенно часто эстонские крестьяне искали защиты у Православной Церкви и бежали на земли Псково-Печерского монастыря. Одной из форм протеста крестьян против произвола помещиков и лютеранской Церкви в XVIII в. явилось распространение в Эстляндии массового сектантского движения гернгутеров.
В 1817–1819 гг. в Эстляндии и Лифляндии под давлением самых разнородных в социальном отношении сил было отменено крепостное право. Однако ограниченный характер этой меры, как отмечает Святейший Патриарх, вызвал крестьянские волнения на этих территориях. С вхождением в состав России в Прибалтике стало расти число православных храмов и приходов. В 1727 г. архиепископом Псковским Рафаилом (Заборовским) в Риге была учреждена духовная контора, позднее преобразованная в духовное правление. 
В 1799 г. духовное правление создается и в Эстляндии.
Рост староверческих настроений в Лифляндской и Курляндской губерниях побудил правительство образовать в 1836 г. Рижское викариатство, подчиненное Псковской епархии. Первым викарным епископом был Иринарх (Попов) (с 1841 г. — епископ Острогожский, викарий Воронежской епархии). Достойным преемником его на этом посту стал епископ Филарет (Гумилевский), при котором активизировалось движение в Православие (1841–1848 гг.). С большой горечью Святейший Патриарх пишет о тех препятствиях, которые это движение встречало на своем пути со стороны местного дворянства и лютеранских пасторов.
По свидетельству одного беспристрастного остзейского князя, поступки баронов с крестьянами «напоминали времена первых веков христианства и повторялись на наших глазах в стране, почитающей себя частью образованной Германии, времена мучеников. Иногда случались настоящие сборища инквизиции. Начинаются латышам и эстам запросы, допросы, увещания, выпытывания, как будто дело идет о каком-то неслыханном преступлении, а преступление заключается в мирном желании принять веру государя и России»11. 
Православным священникам приходилось окормлять свою новокрещенную паству в очень сложных условиях. Прежде всего, они должны были стать миссионерами, распространять и утверждать православную веру среди эстонских крестьян, зачастую не зная их языка и обычаев. Нередко служили в неприспособленных для этой цели небольших помещениях, получая очень ограниченные денежные средства. Но своим упорным, подвижническим трудом они с успехом сумели преодолеть все эти препятствия. В 1847 г. в Риге было открыто духовное училище, существенным образом увеличилось число церковно-приходских школ и общее количество приходов. Всего за период с 1845 по 1848 г. в Православие перешло 63 858 крестьян, или 17% населения эстонской части Лифляндской губернии12.
«Как в свое время кризис католицизма вызвал Реформацию, так теперь кризис протестантизма порождал поиск иных духовных ценностей, иной, более чистой и “правильной” веры»13, — такими словами подытожил суть происшедших перемен Святейший 
Патриарх.
К 1850 г. в подведомственных викариатству приходах Лифляндской и Курляндской губерний число православных уже составляло 146 183 человека, действовало 117 православных храмов. В том же, 1850 г. была образована самостоятельная Рижская епархия, и ее первым архиереем стал архиепископ Рижский и Митавский Платон (Городецкий). Пределы Рижской епархии распространились почти на всю территорию Прибалтийского края: губернии Лифляндскую, Эстляндскую и Курляндскую.
В 1850 г. Рижское училище было преобразовано в духовную семинарию. Началась активная переводческая деятельность на эстонский и латышский языки православных церковных книг (среди первых переводов достойно упоминания назидательное сочинение святителя Тихона Задонского «Сокровище духовное, от мира собираемое»). Приступили к изданию журнала «Училище благочестия» на латышском, эстонском и русском языках. Стали открываться новые православные школы (общее число их составило 107 приходских и 252 вспомогательных). В 1865 г. была основана кафедра православного богословия в Дерптском университете. Однако столь плодотворная и успешная деятельность русского православного священства была омрачена далеко зашедшим процессом онемечивания края и, как следствие этого, очень неуважительным и ожесточенным отношением к нему лютеран.
Тем не менее в 1865 г. Рижская епархия была расширена в связи с включением в ее состав приходов Эстляндской губернии. В 1866 г. Святейший Синод учредил в Рижской епархии Ревельское викариатство, назначив в апреле того же года викарным епископом Вениамина (Карелина), в 1870 г. ставшим епархиальным архиереем Рижским и Митавским.
С большой теплотой и симпатией, весьма детально и обстоятельно Святейший Патриарх повествует далее об архипастырской деятельности восприемников епископа Вениамина, в разные годы возглавлявших эту кафедру: епископ Серафим (Протопопов, 1874–1877), епископ Филарет (Филаретов, 1877–1882)14, епископ Донат (Бабинский-Соколов, 1882–1887), с именем которого связано начало нового этапа в движении за присоединение к Православию (за время его архипастырства Православие приняло 15652 человека, было образовано 17 новых приходов и открыта 51 церковно-приходская школа).
Объясняя причины этого явления, Святейший Патриарх среди прочих указал на следующие: ненависть и недоверие ко всему немецкому и в особенности к помещикам, продолжавшим угнетать крестьян; надежда на помощь русских властей и Православной Церкви; недовольство и неудовлетворенность холодностью лютеранской Церкви, «верой господ»; отчужденность от лютеранства, выражавшаяся в распространении сектантства; поиски своей, новой, более отзывчивой и утешающей веры.
«Православие в крае не было случайным, навязанным извне, напротив, оно возникло как следствие внутренних причин жизни народа, непосредственно соседствовавшего с православными»15, — заключает свою мысль Святейший Патриарх.
При архиепископе Арсении (Брянцеве, 1887–1897) в жизни местного православного населения произошло еще одно очень важное и знаменательное событие: в 1891 г. был открыт на Пюхтицкой (Богородицкой) горе Успенский женский монастырь, который вскоре стал основным центром религиозного движения в Прибалтийском крае. В 1900 г., уже при архиепископе Агафангеле (Преображенском, 1897–1910) был освящен и открыт для службы шедевр церковной архитектуры XX в. — кафедральный собор в честь святого благоверного князя Александра Невского, который украсил собою исторический центр г. Ревеля (Таллинна). Оба эти события, как отмечает Святейший Патриарх, вряд ли оказались бы так скоро возможными без самого энергичного и деятельного участия, ревностного и крайне заинтересованного попечения со стороны тогдашнего 
губернатора Эстляндии князя С.В. Шаховского.
Первым опытом возрождения идеи соборности стал Рижский епархиальный Собор 1905 г., который обсудил самые насущные вопросы и проблемы местного церковного управления и был заинтересованно и благосклонно встречен всей российской прессой.
На рубеже столетий ощутимо начало изменяться отношение лютеранского населения в сторону большего уважения к православному богослужению и таинствам, а также расти доверие к православным священнослужителям. Лютеране нередко посещали православное богослужение, участвовали в церковных хорах, слушали проповеди, присутствовали при церковных торжествах, отдавали своих детей в православные школы, просили православных помолиться об умерших близких, служили молебны по разным обстоятельствам, ставили свечи, прикладывались к Плащанице в Великий Пяток, 
брали святую воду.

Читая страницы, посвященные положению Русской Церкви и Православия в Эстонии в XVIII–XIX вв., я сделал для себя поразительный вывод о том, насколько положение архиерея в этом онемеченном крае тогда схоже с положением в день сегодняшний — та же поддержка властей в словах и пышных фразах, то же словесное признание приоритетности Православия и то же вольное или невольное отдание Православия и его интересов на растерзание в угоду мнимым и временным выгодам. С той лишь разницей, что в Эстонии прошлых столетий это была протестантская партия немецких землевладельцев, а у нас сегодня это где демократы, где партократы, где еще кто-нибудь. И потому столь бесценен опыт целой плеяды прибалтийских архиереев — от Иринарха (Попова) до епископа Ревельского, викария Рижской епархии, священномученика Платона (Кульбуша, † 1919), первого архиерея из числа эстонцев, проповедовавших истину Христову в этих условиях и добивавшихся успеха. Поучительна позиция архиепископа Рижского Агафангела (Преображенского) в событиях революции 1905 г., когда он из всех возможных точек зрения выбрал одну — точку зрения христианского сострадания гонимым и стал ходатаем перед властями за бунтовщиков, причем не только православных, но и лютеран16. Кто бы столь смело встал сегодня на защиту притесняемых, чтобы о нем современники написали: «Снова встают перед глазами великие монахи, священники, епископы прошлого, которые заступались за людей, опираясь на истину Откровения, и напоминали властителям о необходимости снисхождения к несчастным»?
Новый этап в жизни Эстонской Православной Церкви был открыт октябрьскими событиями 1917 г. Безусловно, страшные гонения на Церковь, происходившие в Советской России, а затем в Советском Союзе (с декабря 1922 г.), побуждали руководство прибалтийских суверенных государств к усилиям по обособлению находившихся в них епархий Русской Православной Церкви от канонического духовного и административного центра в Москве. Собор Эстонской Православной Церкви состоялся в марте 1919 г. и был посвящен вопросам упорядочения жизни Церкви в новых условиях. После образования Эстонской Республики (19 мая 1919 г.), когда Эстонская Церковь оказалась в пределах независимого государства и стала пользоваться во всех своих делах самостоятельностью, Священный Синод и Высший Церковный Совет Русской Православной Церкви приняли постановление признать Эстонскую Православную Церковь автономной (10 мая 1920 г.). В октябре 1920 г. 
епископом Ревельским и Эстонским Автономной Православной Церкви в Эстонии был избран Александр (Паулус). Святейший Патриарх Тихон это решение утвердил и возвел новопоставленного епископа Александра в сан архиепископа. «В условиях широкой автономии, — отмечает в своей работе АЛЕКСИЙ II, — Православная Церковь в Эстонии, как и остальные, смогла постепенно восстановить все стороны церковного бытия: епархиальную, приходскую и монастырскую жизнь, развить духовное просвещение и религиозное образование, благотворительность и служение милосердия»17.
В начале 20-х гг. с благословения священноначалия в Риге появились студенческие религиозные кружки, заложившие основу Русского студенческого христианского движения (РСХД) в Прибалтике. Среди членов этого движения были протоирей Сергий (Булгаков); иеромонах, будущий архиепископ Сан-Францисский, Иоанн (Шаховской), Н. А. Бердяев, А. В. Карташов, В. В. Зеньковский, Г. В. Флоровский, С. Л. Франк и многие другие. С установлением в прибалтийских республиках советской власти многие из этих ревнителей Православия мученически закончили свою земную жизнь в тюрьмах и концентрационных лагерях. В июле 1923 г., воспользовавшись тяжелым положением Церкви в России, Константинопольский Патриарх Мелетий IV вручил в Константинополе архиепископу Таллиннскому и Эстонскому Александру (Паулусу) томос о принятии Православной Церкви в Эстонии как отдельного автономного церковного округа — «Эстонская Православная Митрополия» — в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Таким образом, Константинопольским Патриархатом были аннексированы Таллиннская и Эстонская епархия, часть Нарвского викариатства Петроградской епархии и часть древней Псковской епархии Русской Православной Церкви. В июле 1926 г. министерство внутренних дел Эстонской Республики зарегистрировало Устав Эстонской Апостольской Православной Церкви (ЭАПЦ), во многом соответствующий статусу и положению автокефальной Церкви.
Впервые в своей истории Эстонская Церковь столкнулась в это время с тяжелейшим явлением внутрицерковного раскола, во многом спровоцированного захватнической политикой Константинопольского Патриархата. Автор, основываясь на документах, убедительно доказывает каноническую несостоятельность подчинения Автономной Православной Церкви в Эстонии юрисдикции Константинопольского Патриархата, подробно, шаг за шагом прослеживает историю событий середины 20-х гг. и последующих десятилетий. «Прошло 75 лет со дня принятия томоса Патриарха Мелетия IV, — пишет Его Святейшество, — и мы имеем все основания утверждать, что это событие внесло разобщение между двумя Поместными Православными Церквами, нарушило братский дух их взаимоотношений, нанесло удар по единству канонической позиции всех Поместных Православных Церквей в отношении исключительного права каждой из них на свою территориальную неприкосновенность и целостность. В самой же ЭАПЦ обострились негативные процессы (межнациональное недоверие, политизация, ослабление канонического сознания); к сожалению, все это актуально и по сей день»18.
Предельно внимательно следует прочитать эти горькие страницы о временах мнимой автокефалии и схизме Эстонской Церкви. Никакими высокими словами не укрыть властолюбия и стяжательства сил, стоящих за отступление от Матери Церкви. Поневоле вспоминаешь слова пушкинского Пимена из «Бориса Годунова»: «и не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от Божьего суда». Важно, чтобы наши потомки не судили о нас так, что мы имели возможность, но не пожелали извлечь уроки из тяжелого прошлого.
С вхождением в июле 1940 г. Эстонии в состав СССР изменилось и положение Эстонской Православной Церкви и создались условия для ее возвращения в каноническое общение с Матерью Церковью. В феврале 1941 г. это воссоединение стало фактом. В январе 1941 г. митрополит Таллиннский и всей Эстонии Александр (Паулус) принес публичное покаяние в грехе раскола и сыновне просил принять его в молитвенно-каноническое общение с Русской Православной Церковью. По определению Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского Сергия, Патриаршего Местоблюстителя, в феврале того же года Эстонская Православная Церковь была воссоединена с Матерью Церковью. Тогда же митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) был назначен Патриаршим экзархом Латвии и Эстонии и пребывал в таковом качестве вплоть до своей трагической кончины в апреле 1944 г.
Почти аналогичным образом события развивались и в Латвии. В 1935 г. после кончины «мудрого и энергичного архипастыря, выдающегося проповедника», как охарактеризовал его на страницах своей монографии Святейший Патриарх, архиепископа Рижского и всей Латвии Иоанна (Поммера) произошло поглощение Константинопольским престолом очередного достояния Русской Православной Церкви — Рижской епархии и вовлечение в схизму ее дщери — Православной Церкви в Латвии. Зимой 1940/41 г. после длительных переговоров Латвийская Православная Церковь была воссоединена с Русской Православной Церковью.
Особая глава посвящена положению Православной Церкви в Эстонии в годы немецкой оккупации (1941–1944), уникальному явлению — Псковской миссии, первым послевоенным дням в Эстонии. Этот материал ценен для читателя еще и потому, что автор был очевидцем многих событий, что, несомненно, обогащает исследование.
В июле 1941 г. германские войска вторглись на территорию Прибалтики, что дало повод митрополиту Александру вновь заявить о своем разрыве с Матерью Церковью, только что простившей ему грех отпадения, и о повторном переходе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Это его решение было поддержано митрополитом Рижским и всей Латвии Августином (Петерсоном). Только три архипастыря, епископы Нарвский Павел (Дмитровский), Митавский Иаков (Карп) и Ерсикский Александр (Витол), сохранили верность Русской Православной Церкви и подчинение экзарху — митрополиту Виленскому и Литовскому Сергию. Владыка Павел сумел даже добиться согласия немецкой администрации на духовное окормление заключенных концентрационных лагерей и помощь им продуктами питания и одеждой. За ревностное архипастырское служение, важной частью которого была самоотверженная борьба со схизмой, владыка Павел в декабре 1942 г. экзархом митрополитом Сергием был возведен в сан архиепископа.
Окончательно скомпрометировав себя участием в Венском Архиерейском совещании иерархов Русской Православной Церкви (октябрь 1943 г.) во главе с председателем карловацкого Синода Анастасием (Грибановским), митрополит Александр, как и ранее до него митрополит Августин, в сентябре 1944 г. вместе с группой клириков (22 пресвитера) эмигрировал сначала в Германию, а затем в Швецию, положив там начало русской православной диаспоре. Временное управление делами Таллиннской и Эстонской епархии взял на себя архиепископ Нарвский и Изборский Павел (Дмитровский), в марте 1945 г. ставший полноправным архиереем этой кафедры.
Тогда же был совершен чин воссоединения Эстонской Православной Церкви с Матерью Церковью, миссия по исполнению которого была возложена Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием I на архиепископа Псковского и Порховского Григория (Чукова). Священный Синод Русской Православной Церкви во главе со Святейшим Патриархом Алексием I в апреле 1945 г. своим Определением упразднил Синод ЭАПЦ, учредив вместо него Епархиальный совет, и объединил Таллиннскую и Нарвскую епархии в единую Таллиннскую и Эстонскую. Было решено изъять из богослужебной практики новшества, введенные ЭАПЦ в период пребывания ее в расколе (пение кантов, хоралов и др.), а также продолжить перевод богослужебных книг и певческих сборников на эстонский язык и содействовать созданию богословско-пастырских курсов. Данное Определение и последующие постановления, по словам Святейшего Патриарха АЛЕКСИЯ II, «ни в коем случае не были направлены на ликвидацию ЭАПЦ и прекращение ее служения. Даже принятый в 1935 г. Устав ЭАПЦ никем не отменялся»19.
Конечно же, это было трудное время в истории ЭАПЦ, которая к 1949 г. лишилась 29 священнослужителей, репрессированных советскими карательными органами, из которых ни один не вернулся из заключения. Только стараниями архиепископа Павла и принявшего после его кончины вдовствующую кафедру епископа Исидора (Богоявленского, 1946–1949) был продолжен и успешно завершен многотрудный процесс послевоенного восстановления и упорядочения жизни Православной Церкви в Эстонии.
Наиболее сложной задачей для Святейшего Патриарха было освещение в отдельном разделе книги периода собственного руководства Таллиннской и Эстонской епархией: «Трудно судить о своей деятельности. Но Эстонская епархия была под моим архиерейским попечением более тридцати лет — срок для нашего быстро меняющегося времени огромный, и потому без осмысления, хотя бы самого предварительного, событий этого периода в жизни Православия на Эстонской земле, книга была бы далеко не полной»20.
С любовью и сыновним почтением Святейший Патриарх поведал на страницах своей монографии о детских и отроческих годах, проведенных им в отчем доме, когда сложилась искренняя и необоримая убежденность в том, что нет для него «иного жизненного пути, кроме служения Церкви»21.
С большой душевной теплотой рассказал о времени учебы в Ленинградской Духовной семинарии, а затем — академии, еще учась в которой он был в апреле 1950 г. рукоположен в диаконский сан. После окончания в 1953 г. Духовной школы со степенью кандидата богословия (работа была посвящена творчеству митрополита Московского Филарета (Дроздова) священник Алексий Ридигер начал свое пастырское служение в Таллиннской епархии настоятелем Богоявленского храма в Йыхви.
3 марта 1961 г. протоиерей Алексий Ридигер был пострижен в монашество в Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры. Два жребия были положены в раку преподобного Сергия — с именами святителя Алексия, митрополита Московского, и преподобного Сергия Радонежского; вытянутый жребий сохранил иноку его имя. Вскоре в таллиннском Александро-Невском кафедральном соборе он был хиротонисан в сан епископа Таллиннского и Эстонского.
Повествуя о первых годах своего архиерейского служения и личных впечатлениях от встреч со своим непосредственным священноначалием, Его Святейшество пишет: «К Святейшему Патриарху Алексию (Симанскому — М.М.)я всегда испытывал глубокое уважение. Ему пришлось пережить и нелегкие 30-е годы, и хрущевские гонения на Церковь, когда закрывали храмы, а он зачастую был бессилен что-либо сделать. С такой же проблемой столкнулся и я в первые же дни моего епископского служения в Эстонии»22. Речь в данном случае идет о попытках атеистических властей закрыть летом 1961 г. Пюхтицкий монастырь с целью его последующего разорения и еще 36 «нерентабельных» храмов. Ценой больших и самых неимоверных усилий удалось спасти эту обитель, так же как и таллиннский кафедральный Александро-Невский собор и некоторые другие храмы.
Одной из самых больших проблем 60-х гг. в Прибалтийском крае являлась также катастрофическая нехватка священников и церковнослужителей, тесно сопряженная с недостатком их материального обеспечения. Даже была такая поговорка: «Сам служу, сам пою, сам кадило подаю». Крайне угнетающе действовали и полупустые храмы, когда на службу собиралось от силы 10-15 человек. Служение духовенства было в те годы поистине подвижническим.
Самое деятельное и заинтересованное участие в решении всех этих проблем принимал епископ (с 1964 г. архиепископ) Таллиннский и Эстонский Алексий (Ридигер). Важно также отметить, что в период его архиерейского служения не возникало никаких осложнений между русской и эстонской частями клира и паствы. «Не было ни национального антагонизма, ни ненависти, эти проблемы, «искусственно созданные новым поколением священнослужителей и частью паствы, — плоды сегодняшнего дня, неумного подчеркивания своей национальной особенности и обособленности»23.
С неослабевающим вниманием относился Владыка Алексий к делам своей епархии и в последующие годы архипастырского служения. Это было и отстаивание святынь Православия от атеистических атак в 60-е гг., сохранение церковной жизни в застойные 
70-е гг., основание будущего возрождения Эстонской Церкви в конце 80 — начале 90-х гг. И все это он осуществлял, несмотря на те важные, многочисленные и ответственные назначения, которыми была ознаменована его последующая жизнь: с ноября 1961 г. — заместитель председателя Отдела внешних церковных сношений, с декабря 1964 г. — управляющий делами Московской Патриархии и постоянный член Священного Синода, с июля 1986 г. — митрополит Ленинградский и Новгородский, управляющий Олонецкой епархией с сохранением за ним управления также и Таллиннской епархией, с марта 1987 г. — председатель Конференции Европейских Церквей. Даже после избрания 7 июня 1990 г. на Первосвятительский престол Русской Православной Церкви Его Святейшество еще два года управлял Таллиннской епархией и совершал там богослужения во время своих визитов, а также на подворьях Пюхтицкого монастыря в Москве и Санкт-Петербурге.
Крайне интересным для меня как читателя явился именно этот, последний раздел книги, в котором Патриарх повествует о своем тридцатилетнем епископском служении в Эстонии. Малоизвестные, пугающие годы хрущевской реакции предстают зримо тут в тех проблемах, с которыми пришлось столкнуться начинающему епископу. Конечно, сравниваешь: и в мою бытность иркутским архиереем двадцать лет тому назад тоже приходилось отстаивать храмы от натиска атеистической власти (одних уполномоченных и секретарей обкомов было с десяток — по числу административных образований на территории епархии), но такого напора, такой жестокости, с которой столкнулся епископ Алексий в начале 60-х, мне пришлось испытать намного меньше. И как важны нам его уроки, как важен выработанный им стиль взаимоотношений с властью, благожелательный, рабочий, но никогда не переходящий незримую грань, за которой архиерей уже становится неспособным отстаивать интересы паствы, епархии, Церкви, Православия.
Пример служения Его Святейшества на Эстонской кафедре должен стать образцом для правящих преосвященных и в том, как часто архиерей должен совершать богослужения, и в том, что он должен знать все, даже самые отдаленные приходы вверенной ему епархии, и в том, как организовать управление. Первосвятитель не скрывает от нас своего архипастырского опыта, и мы должны с благодарностью пользоваться этим бесценным даром. Особую значимость книге придает раздел «Приложения», в котором впервые публикуются и вводятся в научный оборот десятки архивных документов, начиная с переписки о волнениях 1841 г., вплоть до официального томоса 1993 г. о даровании Эстонской Церкви автономии в делах управления. Столь же ценен и впервые составленный список литературы по церковной истории в Прибалтике, и уникальные фотоматериалы, многие из которых хранятся в личном архиве Его Святейшества. Книга, представляющая собой семисотстраничный фолиант, оставляет впечатление добротного научного труда, в котором автор воздерживается от поспешных выводов и точно выверяет свои определения.
Помимо чисто исследовательского значения труд Патриарха АЛЕКСИЯ II важен для нас еще по крайней мере по двум причинам. Одна из них — церковно-политическая: многострадальная Эстонская Церковь сегодня вновь расколота экстремистски настроенными националистами, и снова, как десятилетия назад, Константинополь готов в нарушение всех канонических установлений посягнуть на неотъемлемую часть Русской Православной Церкви. Но «Православие в Эстонии обретет и спокойствие, и процветание, и духовное возрастание только в единстве с Матерью — Русской Церковью. Об этом свидетельствует вся история Православия в Эстонии»24, — резюмирует Святейший Патриарх АЛЕКСИЙ II. И вторая причина: в наши дни, когда после длительного периода запретов и гонений общими усилиями российских церковных и светских ученых возрождается церковная наука, в течение многих столетий неотделимая от науки светской, когда плоды этих усилий только-только начинают появляться в виде отдельных неидеологизированных исследований по истории Церкви или масштабных публикаций (как, например, новое комментированное издание «Истории Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова) и исследование И.К.Смолича по русской церковной истории синодального периода), — появление научного труда, принадлежащего перу Первоиерарха Русской Церкви, глубоко символично и свидетельствует о стремлении Церкви преодолеть искусственные барьеры между истинами веры и открытиями ученых: «Для русской науки, особенно гуманитарной, характерна воцерковленность. Истоками своими уходящая в исполненные молитвой кельи древних русских монастырей, русская наука ... сохранила свою неразрывную связь с Церковью... »25. По инициативе, попечением и личной заботой своего Предстоятеля Русская Православная Церковь уже делает первые шаги навстречу академической науке и встречает понимание и поддержку: общими усилиями воссоздана премия памяти митрополита Макария (Булгакова), начал свою деятельность Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», объединивший в работе над уникальным справочным изданием сотни ученых из десятков городов России и зарубежных стран, привычными стали совместные конференции. И на этом пути — плодотворном пути объединения усилий — выход в свет монографии Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ II стал заметной вехой.

ОПУБЛИКОВАНО В ЖУРНАЛЕ "ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК" (№ 2(2) 1999)