СЛУЖЕНИЯ

ЦЕРКОВЬ, ГОСУДАРСТВО И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО
НА ПОРОГЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Природа Церкви такова, что жизнь в себе соединяется в ней с жизнью для других — по закону Божиему, по установлению Самого Иисуса Христа, Его заповедям.

С одной стороны, Церковь не нуждается в обществе, потому что сама, по определению святителя Филарета Московского, «есть от Бога установленное общество человеков, соединенных православной верой, законом Божиим, священноначалием и Таинствами», т.е. общество спасающихся, сообщество чад Церкви, следующих за Христом. Это малое стадо идет своим путем, путем Христа, и ищет, прежде всего, Царствия Небесного, которое «не от мира сего». Эта внутренняя, таинственная жизнь Церкви благодатно протекает вне зависимости от внешнего мира, она с «радостью и веселием» воспринимает и поношения, и гонения, и злословие. Для протекания этой жизни Церкви не нужно от общества ничего: святые мужи и жены спасаются и спасались и в пустынях, и в горах, и на столпах, и на островах морских в полном уединении.

С другой стороны, жизнь Церкви обращена к миру. Это служение, которое возложил на Церковь ее Основатель, наш Господь Иисус Христос. Подобно теплым лучам солнца, светящим как для зрячих, так и для слепцов, Господь дарует свою помощь праведникам и грешникам, верным сынам Своим и заблудшим мира сего. «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас», — сказал Господь (Мф. 11, 28). В Церкви «всяка душа живится» — и готовящегося к бою солдата, и утомленного труженика, и терзающегося руководителя, и вдовы, и сироты.

Но помимо утешения Церковь служит обществу еще и тем, что предлагает ему хранящийся в ней бесценный дар - нравственный идеал. Это чрезвычайно важно для реальной жизни общества. Без ясно очерченных нравственных ценностей, без идеалов общество быстро деградирует, доходя до животного состояния. Общество потребления без каких бы то ни было нравственных ценностей не остановится, пока не «потребит» само себя. Что может остановить это нравственное падение? В ХХ в. нашему народу предлагались разные ценности: сначала социальная справедливость (мир народам, фабрики рабочим, земля крестьянам), затем — мировая революция, но отвлеченные, никак не связанные с реальной, личной жизнью человека идолы не смогли заменить вековые, традиционные ценности Православия.

Так и не привившийся в советском обществе моральный кодекс пытался карикатурно повторить христианские заповеди, но такая попытка была обречена на провал. И не потому, что его авторы, неуклюже переписавшие Нагорную проповедь, были бесталанны. Без зримого образа нравственного идеала, без Христа, без Церкви, исповедующей Христа, всякое копирование выхолощенных нравственных ценностей христианства не обманет людей. Не может быть христианской нравственности без Христа. Вроде бы общество начинает это понимать.

Насколько мне известно, в программе недавно созданного «Центра стратегических разработок» предполагалось предложить обществу новую систему ценностей, но в представленный документ этот раздел не вошел. Попытки ученых совместить либеральную направленность экономической программы, сориентированной на сомнительные нравственные ценности «открытого общества», с традиционными представлениями русского народа о нравственности успехом не увенчались.

Оказалось, что предложить экономическую программу значительно проще, чем создать новую систему нравственных ценностей. И можно с уверенностью сказать: без Православия, без его высоких идеалов нравственности общество уже не обойдется. А значит, назрел диалог между Церковью и обществом по нравственным вопросам. И не стоит бояться, что нравственные идеалы Церкви слишком высоки для современного общества. На то он и идеал, чтобы, оставаясь недостижимым, быть ориентиром для любого, самого уважаемого или занимающего самое высокое положение в обществе человека. Довольно воздвигать себе рукотворных кумиров и потом смущаться при их падении.

Поэтому, когда речь заходит о Церкви, государстве и обществе, нужно говорить о государственном институте, властном институте и его отношении к Церкви. Я имел возможность воочию, на практике убедиться и прочувствовать, что означали те многие декларации, которые регламентировали жизнь Церкви в нашем государстве. Когда я приехал в Воронежскую епархию — место, где, по благословению Церкви, несу послушание, это был 1982 год. Во время первой встречи в этот же день с уполномоченным Совета по делам религий он мне сказал: «Кафедральный собор в Воронеже, уважаемый Владыко, закрывается, и там будет музей. Поэтому я прошу Вас этот вопрос больше не поднимать, он решен и обсуждению не подлежит». И когда я, епископ, назначенный на эту авторитетную кафедру, впервые услышал такие слова, вы можете представить мое состояние, что я мог ощутить.

И в это время рядом с собором, для того чтобы подтвердить твердость принятого решения, закладывается огромный фундамент драматического театра, второго в городе, который по сей день представляет некую строительную абракадабру. Конечно, я не мог смириться с этим. Я представлял Церковь и понимал, что если бы вопрос касался устройства каких-то моих личных дел, если бы, например, сказали, что мне жить негде, — я бы с этим смирился. Но когда речь шла о том, что кафедральный собор будет закрыт (а он был освящен сразу после войны, в это трудное, сложное время для нашей страны, и теперь, в благополучные 80-е гг. его не будет!), я, естественно, прилагал все усилия к тому, чтобы приостановить это безумие. Я обратился в Совет по делам религий, но по возвращении из Москвы услышал от того же уполномоченного: «Это они пусть там решают, в Москве, а у нас, в Воронеже, будет вот так». Для чего я привел этот малый пример? Чтобы еще раз подчеркнуть, что Церковь несет свое служение в обществе вне зависимости от того, расположено это общество к ней или нет.

Другой пример: Липецкая область. Приезжаю в Липецк, а мне говорят, что звонить в колокола почему-то у них запрещено. Но это же не является нарушением современного законодательства, более того, входит в каноническую жизнь Церкви! На этот мой довод ответ был кратким: «Бросьте эти выдумки с канонической жизнью Церкви и не ссылайтесь ни на какие законодательства. Какие мы примем решения, так и будет!» Я впервые перед такой авторитетной аудиторией говорю об этом, поскольку, рассматривая прогнозы церковно-государственных отношений, необходимо помнить и о практической плоскости. Это были «красивые» законодательные акты, молниеносно работающие на государство против Церкви. Говоря о надеждах в третьем тысячелетии, необходимо помнить всем нам об опыте недавнего прошлого и о тех искушениях по владычеству над Церковью, которые не выдержала ни одна из властей за многовековую историю России.

Даже в «национализации» Российского Православия таилась грозная опасность: государство, именуясь христианским в течение последних пяти веков, стало использовать Православие как идеологию, но не предоставило Церкви реальной свободы. Результат общеизвестен: массовый уход религиозно активных людей в раскол в XVII в., столь же массовый уход из Церкви представителей всех сословий, не желавших воспринимать христианское учение в качестве формально-обязательной идеологии, в XIX в. Этот трагический, не по вине Церкви произошедший надлом между нею и миром сохранился в России и по сей день, несмотря на поразительный рост русского религиозного духа (возрождение монашества и национального российского уклада жизни), несмотря на появление утонченной религиозной философии, которой мог бы гордиться любой самый древний и великий народ, несмотря на бесценные, уникальные, мало известные памятники церковного искусства: иконопись, музыку, литературу, живопись, архитектуру.

По словам святителя Тихона, Патриарха Всероссийского, «грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь русских людей, грех сделал то, что Господь, по слову пророка, отнял у нас посох и трость. Грех тяжкий, нераскаянный грех вызвал сатану из бездны извергающего ныне хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего ныне гонения на Церковь». Это цитата из его послания в августе 1918 г.

Сегодня Церковь получила определенную самостоятельность, свободу, она имеет возможность расширить свое изначально присущее ей каноническое поле общественной деятельности — благотворительное, социальное, миссионерское служение. 

Безусловно, многие сознают, что живем мы уже не в православном и не в русском государстве, хотя в православной и русской стране. Безусловно, многие понимают, что для государства с точки зрения закона православные все еще остаются чужими, наравне, к примеру, с кришнаитами, адвентистами или последователями «Нью эйдж». И даже еще более чужими, потому что «свои потерпят» — как осмеливаются по-прежнему полагать в бюрократических структурах.

Конечно, государство, не знающее христианства вообще и Православия в частности, вряд ли может постичь мистическую природу Церкви как Тела Христова, но социальную природу, как совокупность всех христиан данной земли, оно понимать обязано. Эта обязанность наглядно воплощается в попечении Российского государства над изданием «Православной энциклопедии», во многих мероприятиях из плана работы Юбилейной комиссии по подготовке и проведению празднования 2000-летия Рождества Христова, в возрождении поруганных и разрушенных святынь, уважительном отношении к Церкви и ее священноначалию в целом. Однако типология церковно-государственных отношений, которая наиболее зримо просматривается на уровне руководящего звена, далеко не однородна.

Я встречаюсь с таким явлением, когда многие руководители, государственные и региональные, стремятся бескорыстно помогать возрождению Церкви. Они участвуют в строительстве и реставрации храмов, способствуют тому, чтобы жизнь Церкви имела свое законодательное очертание. При этом действуют без всякого желания вмешиваться во внутрицерковные дела. Пример тому — мэр Москвы Ю.М. Лужков, который активно, серьезно и плодотворно сотрудничает с Церковью, бескорыстно помогая ей.

Но есть немалая часть государственных мужей, которые или пытаются использовать Церковь в своих целях, или оказывают такие «знаки внимания», которые из-за своей формальности и неубедительности не воспринимаются всерьез никем. 

Приходится иметь дело и с таким явлением, когда руководители региона, помогая Церкви в каком-то аспекте ее жизни, потом, через определенный промежуток времени, говорят мне или моему собрату, правящему архиерею: «Вот мы Вам помогли в строительстве храма, так Вы отца Ивана переведите на место отца Петра, а отца Петра переведите на место отца Ивана. Мы же Вам помогли в реставрации, вот вы и переведите его, этого отца Ивана, на место отца Петра».

Могу привести еще один пример. В одном из сибирских городов, думаю, для многих это не новость, при помощи властных структур и предпринимателей, людей, как мы говорим, имеющих сегодня деньги, построены православный храм и, по-моему, даже мечеть. Казалось бы — положительная реалия сегодняшнего дня. Но спонсировавшие строительство этого храма не удовлетворились решением правящего архиерея, отказавшегося дать батюшку, которого они просили, и теперь сдают церковь в аренду одному из епархиальных управлений Московского Патриархата. Сдача в аренду храмов — это новый образчик взаимоотношений государственных структур с Церковью. Конечно же, и то и другое — уродство, которое не должно иметь места в жизни нашего общества, нашей Церкви.

Я не хочу останавливаться на примерах индифферентного отношения, которые сегодня встречаются в практике сплошь и рядом, когда насущные чаяния Церкви, а значит, доброй половины российского общества, ставятся в один ряд с проблемами, далекими от сферы духовной.

Безусловно, не сегодня и даже не в советское время все это появилось. В истории дореволюционной России мы видим ряд периодов, когда «симфонические» отношения Церкви и государства давали мощный толчок развитию общества. Принято считать, что это может относиться только к допетровскому периоду нашей истории. Однако это не так. В качестве поучительного примера «симфонии властей» на личном уровне можно вспомнить отношения святителя Митрофана Воронежского и преобразователя России императора Петра I. Царь прислушивался к советам Святителя не потому, что Православие было государственной религией, а в силу его высочайшего нравственного авторитета. Именно на этом пути можно ожидать благоприятного для нашего Отечества развития отношений Церкви и общества.

Однако те же реформы Петра I, узаконившие вторжение государства в каноническую жизнь Церкви, не только изменили принцип церковно-государственных отношений, но и привели к изменению самосознания, если не Церкви в целом, то значительной части ее иерархии. Упразднение патриаршества и замена его псевдоколлективным управлением — Святейшим Синодом со штатным сотрудником, обер-прокурором, явились скрытым принятием некоего «Акта о верховенстве» государственной власти над Церковью. Церковь была включена как один из департаментов в государственный механизм, а Православие стало одной из составляющих государственной идеологии.

Беда не в том, что Русская Православная Церковь, пережившая трагедию, не вступила в открытую борьбу с властью. Это означало бы, безусловно, новый конфликт, новую трагедию, а может быть, и новый раскол в то время. Беда в том, что священноначалие внутренне смирилось с узурпацией государством духовной территории Церкви. Так постепенно размывались в общественном сознании границы Церкви и государства, государства и Церкви. «Государственная Церковь» связала себя с существующей формой политической власти — самодержавной монархией, происходила утрата внутренней дистанции между Церковью и государством, того православного отношения, которое протоиерей Сергий Булгаков называл «аскетическим приятием мира», включая в него все аспекты государственно-общественной жизни. «Аскетическое приятие» означает трезвенное хранение изначальной истины о том, что Церковь иноприродна, что ее цель — оцерковить мир, а не принимать его государственные правила и установки.

Отношения между Православной Церковью и Советским государством строились не по декларируемому «Закону об отделении Церкви от государства», а по идейным понятиям новой власти. Государство общалось не с Церковью, а с «религиозными объединениями православных» через институт уполномоченных, точнее, надзирателей, зорко следивших за тем, чтобы церковная жизнь ограничивалась богослужением; социальное служение и даже благотворительность внутри прихода запрещались.

Такой вариант «отделения Церкви от государства» — уродливая гримаса советских времен. И говорить о каком-либо правовом порядке в этот период не приходится.

Изменение политического режима изменило и положение Православной Церкви в российском обществе. Церковь получила статус юридического лица, смогла восстановить нормы канонической жизни, возродить социальное служение и общественную деятельность.

Новые исторические реалии требуют адекватного построения церковно-государственных отношений. Существует два соблазна как для Церкви, так и для государства. Во-первых, соблазн для Церкви — вернуться под крыло государства, а для политиков — соблазн рассматривать Православие как возможную составляющую национальной идеологии. Во-вторых, стремление, которое наблюдается в радикально-либеральных кругах, — оттеснить Православную Церковь на обочину общественной жизни, толкуя это как отделение государства и школы от Церкви «по понятиям» на сей раз наших бывших врагов и других новоявленных истолкователей. Реанимируется идея посредника между светским государством и религиозными организациями.

Хотелось бы верить, что наступление нового века положит начало новым отношениям Русской Православной Церкви и российского общества, отношениям, основанным на взаимном уважении и осознании ответственности перед русским народом.

Но пока общество не оставляет своих попыток подчинить себе управление Церковью. Да, теперь государство у нас демократическое, и оно использует иные инструменты для давления на Церковь. В последние годы мы не раз были свидетелями массированных атак средств массовой информации на Церковь с целью повлиять на то или иное ее каноническое решение. Дело доходило до того, что различные направления прессы боролись между собой за влияние на священноначалие. Мы не сомневаемся, что подобные попытки внесения в церковное устройство не свойственных Церкви демократических, а правильнее, митинговых начал, не дадут их вдохновителям и организаторам желаемого результата.

Что же нужно Церкви от общества? Церкви нужна свобода. Свобода исповедания неповрежденной веры и возможность нести свое служение. Мы с оптимизмом смотрим в наступающий век, ожидая кардинального улучшения отношений Церкви и общества.

Постараемся кратко сформулировать, какие отношения Церкви, государства и общества нам представляются плодотворными и перспективными в условиях современности.

1. Громадные духовные ресурсы Церкви остались в большинстве своем не востребованными обществом. Можно ожидать, что в наступающем техногенном, перегруженном информацией веке духовные потребности общества будут только возрастать. Российское общество имеет в лице Русской Православной Церкви опытного духовника, способного и в новых реалиях окормлять свою паству. Весь вопрос в том, сумеет ли общество осознать это.

2. Укрепление позиции Православной Церкви в государстве обогатит общество. Влияние и роль Церкви должны возрастать не за счет преимуществ, льгот или прямого, посредством создания партий и движений, участия Церкви в политической жизни страны, а путем повышения нравственного авторитета духовенства и мирян.

3. Церковь — едва ли не единственный существующий на протяжении всей истории России современный общественный институт, который своей поддержкой легитимирует пошатнувшуюся государственную власть, тем самым внося свою лепту в повышение стабильности общества.

4. Перед Церковью еще более остро в грядущем веке будет вставать проблема совмещения демократических начал, соответствующих окружающему обществу, со строгой иерархичностью. 

5. Помимо Православия, возрастающим влиянием в обществе должны обладать традиционные для России религии, стабилизирующие общество.

Для того чтобы отношения Церкви с государством стали адекватными, Церковь должна осознавать свою инородность, одновременно не забывая своего предназначения в мире, а государство должно принимать в расчет то, что, по опросам общественного мнения, около 52 % российских граждан называют себя православными1. Светский характер государства не является препятствием для достижения соглашения между Церковью и государством о сотрудничестве в тех сферах жизни, в которых Церковь традиционно осуществляла и осуществляет социальное служение, благотворительность, просвещение и т.д. Соглашение о сотрудничестве должно быть закреплено в правовом поле, чтобы разработка и осуществление совместных просветительских и социальных программ не зависели от симпатий или антипатий власть придержащих.

Опубликовано в журнале "Исторический вестник" № 5-6(9-10) за 2000 год