СЛУЖЕНИЯ

ГЛАВНОЕ ПРАВО - БЫТЬ СВОБОДНЫМ ОТ ГРЕХА

— Вопрос о свободе совести имеет несколько граней. Среди них можно выделить религиозную, юридическую и общественную. По православному учению, совесть – это голос Божий в сердце человека. Она, как начало духовное, по природе своей свободна, хотя грех замутняет ее. Если наш разум пленяется душевными страстями, он лукаво искажает образ добра, тем самым усыпляет нашу совесть. Если совесть не свободна, если она в плену ложных представлений, никаким внешним принудительным способом пробудить ее невозможно. Вера или неверие, выбор духовно-нравственных ценностей в конечном счете зависят от самоопределения человеческой личности. По словам преподобного Антония Великого, основателя восточного монашества, «вера есть свободное убеждение души в том, что говорит Бог».

В юридическом смысле «свобода совести» – это право человека, т.е. личное, субъективное, исповедовать различные религиозные взгляды или быть атеистом, иными словами – открыто выражать свои убеждения. Утверждать однозначно, что в узко-правовом значении «свобода совести» является «естественным правом человека», нельзя. Человек с замутненной совестью может иметь такие религиозные, точнее псевдорелигиозные, убеждения, проповедь которых несовместима с общественными морально-этическими нормами или прямо подпадает под статьи Уголовного кодекса. Единственное несомненное право человека в области религиозной – это быть огражденным от насилия: недопустимо, например, принуждать человека формально «числиться в верующих» или насильственно осуществлять атеистическое воспитание. Сегодня мы, слава Богу, не можем говорить о притеснениях или запрещениях исповедовать открыто свою веру. Скорее наоборот, следует говорить о защите чистоты веры и уж совсем парадоксально о невмешательстве религий или псевдорелигий в политическую и другие сферы жизни нашего общества.

Нельзя не сказать и об общественном значении права на свободу совести. Очень часть это право понимается достаточно узко, или же выносится как всеми видимое знамя, когда люди не желают мириться, как им кажется, с произволом и бесправием. Если вспомнить историю, то многие революционеры-вольнодумцы и всевозможные тайные общества не только утвердили в истории само понятие прав человека, но и умело манипулировали общественным сознанием, ухватившись за лозунги о правах человека вообще и о свободе совести в частности. Это и Французская революция, и несколько страниц Английской истории (включая и современную ситуацию в Северной Ирландии), и Российские роковые 1905 и 1917 годы.

На рубеже веков мы пришли к некоему этическому парадоксу: говоря, даже требуя то или иное право, мы забываем о нерелигиозном происхождении данного понятия. Увы, все чаще и чаще права человека рассматриваются вне Божественного источника всякой человеческой жизни. Об этом забвении, кстати, напомнил Святейший Патриарх Московский и всея Руси АЛЕКСИЙ II в посланиях в связи с принятием Хартии фундаментальных прав Европейского Союза отметил «недостаточную выраженность духовно-нравственных оснований человеческого достоинства, а также практически полное игнорирование вопроса о моральной ответственности личности и об осознании ею своих обязанностей, неразрывно связанных с правами».

В наши дни острота проблемы прав человека увязывается современным общественным сознанием с достигнутым уровнем цивилизации, идеалами социальной справедливости и даже с системой международной безопасности. Но все дальше мы уходим от главного права человека — быть свободным от греха, а стало быть от недостойных человеческой личности дел, поступков мыслей, а это то единственное право, позволяющее человеку совершенствовать свою личность, созидать высоконравственное общество, в котором будет подлинное право и свобода.

Необходимо учитывать, что религия не может быть сугубо частным делом гражданина, поскольку она предполагает не только личные убеждения, но и действия в соответствии с этими убеждениями. А эти действия могут попирать права других людей или быть разрушительными для общества.

— Да. На исходе XX века религиозный экстремизм стал реальной угрозой, которая дестабилизирует политическую ситуацию в мире: Ближний Восток, Афганистан, Балканы, Индонезия, Чечня, Индия, некоторые страны Африки. Это терроризм, который не ведает границ. Но, думается, что сам термин «религиозный экстремизм» не точно обозначает суть этого явления. За религиозным фасадом скрываются финансовые, политические, геополитические интересы различных группировок и кланов. Например, правильнее было бы говорить не об угрозе «исламского фундаментализма», а о разыгрывании исламской карты, что к исламу, как религии, прямого отношения не имеет.

Спровоцировать вспышку фанатизма легче всего тогда, когда голос совести умолкнет. В таких случаях идеология фактически подменяет веру.

— Действительно, в нашем законодательстве отсутствует термин «тоталитарная секта». Недавно в новой версии французского Закона о свободе совести появилось юридическое определение – «тоталитарная секта». Это вызвало шквал негодующей критики со стороны либеральной общественности. Но закон призван ограничивать своеволие (по Иммануилу Канту — негативную свободу) индивида, поскольку существует он не на необитаемом острове, а в обществе. Я уже говорил, что личные убеждения могут быть аморальны, а действия в соответствии с такими убеждениями преступны. Если государство должно заботиться о физическом здоровье народа, то психическое и духовное здоровье не менее важно. Современные тоталитарные секты, как правило, представлены так называемыми «новыми религиями», а точнее было бы сказать — псевдорелигиями. Много примеров, когда основатель сегодняшней «новой религии» либо шарлатан, преследующий корыстные цели, либо человек с больной психикой, за спиной которого стоит команда дельцов, извлекающих прибыль и прикрывающихся вывеской «религиозной организации». Главный способ вербовки адептов новых религий – это использование специальных методов психологического воздействия, которые в конечном счете порабощают волю рядовых членов секты, превращая их в послушных исполнителей воли "харизматического" лидера (или тех, кто за ним стоит).

Право человека на убеждения законодательно ограничить нельзя, но права организации ограничить можно. Приведу пример: если некий Сергей Торопов убедил себя, что он уже не Сергей, а Виссарион, «новое» воплощение Христа, то это вопрос не права человека в области религиозной свободы, а психиатрии. Но когда Виссариона стала раскручивать команда умелых имиджмейкеров, соответствующим государственным структурам следовало бы обратить внимание на то, к чему призывает новый «мессия» и какие суммы получаются от отчуждения имущества тех наивно-невежественных людей, которые устремились за Виссарионом в тайгу спасаться от грядущей катастрофы и стать родоначальниками новой «великой расы».

— Не совсем так. Я уже говорил о давлении на личность. Социальные потрясения у многих вызывают чувство психологической напряженности, растерянности, утраты привычных ценностей. Если добавить к этому религиозное невежество (результат семидесятилетней борьбы с «опиумом для народа»), то возникают благоприятные условия для темных ловцов человеческих душ, которые успешно используют современные методы манипулирования сознанием.

Однако поборники прав человека на свободу совести почему-то забывают о правах детей — праве на жилье, на получение нормального образования, на медицинское обслуживание — одним словом, о правах на нормальное детство. Проблема обездоленного детства, я думаю, сегодня должна стать первоочередной для всего общества в связи с глобальным рассмотрением права на свободу совести.

Существует еще один момент, который нельзя обойти молчанием. Имеет ли право на государственную регистрацию организация, именующая себя религиозной, если основным тезисом в ее вероучении является утверждение лидера: «Я – бог», или «Я – воплощение бога». Заметьте, что никто из «божественных учителей» никогда не объявлял себя реинкорнацией пророка Мухаммеда. За это можно поплатиться головой. Что же касается Виссариона, то ему опасаться не приходиться. Но означает ли это, что законным образом допустимо оскорблять религиозные чувства миллионов христиан?!

— О сильных и слабых сторонах закона 1997 года уже много говорили и писали. По сути, новый Закон стал робкой модернизацией Закона 1990 года, который был, в основном, сориентирован на американскую модель отношений между государством и религиозными конфессиями. (Стоит заметить, что всемирная типология государственно-конфессиональных отношений весьма обширна и не ограничивается лишь американской схемой.) Но мечтательность, а не только узость законотворчества —опасная вещь. Нельзя игнорировать исторические реалии. Американский народ сложился как нация своим путем, принеся на новый континент свои верования и культурные традиции. Россия же — страна с тысячелетней православной духовностью: корни русской культуры, национального самосознания лежат в Православии. Включенные в состав Российской Империи регионы: Кавказ, Сибирь, Туркестанский край или этносы, подобные осевшим в Поволжье немцам, где культурообразующими религиями выступали, например ислам, буддизм или баптизм, не изменили модель российского общества прошлых веков. Искусственно насаждаемый стараниями зарубежных миссионеров религиозный плюрализм, на мой взгляд, воспринимается с трудом и не способствует общественному согласию. Если перед законом все граждане, независимо от их религиозных убеждений равны, то уравнять в общественном сознании культурообразующую религию и новые религиозные организации западного происхождения – это очередная утопия.

Так, статья 3 Федерального Закона содержит ряд чисто декларативных пунктов. Взять хотя бы пункт 1 о свободе «иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними». Мы уже отмечали, что действия могут входить в противоречия не только с нормами общественной морали, но и с Уголовным кодексом.

А вот пункт 2 говорит как раз об ограничениях «в той мере, в какой это необходимо». Однако меру необходимости на практике приходится определять региональным властям, поскольку в самом Законе нет юридически обоснованных норм. Например «защита нравственности, здоровья, прав и законных интересов человека и гражданина». Как в этом случае трактовать запрет Свидетелями Иеговы на переливание крови по религиозным убеждениям или проповедь «естественной любви» у Виссариона? Закон предоставляет право по религиозным убеждениям требовать замены военной службы альтернативной гражданской, но закон об альтернативной службе еще не принят Госдумой. Проблему представляет глава IV Федерального Закона: надзор и контроль за исполнением законодательства о свободе совести. Контроль возложен на органы прокуратуры Российской Федерации, что физически очень сложно осуществить. Чтобы реально контролировать деятельность многочисленных новых религиозных организаций и объединений, надо иметь огромный штат специальных сотрудников. Безусловно, в сложившейся ситуации, когда речь уже идет о религиозной безопасности, необходим и новый закон или даже комплекс законов, и, что не менее важно, — духовно-нравственное и культурное просвещение, которое может быть достигнуто только совместными усилиями Церкви, государственных, образовательных, общественных учреждений и организаций. Русская Православная Церковь проявляет такую озабоченность в последнее время достаточно активно и явно. Вопросы религиозной безопасности и свобода исповедания веры не раз становились предметом Соборных решений, заявлений Святейшего Патриарха, приводили к созданию соответствующих церковных и епархиальных структур, в частности, образованию в прошлом году Историко-правовой комиссии. Есть немало положительных примеров, когда и государство осознает свое призвание обеспечить человеку право на осознанный выбор религиозных убеждений и одновременно оградить его от психологического насилия. В этом заинтересованы мы все.

— Владыка, благодарим Вас за беседу.